Вниманием к национальным моментам пронизано и литературно-научное наследие М. Драй-Хмары, в частности, его монография «Леся Українка. Життя і творчість» (1926 г.). Названный труд стал предметом бдительного внимания НКВД, что и зафиксировано в материалах следственного дела. В сфабрикованном протоколе допроса Н. Зерова отмечено, что М. Драй-Хмара как автор историко-литературных работ (работ о Лесе Украинке) «пропагандировал националистические воззрения, выпячивая националистические мотивы в творчестве украинских писателей, не делая никаких попыток объяснить классовую их сущность...». И да, и нет. В то время марксистская критика, которая набирала силу и претендовала на единственно правильную мысль в критике, пыталась использовать имя Леси Украинки как предтечи социалистических идеалов, которые якобы воплощаются в советское время. Журнал «Червоний щлях» и другие в 1920-е годы содержали немало архивных материалов о Лесе Украинке (Б. Якубский) и ряд статей марксистских критиков (А. Музычка, В. Коваливский, С. Щупак и др.) о творчестве поэтессы.
Весомое слово о творчестве Леси Украинки сказал и М. Драй-Хмара. Для него поэтесса прежде всего воспитана на национальной почве. Но и ориентировалась она, отмечает исследователь, прежде всего на «литературу европейскую, мировую». Ученый вводит в обращение новые факты из биографии поэтессы (например, о ее работе в киевской «Просвіті» 1905 — 1906 гг., для того времени — организации крайне националистической, поэтому и разогнанной советской властью), говорит о большом влиянии на становление мировоззрения Леси Украинки ее дяди Михаила Драгоманова и тому подобное.
Утверждения М. Драй-Хмары о поэтессе базировались на исследованиях ученых, впоследствии отброшенных советской властью (М. Евшана (М. Федюшка), Л. Старицкой-Черняхивской, Д. Донцова, А. Никовского, Н. Зерова), на материалах газеты «Рада», «Рідний край», что также «подливало» масла в огонь. В монографии можно привести немало суждений, которые шли вразрез с марксистскими оценками поэзии Леси Украинки. Так, в «Досвітніх вогнях» М. Драй-Хмара видит народнические нотки и провозглашение лозунга «Просвіти»: «До праці! До світла». Вспомните фетишизацию этого стихотворения в советском лесеведении как стихотворения, которое утверждает силу растущего пролетариата. Оригинальным было утверждение ученого о признании Лесей Украинкой Т. Шевченко только как национального поэта — «о социальном значении его поэзии — ни слова» (речь идет о раннем творчестве поэтессы). Ясно прочитывались и явные аллюзии исследователя, хотя бы в выделенных курсивом словах: «Будь проклята кров ледача, / не за чесний стяг пролита!»; «Проти діла соромного / выступає слово праве...»; «треба шукати дороги тим людям, / що ходять в ярмі» и др. Или хотя бы интерпретация известного стихотворения «Слово, чому ти не твердая криця» как стихотворения, которое создавалось в глухонемые времена, а всей поэзии Леси Украинки — как поэзии «розбуджування мертвих, дарування життя «сущим в гробах». «Це був той огонь, — писав М.Драй-Хмара, — що мав спалити мури великої тюрми народів і разом з тим випекти старі, заіржавлені душі у покірних, затурканих і приголомшених невільників-рабів». Не в ногу со временем «шло» исследование ученым творчества Леси Украинки как поэтики индивидуализма (чем он солидаризируется с Д. Донцовым), первым кличем которого является «борьба за освобождение человека из неволи духовной». Правда, он делает предостережение, что Лесин индивидуализм «вполне естественный, весь насыщенный социальным содержанием».
Вразрез с официальной ортодоксальной критикой (С. Пилипенко, Я. Савченко, В. Коряк), которая акцентировала внимание исключительно на социальном фоне появления художественных произведений и выискивала в произведениях интернационализм, требовала просматривать их по «марксовому методу», читалось утверждение М. Драй-Хмары о концепте волюнтаризма, сильной «волевой стихии» в творчестве Леси Украинки: «Не раціоналізм, не утопізм є властивістю Лесі Українки, а волюнтаризм (вид. М. Драй-Хмари)». Не в унисон со временем звучало утверждение ученого, что любимой темой второго периода творчества Леси Украинки (1900-е годы ХІХ в.) «является упадок порабощенной, побежденной нации», что воплощено в «Вавилонському полоні» (1903), «На руїнах» (1904) и в «Боярині» (1910). Драматическая поэма «Оргія» (1913) квалифицируется как произведение, «где ставится для решения проблема национальной культуры». В ней, по М. Драй-Хмаре, введена трагическая фигура бедного певца побежденной Римом Греции — Антея (аллюзия к антиномии Россия/Украина). В заключении монографии автор дает метафорическое утверждение о том, что «викупляючу силу для класів і націй має тільки кров». Это и подобные утверждения стали основанием для будущих обвинений неоклассиков в протягивании идей фашизма.
Достойны внимания и национальные моменты, которыми проникнута научная статья М. Драй-Хмары «Іван Франко і Леся Українка (З полеміки 90-х років)», опубликованная в журнале «Життя й Революція» (1926. — №5. — С.109 — 115). Полемика между И. Франко и Лесей Украинкой была полемикой «между своими», а не между врагами. Ее сутью было отстаивание различных путей пропагандистской работы среди народа. Леся Украинка как ученица и воспитанница М. Драгоманова стояла на радикальных позициях распространения социалистических идей. И. Франко она квалифицировала как деятеля, который отошел от революционного социализма и перешел на рельсы аполитичной литературной и научной деятельности. Разными были и позиции двух деятелей относительно определения движущей силы прогресса. Для И. Франко — это крестьянство, для Леси Украинки — интеллигенция («мозг нации»).
Ключевыми в полемике стали национальный вопрос и проблема национализма. И. Франко относил Лесю Украинку к группе «тих українських радикалів, що признавали себе в першій лінії соціалістами, а тільки в другій українцями». Поэтому резонно ее спрашивал: «А що значить, що українські радикали (підросійської України — Є.С.) не вірять у національність? Чи вони думають, що національності зовсім ніякої нема? Чи, може, думають, що політична робота може не вважати на яку б не було національність? Чи, може, невіра їх відноситься тілько до української національності, а приймає московську як факт, в котрий не можна не вірити?» С подобной критикой украинских радикалов выступал и Б. Гринченко в знаменитой полемике с М. Драгомановым («Листи з України Наддніпрянської»). Она, украинская «підросійська» интеллигенция, по Б. Гринченко, имея «социалистическое намерение», которое многих очень поражает, «много говорит и мало делает или совсем не делает», а «не делает же она потому, что она и не может дать позитивной работы. И это именно потому, что она отбрасывает национализм». Галицкие радикалы строят свое дело на национальной почве, и из-за этого у них есть дело. Именно это и составляет ведущую мысль полемических статей И. Франко. Известно, что с конца 90-х годов ХІХ в. у И. Франко явно заметной становится критика социалистических теорий, в частности, марксистского течения («До історії социалістичного руху», 1904, «Що таке поступ?» 1903) и откровенная декларация приоритетности национальной идеи («Огляд української літератури в 1906 році», 1907, «Поза межами можливого» и др.). И. Франко твердо стоял на позиции, что никакой социальный труд не спасет украинцев от упадка, если они не сосредоточатся на борьбе за социальное освобождение. Об этом говорится в его статьях, помещенных в журнале «Житє і слово»: «З кінцем року» (1896. — №6), «Український і галицький радикалізм» (1897. — №3) и «Соціалізм і соціал-демократизм» (1897. — №4). Кстати, этим статьям не нашлось места в советском академическом 50-томнике И. Франко. Позиция И. Франко выделяется также в его оценке деятельности М. Драгоманова, который, по его мнению, «почував себе в першій лінії росіянином, а тільки в другій українцем». В статье М. Драй-Хмары речь идет о том, что в I томе переписки Драгоманова с Франко за 1881 — 1886 годы И. Франко критически отзывается о своем учителе, «обвиняя его в односторонности, эгоизме и нетерпимости к чужим мыслям». Прозрачность акцентов и намеков очевидна. Такая трактовка национальных моментов шла вразрез с марксистскими догмами и подходами к трактовке общественной и культурной жизни.
Благодарным материалом для характеристики национально сориентированной, патриотической позиции М. Драй-Хмары является анализ его дневниковых записей, заметок и переписки, собранных воедино в издании «Михайло Драй-Хмара. Літературно-наукова спадщина» (К., Наукова думка, 2002. — С. 590). Чего стоит одна из первых записей в дневнике от 13.VІІІ.1924г.: «У революції інтелігенція українська не пережила в повній мірі національного моменту (не закріпила своїх позицій) і через те почуває себе «ні в цих ні в тих» перед явищами соціального порядку». Об этом же «национальном моменте» он дискутирует с еврейским поэтом Давидом Гофштейном (расстрелянным в 1952 году), с национальных позиций возмущается по поводу отказа М. Горького (за подписью А. Пешков) в отношении перевода его повести «Мать» издательством «Книгоспілка» на украинский и некорректной характеристики им украинского языка как «наречия». Возмущение М. Драй-Хамры поразительное (без самоцензуры и контроля!): «Ось де справжній, непідроблений, невигаданий шовінізм З «наречия» ми хочемо зробити «язык»! Який жах це для російського інтелігента! На думку Горького, українці, будуючи спільно з москалями Вавілонську башту (бо що ж таке «всемирный язык», як не Вавілонська башта?), повинні зректися і своєї мови, і своєї культури, що їх створив 40-мільйонний народ протягом тисячоліття, для того тільки, щоб не заважати своїм «братьям». Трогательной является реакция М. Драй-Хмары на самоубийство Данила Щербакивского: «Как жаль каждого человека, который работал на украинской ниве» (изд. мое. — Е.С.). Важными в названном аспекте могут быть наблюдения над научно-публицистическими выступлениями М. Драй-Хмары в периодике Донбасса — статьи «Основні етапи в розвитку української пожовтневої літератури» (1930) и «Чому донбаському пролетареві треба українізуватися» (1930). В них ставятся проблемы дерусификации украинского пролетариата и украинизации рабочих русского происхождения, трактуется роль пролетариата как почетной миссии «нести марксо-ленинскую науку об освобождении человечества в национальной украинской форме» (изд. мое. — Е.С.). Довольно смелым является предостережение поэта относительно форсирования вопроса интернационального языка (читай русского!). Что касается последнего, то он ссылается, кроме классиков большевизма, на Н. Скрыпника. Безусловно, следствие над поэтом по поводу второго ареста (1935) «вспомнило» ему эти утверждения, они и стали причиной страшного приговора —пятилетняя ссылка на Колыму (срок должен был закончиться 5 сентября 1940г.). По новыми данным, 22 апреля 1938 года поэта вновь арестовали, 27 мая 1938 года УНКВД по «Дальстрою» постановило лишить Драй-Хмару свободы сроком на десять лет. Поэтому и не выдержало сердце поэта: 19 января 1939 года он умер.
Большой радостью для себя называет М. Драй-Хмара «Кобзарь» Т. Шевченко, который достался ему от коллеги по ссылке, от бывшего студента Каменец-Подольского университета (письмо к родным от 24.VІІ.1936р.). Красноречивой является и подпись писем из ссылки именем «Михайлик», характерным украинским именем (к нему были добавлены подписи М., Ваш М.). Тоска по украинскому на далекой Колыме усиливалась.
Я на калиновім заплакав мості,
і знов побачив мури ці сумні,
і клаптик неба, розп’ятий на гратах,
и нездрімане око у вовчку...
Ні, ні, на вороних уже не грати:
Я — в кам’янім, у кам’янім мішку, —
горюет-плачет поэт, получив горькое письмо от жены. И здесь ему на помощь «приходят» народнопесенные реминисценции и ритмика.
Поэтому национальный настрой М. Драй-Хмары ярко выраженный и поразительный. Вся жизнь и творчество поэта являются образцом высокого патриотизма и глубокого служения национальной идее. И какие же пытки — физические и духовные — он должен был претерпеть, чтобы его заставили признать обвинение НКВД в контрреволюционной, националистической деятельности. В приговоре за подписью военного прокурора КВО Перфильева одним из обвинений Драй-Хмары был пункт: «...признание индивидуального террора как метода борьбы с Соввластью на Украине». Нелепость обвинения очевидна. Жизненная судьба М. Драй-Хмары является наглядным свидетельством большой трагичности большевистских времен, жертвами которых становились прекрасные, ни в чем не повинные люди.
