Сколько бы ни появилось обстоятельных исторических исследований, которые углубляют наше понимание драм и конфликтов мазепинской эпохи, наше восприятие уникально сложной личности самого гетмана и строителя государства все же остается ограниченным, неполным, так сказать, «высушенным», слишком схематическим. Потому что, несмотря на множество фактов, документов, цифр, цитат, не будет просматриваться одно — лицо Ивана Степановича Мазепы как человека (не как политика: изменим ракурс!), его личностные черты в любви и ненависти, его скрытый духовный портрет.
Следовательно, если мы желаем наконец понять эту тайну, нам не обойтись без произведений высокого искусства слова. Известно, что о Мазепе в течение XVII—XX веков писали выдающиеся мастера литературы (в первую очередь — классики поэзии) разных стран. Это и Вольтер, и Байрон, и Гюго, и Словацкий, и Рылеев, и Пушкин, менее развернуто, однако содержательно и интересно — Гоголь, Шевченко, Кулиш, в прошлом веке Богдан Лепкий создал эпический цикл повестей о великом гетмане («Мотря, «Не убий», «Батурин», «Полтава», «Від Полтави до Бендер»), который совсем недавно, и то далеко не в полной мере, стал достоянием сравнительно широкого круга читателей. Именно в «координатах человековедения» Мазепа становится для нас более близким, более понятным.
Но есть один художник, один из самых выдающихся поэтов Украины, да и всего славянского мира ХХ века, чье произведение о Мазепе, похоже, еще и до сих пор внимательно не прочитано отечественной общественностью, не получил заслуженно высокую оценку как читателей, так и критики. Мы имеем в виду Владимира Николаевича Сосюру, нашего выдающегося лирика, и его поэму «Мазепа» (1928; 1960). Двойная дата объясняется тем, что к своему эпическому творению о Мазепе и его эпохе Владимир Сосюра возвращался и через многие годы после создания первоначального варианта поэмы в 1928— 1929 годах (оценим должным образом сам риск выбора такой темы на рубеже 20-х годов, в условиях беспощадного наступления удушающей сталинской тирании). А именно: уже в годы «оттепели», через три десятилетия после написания «старого» текста, Сосюра сделал обновленное, значительно более широкое — и более острое! — произведение, где четко расставил эстетические, национальные и историко-социальные акценты. Конечно, эта поэма не имела никаких шансов увидеть свет, и это хорошо понимал и такой очень далекий от политических расчетов и интриг человек, как Владимир Сосюра. Поэма «Мазепа» была напечатана лишь в 1988 году в журнале «Київ», через 23 года после смерти автора.
Первым желанием, определяющим толчком к созданию поэмы стало искреннее, горячее и наивное политически желание Поэта защитить память Ивана Мазепы от клеветнических обвинений в предательстве, продажности, ренегатстве и тому подобное. Ведь автор без колебаний заявляет, характеризуя мотивы всех поступков гетмана:
«Любив Вкраїну він душею
І зрадником не був для неї!»
И другой мотив, родственный первому, так сказать, лирико-историософский:
«Я серцем хочу показать
Страшну трагедію Мазепи,
І в ній
В той час страшний незгоди
Трагедію мого народу:
Мазепа не осяг висот,
Куди ведуть життя ідеї...
В години зради і негод
Його прогнало лихо злеє
З землі омріяних свобод,
Як Богом обраний народ
Прогнав в легенді Моїсея».
(Обратим внимание на поразительную параллель: Мазепа — это отброшенный народом и презираемый Моисей, который стремился вырвать родной народ из «неволі єгипетської», а сам не смог одолеть страх, равнодушие, злобу и неблагодарность, присущие значительной части соотечественников!).
Интересно, что автор не скрывает ни своих убеждений, ни своих национальных корней, и это как раз подкупает беспристрастного читателя. Задумываясь над судьбой своего героя, поэт пишет:
«Вперед! Любов’ю я горю,
І до народу, чий він син,
Чия в бою не схибить зброя.
Я ж українець, як і він,
Дитя Комуни світової.
Я партії своєї син
І син донецького я степу,
Що розірвав потали гать».
(Не слышен ли здесь скрытый призыв к сегодняшним «синам донецького степу» быть не безотцовщиной, которых, как перекати-поле, несет слепой ветер по широкому миру, а преданными детьми своей Родины, Украины?)
Интересно, что сразу после этого лирического отступления Сосюра (не историк, а поэт!) излагает историософские рассуждения (по крайней мере, стоящее рассмотрения и сегодня) в защиту Мазепы от традиционных для шовинистов разных сортов обвинений в «предательстве», «продажности», «служении врагам» — потому что гетман, мол, «нарушил вечную (вечную ли?! — И. С.) присягу Российскому государству и царю Петру», «перешел на сторону короля Швеции Карла ХII» и тому подобное. А Сосюра напоминает (весьма справедливо!): а как же Джордж Вашингтон, первый президент США, «отец нации», а с точки зрения фанатичных адептов британской королевской власти — настоящий «изменник», «мятежник» и «преступник», который тоже «нарушил присягу» своему законному монарху, королю Георгу ІІІ? Ведь Вашингтон опирался на активную, дипломатическую и военную, поддержку Франции (на стороне американских повстанцев воевало значительное количество французских добровольцев, вспомним хотя бы маркиза де Лафайета и графа де Сен-Симона; об интенсивном снабжении оружия по воле Парижа и говорить не приходится)! Было ли это действительно «изменой» главнокомандующего американской революционной армии? Или, может, был это поступок настоящего патриота и выдающегося политика? И еще вопрос, который его постоянно задает себе поэт: почему Мазепа «не злетів до висот», почему не сумел достичь заветной цели — свободной, независимой от царских поработителей Украины? Ответ недвусмысленный:
«Бо не пішов за ним народ
Шляхом і радості й надії.
Не зрозумів його він мрії...
Та й як він зрозуміти міг
На перехресті злих доріг,
Під ураганами негод!
Бо помиляється й народ,
І гнеться, як від бур лозина».
Последняя мысль является очень важной: как видим, Сосюра, полностью осознавая определяющую роль народа в истории, в то же время весьма далек от «культа» народа, от наивного обожания не лучших его черт (суеверность, инертная слабость, временная слепота), а тем более — от сознательного спекулирования на них.
Трудно представить себе, какие трудности ожидали Сосюру, поэта и человека, который воспринимал бытие не умом, а непосредственным чувством, при создании образа рационального, предельно закрытого, осторожного и крайне ограниченного в проявлениях любых эмоций гетмана Ивана Степановича Мазепы. Попробуй-ка проникнуть во внутренний мир такой личности! Однако Сосюре это все же удалось — возможно, благодаря в первую очередь тому, что он нашел некий «соединительный мостик» между собой и своим героем. Им была общая для обоих любовь к Украине! Конечно же, Иван Степанович вряд ли сказал бы так, как Поэт, с подкупающей откровенностью:
«Прости мене, моя Вкраїно!
Тобі молюсь... Мене прости!
Мене ж бо породила ти,
Мені дала ти карі очі
Й я бути виродком не хочу».
И дальше — сжатое, яркое описание исторического пути Украины, крестного ее пути:
«Ти у кривавих злих вітрах
Ішла, не маючи кордонів,
В глухих оголених степах
На люту радість царських тронів.
Не досягли ми тих висот,
Що сяють іншим в морі слави...
Бо помиляється й народ,
Коли немає ще держави».
И все же понять душу Мазепы было задачей сверхсложной. Знакомясь с биографией своего героя, Владимир Николаевич, конечно, не мог обойти многочисленных свидетельств, рассказов и легенд о любовных увлечениях будущего гетмана (в поэме соответствующие сюжеты занимают немало места). Однако не это является главным. Значительно важнее жизненное и политическое кредо Ивана Степановича. Сосюре оно видится так:
«Народе мій! В твоїй журбі
Невже нема чого робити?
Невже судилося тобі
Рабів і зрадників плодити?!
А доля іншою була б...
Хто ж поведе тебе повстати,
Коли і я, мов пес, мов раб,
Тебе зміняв на ці палати?
Де взять тобі своїх месій,
Коли і я такий, як всі?».
Конечно, может быть предметом дискуссий вопрос: в какой мере исторический, реальный Мазепа отвечал этим высоким вольнолюбивым принципам. Но сам Сосюра, очевидно, интуитивно почувствовал, что это «мятежное» начало в знаменитом гетмане таки было, и начало значительное — как было оно и в самом творце великого стихотворения «Любіть Україну». Есть в архивах поэта такие строки, адресованные одному академику, известному в свое время стороннику «двуязычности» и «слияния наций»:
«Я не люблю холоднокровних
До спин слизьких їх я не звик.
І не люблю людей двомовних, —
В людини ж бо — один язик!».
Вот таким мог быть нежный лирик Владимир Сосюра!
