Недавно в Кельне богатейшие страны мира («Большая семерка») решали проблему хронических долгов, которые должны им слаборазвитые страны. Речь шла о том, чтобы полностью или частично «простить» десятки миллиардов долларов обществам, которые не в состоянии сейчас или в ближайшем будущем их выплатить. Это большие деньги, которые в случае их выплаты могли бы прямо или косвенно повлиять на повышение благосостояния граждан стран-кредиторов.
Задолго до саммита в Германии начался массовый сбор подписей за отмену упомянутых долгов; в его проведении приняли участие верующие различных конфессий, молодежные организации, политические партии. Заполненные подписями листы подшивали в папки, а папки свозили в город, где должен пройти саммит, и сложили в одном из помещений необъятного Кельнского собора. Там их увидели политики — огромные горы папок, как будто доставленные в собор железнодорожным вагоном. Так выразительно засвидетельствовали немцы свое желание прощать бедным должникам своим.
Почему их так беспокоит судьба неизвестных людей где-то в глубинах Африки? То, что немцы живут значительно лучше многих других, абсолютно не означает, что сами они считают себя вполне благополучными. Человек всегда сравнивает свою жизнь с тем, кто живет лучше, а не с более бедным. И почти каждый, на какой бы ступени общественной лестницы он не находился, считает, что его дом маловат, марка машины устарела, что живет он в недостаточно удобном или фешенебельном районе и так далее. В Германии сегодня, как у всех, немало социальных проблем, в частности, пенсионных. А миллиарды «прощенных» кредитов есть ни что иное, как потенциальные деньги, по крайней мере, в представлении обывателя. Если не сейчас, то в будущем — для детей или внуков. Так почему же люди Запада, которых мы обычно подозреваем в меркантилизме и чрезмерной расчетливости, способны на такие дорогостоящие благородные жесты? По каким причинам они не только мирятся с потерей больших национальных денег (хоть и проблематичных), но еще и подписи собирают? И ни слова обвинений в адрес правительства, которое предоставило заем людям, неспособным его оплатить.
Приходит на ум еще один неудобный вопрос: «Возможно, подобное поведение кажется странным только нам с вами — постсоветским восточнославянским людям?» Ведь наша интернациональная (пролетарская, классовая) солидарность всегда была государственно-принудительным делом и никогда не затрагивала нас лично. А внутреннее «Моя хата с краю» как было, так и остается стратегической линией, главным моральным императивом нашей общественной, так сказать, жизни. При этом, как ни парадоксально, мы традиционно считаем себя щедрыми, широкими натурами — антиподами западного, пронизанного материализмом, бездуховного человека. Так нас воспитали. И не только советская власть, но и некоторые собственные идеологи. Несмотря на то, что самым известным проявлением славянской широты является объем выпитого алкоголя или количество пьяниц, которых не тревожит даже собственная хата.
По-настоящему благородный поступок всегда требует от человека не только сочувствия, но и денег, бесценного времени и значительных затрат энергии. Например, эта кампания за отмену долгов. Сбор подписей организовывали и проводили сотни добровольцев в свое свободное время, на это израсходовали большие частные средства, десяткам тысяч немцев нужно было остановиться на бешеном жизненном бегу, сосредоточиться на проблеме, принять решение, поставить подпись — не такой уж и пустяк для занятых своими делами людей. А нам всегда некогда отнести на сборный пункт одежду для пострадавших, некогда зайти к старой больной соседке или задуматься над проблемами, которые нас непосредственно не затрагивают.
Причина пресловутой «хаты с краю», возможно, заключается именно в том, что мы все, как правило, пытаемся вложить в добрые, но не наши дела минимально возможное количество труда. Как, кстати, во все другие системы или процессы, нас окружающие, — в формирование собственной личности, в воспитание детей, в культуру повседневного быта, в своих политиков и весь наш социально-политический истеблишмент. И поэтому вместо «Имеем то, что имеем» лучше бы сказать: «Имеем то, что вместе наработали!».
