Каждый, кто родился в Чернигове или длительное время жил либо живет здесь, не мыслит своего города и собственного существования в нем без красавицы-Десны. Иногда от черниговцев можно услышать: «Что нам Днепр — у нас Десна!». Кажется, так было всегда... «Зачарована тиха Десна» вдохновляла многих поэтов.
Дань любви и уважения Десне отдал и Роман Бжеский (1897—1982). Он родился в Чернигове, умер в Детройте (США), потому что принадлежал к поколению изгнанников с Родины, которые должны были после поражения украинской освободительной борьбы спасаться от большевистско-российских оккупантов на чужбине. Он был активным участником событий Украинской революции «неруководящего уровня», всю свою жизнь преданно исповедовал националистическую идеологию, оставил после себя богатое наследие в виде многочисленной исторической и литературоведческой публицистики, рецензий, не чурался и поэтического творчества.
Романтизмом пронизаны его воспоминания о детстве в Чернигове и о Десне. В газете «День» уже печатался отрывок из рукописных мемуаров Р. Бжеского, любезно переданных дочкой мемуариста П. Маргаритой Андраде-Бжеской для обработки и подготовки к печати. Ниже представлены фрагменты, связанные с Черниговом и Десной, взятые из первой части, названной «Утро».
Итак, любовь к Десне Г.Бжескому, еще мальчику, привили дедушка по матери и отец. «Дедушка был не только увлеченным рыбаком, но и большим любителем голубей. С весны и до самой осени он не менее четырех дней в неделю проводил на Десне.
Предприниматель Александров построил очень большие купальни с просторными семейными «номерами», немалым количеством одноместных помещений, а также двумя большими залами — один для женщин, а второй для мужчин. Тогда еще в основном купались без купальных одежд, потому все это было необходимо. Купальни были прикреплены к берегу, а вокруг номеров тянулся над водой помост шириной полтора метра. На нем со стороны, которая выходила на реку, такие любители-рыболовы имели свои места, откуда ловили рыбу. Глубина реки вдоль помоста достигала девяти — одиннадцати метров.
Каждый «номер» — комнатка, часть которой занимал помост со скамьей, на котором можно было раздеваться, а остальное занимал «бассейн», с деревянным полом, спущенным в воду с учетом того, чтобы человеку среднего роста вода достигала выше груди».
Кстати, до сих пор было лишь в общих чертах известно о существовании в дореволюционном Чернигове купален Александрова. Теперь, благодаря воспоминаниям Бжеского, у нас есть подробное описание их как важной составляющей жизни города столетней давности. Купальни стали для юного Романа местом, где он преодолел одно из фундаментальных препятствий для человека — научился плавать. Но не только само купание в реке привлекало парня. Деснянские черниговские пейзажи повлияли на эстетическое восприятие мира Романа Бжеского. Воспоминания о них и родительский дом сопровождали его всю жизнь. Бжескому везде виделась Десна.
Как и любая большая река, Десна навеивала юноше мечты о приключениях. Временами — достаточно авантюристские (как у Марка Твена). Было время, когда Р. Бжеского оставили в Черниговский гимназии на второй год. Тогда он «начал считать, что тщательно учить лекции — ниже моего достоинства и спасло меня от отупения и невежества только чтение. Под воздействием книжек я мечтал о далеких путешествиях, интересных приключениях, но меня интересовала также не только окружающая природа, а познание мира и подготовка к научному труду. Я сначала читал научно-популярные труды, а затем переходил к трудам научным, которые не бросал до тех пор, пока не начинал хорошо разбираться в написанном там. Но я хотел также попробовать пожить на лоне природы. Это стремление появилось под влиянием одной книжки, которая случайно попала мне в руки, приобрело отчетливые формы. Среди «бесплатных приложений» к журналу «Вокруг света» был сборник произведений Эрнеста Сетона-Томпсона. Эти чрезвычайно талантливо написанные и интересные произведения из жизни преимущественно диких животных — очень увлекли меня...
Но произведение упомянутого автора «Маленькие дикари», в котором описана жизнь и приключения нескольких ребят, попробовавших прожить пару месяцев так, как жили индейцы, — вызвал пылкое желание и самому попробовать пожить среди природы без какой-либо опеки и помощи.
Я подыскал себе двух товарищей, и мы начали подготовку к такой жизни. Сначала купили рыбацкую лодку (баркас), потом пристроили обтянутую брезентом будку над лодкой, подобную тем, которую мы видели на цыганских телегах. Смастерили с помощью одного рыбака под кормой шкафчик, в котором должны были складывать пищу и рыбацкие снасти. Потом с большим трудом приобрели охотничье ружье и пошили из крестьянского сукна себе свиты, а на носу лодки прикрепили карбидный фонарь от велосипеда.
Все это дело, однако, закончилось печально. Мы начали исчезать надолго из дома, на достаточно длительное время, возвращаясь порой под утро (ведь мы готовились к серьезным испытаниям), что, конечно, обратило внимание родителей. Но было еще одно дело. На покупку всех вещей я отдал лишь ту, не очень большую сумму, которую мне на разные случаи дарили родители, бабушка и дедушка, но этого было слишком мало. Почти девять десятых денег дали мои товарищи (братья), и потому они считались полными владельцами всего приобретенного. Их отец был владельцем пекарни и кондитерской. Как оказалось, они необходимые деньги просто «добывали» из кассы. Их отец через некоторое время заметил это и, по каким-то своим соображениям, пошел к директору с жалобой. Директор вызвал обоих родителей, и дело закончилось тем, что отец моих товарищей продал все нами приобретенное, а своих сыновей забрал из гимназии. Относительно меня, то мне была «начислена» ремнем надлежащая заплата «в натуре», а кроме того я получил от отца предупреждение, что если не поправлюсь и не начну учиться — то меня отец заберет из гимназии и отдаст учиться какому-то ремеслу».
В процессе взросления развлечения на Десне приобретали, так сказать, системность — юноши нашли способ реализации своей фонтанирующей энергии безопасным для общества и приемлемым для родителей способом. Колоритное описание похождений Бжеского и его друзей очень уж напоминает современную черниговскую молодежь.
«По достижении 15 лет я подобрал себе окружение из нескольких школьных товарищей, и мы начали вместе ходить на Десну. Придя на берег, мы направлялись к уже упоминавшемуся Александрову, который, кроме купален, арендовал лодки в большом количестве разного рода и размера. Мы, конечно, брали лодку на целый день — это стоило дешевле, чем почасово, а нам, как постоянным клиентам, тем более клиентам с достаточно пустыми карманами, он делал специальную скидку.
Мы, конечно, переплывали Десну, а затем вдоль ее низкого незаселенного (потому что вода заливала его весной) берега плыли против течения, гребли по очереди, пока не устанем, а затем находили себе живописный уголок (а таких на Десне было предостаточно), присаливали к берегу, вытягивали на берег лодки и начинали купаться. В те счастливые времена не были еще распространены в Чернигове никакие купальные костюмы, и ребята, «в чем мать родила» бежали с шумом и возгласами в холодную воду. Мы все умели плавать, и потому не волновались относительно того, «глубоко» ли там, только следили, чтобы не попасть в водоворот, о существовании которых мы слышали. Чтобы на поворотах реки, особенно там, где она сужалась, не отплыть далеко от берега, потому что в таких местах преодолевать течение было нелегко. Накупавшись вволю, принимались уплетать принесенную из дома еду, а насытившись и полежав на солнышке, снова начинали резвиться.
Порой, вымазавшись илом и вооружившись копьями из лозы, делали вид чернокожих дикарей, а наигравшись — снова бросались в объятия Десны. Возвращались, конечно, когда уже начинало смеркаться, пели по дороге «Реве та стогне Дніпр широкий...», «Ой у лузі червона калина...» или какие-то другие песни.
Когда мы, ребята, сыновья того народа, возвращались на лодке в город, почти всю дорогу, хорошо или плохо, — но пели! Лодка плыла по воде почти без нашей помощи, царила тишина, которую нарушал только плеск волн, слегка ударявшихся о лодку, и со всех концов реки, из лодок, идущих в разных направлениях, из прибрежных садов «черниговской» стороны доносилось пение. Десна, замечтавшаяся или веселая, пела... И как это ни странно, хоть город был «обмосковлен», и даже независимые от власти мещане уже не говорили на украинском языке, лишь на каком-то жаргоне — звучали почти исключительно украинские песни, те песни, которые слушала Десна в течение многих сотен лет.
И теперь я не раз задавал себе вопрос: может, потому и мы, мальчишки, просто наследуя других, пели наши песни? Но, вспомнив прошлое, каждый раз решительно отрицал это предположение. Возможно, три четверти тех парней не только не умели петь, но и зачастую не имели на слуха, ни голоса. И даже когда над ними безжалостно смеялись более музыкальные товарищи, — они воодушевленно продолжали «петь», и это пение было пением души, воспеванием красавицы-Десны, восхищением летним вечером, юношеской жизнью и высказыванием тоски по чему-то неведомому...»
Об особенной роли Десны для Чернигова и его жителей неоднократно вспоминал известный украинский историк Сергей Лепявко — автор самой фундаментальной книги о Чернигове. В частности, о периоде конца ХІХ — начала ХХ в. он писал: «Большое значение в жизни города имела Десна. В течение столетий она служила важным путем сообщения, давала черниговцам рыбу, воду для питья и служила местом отдыха... В течение ХІХ в. постепенно росло экономическое значение Десны как транспортной артерии». В то же время, правдой является и то, что Чернигов был основан не на Десне, а на берегу другой реки, ее притока — Стрижня. Впоследствии Десна проложила новое русло и вплотную приблизились к городу. Можно сказать — это река выбрала город, пленив его горожан, в значительной степени повлияв на их характер и образ жизни, о чем и свидетельствуют воспоминания Романа Бжеского.
