Образно говоря, история — это безгранично развернутая память. И те, кто потерпел временную или окончательную, катастрофическую неудачу на полях исторических сражений, естественно стремятся, ощущая призыв этой безграничности, объяснить (либо потомкам, либо самой Вечности) причины этого поражения, выяснить — возможно, прежде всего для себя — в чем корень всего зла, которое это поражение принесло за собой... Конечно, в подобном желании аналитически «переиграть» уже сыгранную шахматную партию истории, абсолютно нормальном самом по себе, очень часто имеются и другие мотивы: не только отыскать историческую правду, пусть и не всю, но и откорректировать свой образ в будущей галерее исторических портретов, если не оправдать себя, то хотя бы объяснить свою настоящую позицию.
Именно такие мысли рождаются, когда знакомишься с преинтереснейшим, по-своему даже уникальным документом истории Украины трагической послеполтавской эпохи — письмом знаменитого гетмана в изгнании, создателя первой в Европе демократической конституции Пилипа Орлика митрополиту рязанскому Стефану Яворскому, «местоблюстителю» патриаршего престола, а на время написания письма (1721 год) — главе Синода (то есть официально первого лица в иерархии Русской православной церкви). Причем если фигура Орлика, человека благородного, высокообразованного, самоотверженного и искреннего патриота Украины, уже в известной степени освещена нашей историографией (хотя, бесспорно, и здесь еще непочатый край работы), то личность Стефана Яворского, философа, религиозного, общественно-политического деятеля Украины и России конца XVII — начала XVIII веков, выдающегося просветителя, известна намного меньше. Итак, для того, чтобы представить, что могло стать предметом для переписки этих двух одаренных — и таких непохожих! — людей, хотя бы вкратце расскажем о Яворском.
Перед нами — драматическая, противоречивая судьба на фоне трагической, переломной эпохи, которая уничтожала человеческие души, существенно снизила ценность жизни человека, а, с другой стороны, открывала воистину невиданные до сих пор возможности для карьерного взлета. Выдающийся ученый, преподаватель Киево- Могилянской академии, перу которого принадлежат известные труды по богословию, истории философии, логики, психологии («Введение в логику, или, проще, диалектику», «Состязания перипатетиков», «Камень веры» и тому подобное), близкий личный друг и сторонник Мазепы первых лет его гетманства, Яворский в 1700 году получает приказ царя Петра: немедленно покинуть Киев и занять место в рязанской и муромской митрополии. Отказаться было практически невозможно (царь знал выдающиеся способности Яворского и высоко ценил их). Дальнейший жизненный и карьерный путь привел митрополита на высшие иерархические ступени в русской православной церкви. Пришлось Яворскому принимать и трагические, непростительные на взгляд многих наших современников решения: так, в 1708 году от имени патриаршего местоблюстителя по епархиям и приходам был распространен приказ царя (тайный!), один из пунктов которого подчинял тайну исповеди цели политического сыска. Именно Яворский в ноябре 1708 года провел в Успенском соборе Кремля церемонию «церковной анафемы» своему бывшему другу Мазепе. Но правда и то, что позже он же, Яворский, помог нескольким мазепинцам, которые вернулись на Родину. Вполне современная «гибкость»... И вот такому человеку (Яворский был к тому времени уже тяжело болен, жить ему оставалось меньше года) адресовал гетман Пилип Орлик свое письмо, написанное где-то в июле 1721 года. Впервые этот документ был опубликован в знаменитом журнале «Основа» в Петербурге в 1862 году; есть основания думать, что к печати готовил его Николай Костомаров. Это и по сей день — наиболее полный отчет о предпосылках событий в Украине 1705 — 1708 годов, о мотивах перехода Мазепы на сторону Карла XII. Стоит отметить, что на тот момент (письмо писалось в Польше) Орлик, познавший за предыдущие годы множество предательств от своих ненадежных союзников, турок и татар (так, весной 1711 года, когда заветная цель — освободить Украину, во всяком случае правобережную, от московского ига, была, казалось, как никогда, близка, татары, поддерживавшие Орлика, начали грабить жителей Подолья и Приднепровья, что привело к катастрофической неудаче), в известной степени разуверился в успехе своего дела. Историки и до сих пор спорят: было ли среди мотивов написания письма стремление получить прощение у царя, или только желание объяснить своему давнему благодетелю Яворскому личную роль в заговоре. Так или иначе, но хотя этот уникальный документ, бесспорно, нуждается в критическом анализе, необходимо помнить, что до самой смерти (1742 год) Орлик продолжал дипломатическими средствами бороться за самостоятельность Украины.
Итак, каково содержание письма? Главным (но не первым и не последним) толчком, побудившим Мазепу начать тайные переговоры сначала с представителями польского короля Станислава Лещинского, за которым стояли шведы, а потом и с самим Карлом XII, был отказ царя Петра, по законам и традициям того времени обязанного защищать Украину от внешних врагов во время войны, выполнить свой долг. Это Орлик отмечает достаточно четко (задаешься вопросом: разве не наивно было упоминать о подобном в письме, якобы написанном ради прощения?).
Вот о чем рассказывает гетман в изгнании. Когда он, Орлик, в 1708 году стал как генеральный писарь предлагать Мазепе различные варианты поведения в складывавшейся ситуации (ведь на Украину шли шведские войска!), тот ответил не без раздражения: «Царское величество не доволенъ (не способен. — И.С. ) будетъ не токмо Украины, но и государства своего, отъ потенціи Шведской оборонить; уже я въ Желквъ предлагалъ царскому величеству, что если король Шведскій и Станиславъ съ войски своими раздълятца, и первый пойдетъ въ государство Московское, а другой в Украину, то мы войскомъ нашимъ безсилнымъ, частыми походами и войною зруйнованымъ и умаленымъ, не можемъ оборонитця отъ войскъ Шведскихъ и Полскихъ, и того ради просилъ я царского величества, там же въ Жолквъ, чтобъ принамнъй намъ 10 000 отъ войскъ своихъ регулярныхъ въ суккурсъ (поддержку. — И.С. ) изволилъ дать, а его величество мнъ отказалъ: «не токмо 10 000, но ни десять человъка не могу дать; якъ можете, сами боронитеся» (стиль и орфография первой публикации в журнале «Основа» сохранены).
Итак, Петр I нарушил нормы (пусть и неписаные), согласно которым сюзерен — он сам — должен был непременно защищать вассала (Мазепу), присягнувшему ему на верность. В соответствии с европейскими канонами (как, например, принцип jus resistendi, который, конечно, хорошо знал Мазепа), гетман в этой ситуации имел полное право, учитывая свои нарушенные права, считать себя свободным от всех обязательств и даже прибегнуть к вооруженному сопротивлению! Это что касается мифа о якобы «предательстве» гетмана...
Конечно, нужно знать осторожный, не лишенный даже элементов маккиавеллизма (ведь он хорошо знал труды знаменитого итальянца) характер гетмана. Орлик обстоятельно рассказывает, как постепенно, продуманно, словно ступая на хрупкий лед, шаг за шагом шел Мазепа к «смене ориентации». Осенью 1705 года, когда гетман стоял с войском в Замости (Польша), ставленник Карла XII король Станислав Лещинский отправил к нему священника Францишека Вольского с предложениями о тайном союзе против Петра. Мазепа, приказав подвергнуть посланца Станислава пыткам, передал его (и секретные предложения) командованию царских войск в знак своей неизменной преданности Петру.
Но вот следующая попытка поляков (об этом также поведал Орлик) «навести мосты» к Мазепе оказалась значительно удачнее. Уместным оказалось и умелое «посредничество» княгини Анны Дольской, интриганки высшего класса. Впоследствии были установлены предварительные контакты и с Карлом. Собственно, у Мазепы просто уже не было другого выхода: в случае победы Петра у гетмана были все основания ожидать ограничения своей власти, а то и просто устранения (на его место «готовили» жестокого и коварного Меншикова, чье имя в Украине навеки будет проклято за зверскую «зачистку» Батурина в ноябре 1708 года, когда были полностью истреблены шесть тысяч мужчин, женщин и детей). Однако гетман не мог не думать об огромных шансах и Карла на победу. Таким образом, гетман стремился обезопасить свое будущее при любом варианте развития событий (характерно, что долгое время он «авансом» сообщал Петру о всех предложениях о сотрудничестве, которые ему делали враги, чтобы укрепить царское доверие, а Орлика, как тот упоминает, откровенно предупреждал: смотри, Пилип, не выдай моих намерений, ведь я богатый человек, в почете у царя, твоим доносам он не поверит, а ты пропадешь...
Но Мазепа, один из самых богатых людей Европы (об этом упоминается даже в одном из трудов Адама Смита!) ошибся в одном: как бы хорошо ни законспирирован был тайный заговор, с его помощью, не привлекая вовремя на свою сторону широкие слои казаков и мещан, невозможно освободить Украину. Более того, сама хорошо налаженная конспирация стала скорее всего негативным, даже фатальным фактором, поскольку народ, который хорошо помнил 20-летнюю верную службу гетмана царю, был, так сказать, «захвачен врасплох» и не поверил ему, к тому же был напуган репрессиями Петра. Вот, очевидно, главный урок, который могут извлечь современные историки и политики из письма Орлика.
