120 лет назад, в октябре 1882 года, в городе Елисаветграде в Зимнем театре премьерой «Наталки Полтавки» в постановке Марка Кропивницкого, в которой дебютировала Мария Заньковецкая, фактически началась история украинского профессионального реалистического театра. Непростая судьба ожидала и труппу, и актеров. Были тернии, но была и слава. Это они во времена разгула имперской политики и шовинизма ездили в Петербург «...засвидетельствовать, что жив еще 30-миллионный украинский народ», это они вынесли на сцену его разочарования и унижения, они клеймили недостатки смехом любви и сопереживания, возвеличили бессмертную душу народа. Царский полковник, а затем красный командир Муравьев, который, войдя в 1918 году в Киев, залил город кровью, «справедливо» определил: «Надо было в свое время повесить Марка Кропивницкого, Ивана Тобилевича, Мыколу Садовского, Марию Заньковецкую и Панаса Саксаганского. Вот тогда об Украине никто ничего и не слышал бы». Колыбелью украинского театра, который так раздражал Муравьева, по праву считается хутор Надежда. Именно здесь рождались идеи, основатели профессионального театра черпали воодушевление и вдохновение, находили убежище и утешение. На хуторе, в 29 километрах от Елисаветграда, Карпенко-Карый написал десять драм и комедий. Наиболее известную из них — «Сто тысяч» — в отцовской хате, которую 131 год назад построил Карп Адамович Тобилевич.
А название появилось у хутора после смерти первой жены Ивана Тобилевича — Надежды Тарковской, представительницы славного рода, 150-летие со дня рождения которой отмечено в музее открытием выставки. С восьмилетнего возраста на хуторе воспитывался ее младший брат Александр, отец известного русского поэта Арсения Тарковского и дед режиссера Андрея Тарковского, который занял достойное место в истории мирового киноискусства. Родив семерых детей, Надежда Карловна умерла совсем молодой — в 30 лет. Мраморная плита с ее могилы с трогательной надписью, сделанной мужем, и до сих пор не найдена. Как рассказывает научный работник музея Валентина Тобилевич, в 1932-м году плиту с могилы стянули волами; она использовалась как порог у входа в сельский совет, здание которого позже стало частным. Где-то там, в земле, лежит плита. 20 лет назад останки Надежды перезахоронили на Карлюжинском кладбище, рядом с мужем, где уже покоятся четыре поколения Тобилевичей (в апреле позапрошлого года здесь, по его завещанию, похоронен внук Ивана Карпенко-Карого — Назар Юрьевич, дед известного режиссера Андрея Жолдака).
Хутор Надежда в его нынешнем виде своим существованием обязан внуку Ивана Карпенко-Карого Андрею Юрьевичу. Среди тех, кто помогал ему преодолевать бюрократические препоны — Иван Козловский, Максим Рыльский, тот же Арсений Тарковский. Музей-заповедник официально существует уже 46 лет, в июне 1969-го, к 100-летию женитьбы Ивана и Надежды открыли литературный музей. Тогда же был открыт и памятник Карпенко-Карому. И только в 1982-м, к 100-летию украинского театра, окончательно отстроили мемориальный музей.
Кстати, вторую половину этого дома Иван Карпович построил буквально в последний год своей жизни, завещав, чтобы на хуторе рождались все его внуки и правнуки. Завещание потомки соблюдали — здесь появились на свет восемь его внуков, все правнуки и шесть праправнуков. Десятки лет настойчивой борьбы за восстановление, сохранение, реставрацию экспонатов... О том, в каких условиях это приходилось делать, свидетельствует тот факт, что Андрея Юрьевич за его бескомпромиссную деятельность даже осудили к трем годам лишения свободы. Правда, отсидел он только девять месяцев. А произошло это потому, что он вынужден был защищать дубы, которые усердные «хозяева» (что-то наподобие нынешних прагматиков) взялись срезать. Вот и получил срок «за хулиганство». Но дубы, посаженные Михаилом Старицким, Фотием Красицким, Людмилой Линицкой спасти не удалось. На хуторе — 95 именных дубов. Некоторые из них посадили Иван Карпенко-Карый, Николай Садовский, Панас Саксаганский, известные и уважаемые гости хутора. Крепкий дуб Николая Карповича словно обнимает своими ветками дуб, посаженный Марией Заньковецкой, которую он любил при жизни. Рос здесь и дуб (в него попала молния и сожгла...) Марии Садовской-Барилотти — сестры братьев Тобилевичей, которая умерла совсем молодой на сцене. Многие дубы здесь посажены в честь различных годовщин, юбилеев. В прошлом году, например, принялся дубок в честь 150-летия Надежды Тарковской.
Даже не верится, что и по сей день эта жемчужина среди степи, как часто называют хутор, которая должна была бы стать одной из духовных столиц Украины, — всего лишь филиал Областного краеведческого музея. И дело даже не в печальноизвестных материальных трудностях, а в отсутствии научных кадров — в последнее время финансирование улучшилось; здесь поставили мини-котельную, заменили пол, ремонтируют крышу. Директора музея-заповедника Владимира Черного начальник управления культуры облгосадминистрации Юрий Компаниец называет не иначе, как настоящим хозяином. Единственный и ученый, и экскурсовод здесь — Валентина Тобилевич, невестка Андрея Юрьевича. Бывший директор Николай Хомандюк, неравнодушный к научным поискам, перешел на другую работу, научный работник Виктор Быков, самоотверженно занимавшийся своим делом, безвременно ушел из жизни. Были попытки привлечь к научной работе местных учителей, но они успехом не увенчались. И музей-заповедник, что признает и Юрий Компаниец, остановился в своем развитии.
А ведь были планы, и возможности открывались грандиозные. Существовал проект (разработанный молодыми архитекторами под руководством профессора Владимира Савченко) строительства современного, удобного, эстетически совершенного летнего театра с небольшой гостиницей для туристов. В то время (начало 90-х годов) осуществление проекта стоило столько же, сколько 100- квартирный дом. Власть решила: дорого! Построили небольшой павильончик со сценой, десяток-два рядов деревянных скамеек...
Тогда же ставился вопрос о передаче музею-заповеднику 200 гектаров земли, которые когда-то принадлежали семье Тобилевичей. По мнению Николая Хомандюка, там можно было бы организовать прибыльное фермерское хозяйство, с пасекой, садом, зарыбленым прудом и бахчей, которое зарабатывало бы на развитие научно- культурной базы музея. Для этого Хутору Надежды нужно было предоставить статус юридического лица и Национального музея. Но... Слишком мал по «нормам» объем экспозиции, а еще больше мешали нерешительность и далеко негосударственническое мышление чиновников, от которых это зависело (землю распаевали — раздали крестьянам; теперь ее уже не вернуть). Они, к сожалению, и мысли не допускали, чтобы ввести Хутор Надежду в сеть туристических мест Украины, чтобы открыть здесь научно-практический центр по изучению истории драматургии и украинского театра.
Перед комиссией Верховной Рады по вопросам культуры и духовности ставился вопрос о возвращении в Украину оригиналов пьес украинских авторов, которые сейчас хранятся в Санкт-Петербурге в библиотеке имени Луначарского; а место им было бы как раз в таком центре. Этих пьес там большое количество, потому что каждый автор обязан был послать оригинал во II отделение полицейского управления Российской империи для цензуры, где они тщательно хранились. Революционные матросы хотели сжечь ненужную, по их мнению, кучу бумаг, но наш земляк Александр Поляков обратился к Луначарскому, и таким образом рукописи были спасены. Украинские пьесы до сих пор хранятся там. Конечно, не все они равнозначны по своей художественной ценности. Но бесспорно то, что среди них есть много таких, которые в свое время цензура пропустить не могла, а сегодня они украсили бы и современную сцену. Министерство культуры ходатайствовало о том, чтобы вернуть «Хутору Надежда» хотя бы пьесы Ивана Карпенко-Карого... Но на этом ходатайстве вся история и закончилась.
Чтобы действительно возродить Хутор Надежда, нужны немалые деньги; здесь не обойтись только областным или местным бюджетами. Но еще больше необходимо понимать роль и значение театра в духовной жизни нации, в решении проблем ее единства. Подобное понимание, безусловно, было у основателей украинского театра. А как же мы?
