В истории каждого народа, борющегося за свою свободу, неминуемо (вообще независимо от человеческих желаний) наступают решающие минуты выбора (мгновение определения или же момент истины), когда решается его судьба, его будущее, отстаивается его право на свободное развитие. В истории Украины мы тоже можем назвать несколько таких «моментов истины»; например (выбор здесь всегда, безусловно, будет субъективным), это Петр Сагайдачный под Хотином, Богдан Хмельницкий под Берестечком, Иван Выговский после Конотопа (именно после, а не «до» или «во время» этой славно битвы!), Петр Дорошенко в 1668 году, когда ему, казалось бы, вот-вот, буквально завтра, удастся объединить разорванные Руиной левый и правый берега Днепра... Эти поворотные мгновения истории бывали для нашей нации победными (когда удавалось, прежде всего, унять внутренние раздоры); когда же украинцы претерпевали в такую судьбоносную минуту поражение, это была катастрофа, которая отбрасывала нас на столетие назад.
И ХХ век дает в этом отношении богатейшую пищу для размышлений. В частности, один из наиболее драматичных этапов Украинской национальной революции 1918—1922 гг., который во многом определил ее окончательную судьбу, — это борьба за Киев в конце августа 1919 года между вооруженными соединениями Украинской Народной Республики (среди них — Надднепрянской армии), их побратимами — военными частями галичан (стоит отметить сечевых стрельцов) — это были украинские силы, а также армиями «Юга России» генерала Деникина, тоже наступавшими на нашу столицу с востока и юго-востока, и, наконец, большевистскими соединениями, которые в тот момент явно терпели поражение и должны были отступать из Киева на север. Стоит помнить: если бы украинское войско совместными усилиями надднепрянцев и галичан смогло тогда завоевать и главное — удержать за собой Киев, результат этой борьбы за независимость мог бы быть совсем иным. Так не произошло. Почему?
Единственный путь в поисках ответа на этот вопрос — анализ и сопоставление документов и фактов. В таком непростом деле нам поможет довольно интересный человек — Александр Доценко, в 1919—1920 годах — старший адъютант Главного атамана УНР Симона Петлюры, достаточно близкий сотрудник военно-политического руководителя УНР той кровавой поры, которому Петлюра, бывало, вверял не только весьма секретные документы, но и свои тайные мысли. В 1923 году во Львове Александр Доценко издал довольно объемный том воспоминаний под названием «Летопись украинской революции» («Материалы и документы к истории украинской революции»), который очень быстро стал библиографической редкостью; последний раз, как известно автору этих строк, он переиздавался в США (в Финляндии) в августе 1988 года. А между тем корпус исторических доказательств и документов, использованных А. Доценко в своем труде, поистине солидный, частично уникальный; именно это (а также стремление ответить на заданный выше вопрос) и побуждает нас обратиться к этой книге, ограничиваясь лишь борьбой за Киев в августе 1919-го.
В предисловии к «Летописи» Александр Доценко, в частности, писал: «Начиная с 1917 года, я имел возможность основательно ознакомиться с ходом политических событий освободительной борьбы за УНР, активно участвуя в этих событиях и имея доступ на основании своего положения в качестве ответственного старшины в украинской армии к разным правительственным документам. Позднее, с 1918 года, когда я уже был в Ставке Адъютантом, а затем старшим Адъютантом Главного Атамана войск УНР, активное участие мое в политике стало еще шире, а тем самым возросла и моя осведомленность. Чувствую большую ответственность за свой труд, который берут читать не только современники, но и будущие поколения, и по которому будут судить о вине или заслугах тех, кто революционной волной жизни был вынесен на ее поверхность и руководил государственно-политической и военной жизнью на Украине среди тяжелого лихолетья, моря крови и множества жертв, — то ли это отдельные личности, политические партии или политически-общественные группировки». Похоже, это были искренние слова.
Думается, начать стоит с описания Александром Доценко общей военно-политической обстановки в августе 1919 года. Возможно, это был момент наивысшего подъема украинской революции. «Войска, упоенные победами, — пишет автор, — сами рвались к бою. Враг (большевики. — И.С.), разбитый по частям, оставлял пленных, оружие, амуницию, обозы и огромное интендантское и санитарное имущество. Большевики сами говорили, что наступала 400-тысячная армия. Триумф был полный». 9 августа 1919 года, перечисляет Доценко, войсками УНР взяты Жмеринка, 12-го — Винница, 14-го — Хмельник, 16-го — Староконстантинов и Шепетовка, 19-го — Бердичев, немного погодя армия УНР вступила в Фастов. Продвижение соединенных сил УНР и галичан к Киеву казалось действительно безудержным. Причем все прекрасно понимали значение украинской столицы; так, начальник Штаба Главного Атамана Юнаков заявил: «Я придаю огромное значение завоеванию Киева и не только в политическом и моральном отношении, но и в военном и экономическом потому, что с завоеванием Киева мы перерезаем всю связь юга Правобережной Украины с севером, и таким образом все то огромное имущество, имеющееся на Юге Украины, попадет в наши руки. Фактически такая цель — отрезать врага — уже достигнута, и завоевание Киева только закрепит достигнутое».
Но было одно «непростое» обстоятельство. Если красные стремительно, порой в панике, отступали с Правобережья, то с левого берега Днепра («с помощью украинских повстанцев», как недвусмысленно подмечает Доценко, — это отдельная и поучительная тема!) успешно наступала армия Деникина («ее передовые части, — отмечает автор, — уже подходили к Яготину — Переяславу по линии железной дороги Полтава — Гребенки — Киев»). Поэтому не стоило обладать качествами провидца, чтобы понять: момент встречи (а точнее — столкновения) двух вооруженных армий в Киеве действительно приближался.
Доценко приводит в своей книге очень интересный эпизод встречи под Белой Церковью украинских войск с добровольцами Деникина. Состоялся интереснейший диалог. Вот как воспроизвел его адъютант Петлюры: «Наши казаки остановили броневой поезд «южной армии». Из бронепоезда, протестуя, выскочил комендант его, обычный корнет с золотыми погонами. «Кто меня остановил?» — «Мы». — «А кто вы такие?» — «Казаки украинского войска». — «Кто вами командует?» — «Атаман Петлюра». — «Мы вас не признаем, вы изменники. Вы должны исполнять приказы командующего Южной Армией».
«Наши казаки достаточно вежливо ответили: «У нас есть своя власть Украинской Республики, и никаких южных армий мы не знаем». — «Ну, знаете ли, я не могу разговаривать с бандами, мне нужно ехать на Фастов». — «Мы вас не пустим». — «Но я силой проеду». — «Мы вас обезоружим». — «У меня есть кавалерия». — «А у нас — конница». — «За мной идет целый корпус Южной армии». — «А за нами стоит корпус галичан». — «А разве у вас есть галичане?» — «Да». — «Попросите сюда галицкого офицера». — «Хорошо».
Казаки позвали галицкого старшину. «С кем имею честь вести разговор?» — «Я офицер Южной армии». — «А я старшина Украинской Армии». — «Какой это Украины?» — «Соборной Украины». — «А разве есть такая?» — «Да».
Корнет задумался немного, но ненадолго, поскольку, видимо, бедный, еще не научился думать. «Все же я поеду до Фастова». — «Нельзя». — «Я силой». — «Обезоружим».
У этой сцены — огромный политический и исторический подтекст (оторвемся немного от воспоминаний Александра Доценко). В этом подтексте — фатальная украинская болезнь: неумение отличать друзей от врагов (сказанное не касается, разумеется, украинских воинов, о которых только что рассказал Доценко). В этом подтексте — склонность поддаваться губительным иллюзиям, стремление стократ преувеличивать значение побед, пусть реально одержанных (от чего, как увидим, не был полностью свободен и Симон Петлюра). И недаром Евген Маланюк, выдающийся поэт, блестящий публицист и глубокий философ, задумываясь через несколько десятилетий над причинами поражения украинской революции, писал: «Каким же страшным признаком для нас было то долгое и отвратительное колебание, имевшее место в 1919 году. Даже еще и теперь не всем из наших людей ясно, что деникинщина — государственно — политически — была большевизмом второго сорта, «белым» эрзацем всероссийско-босяцкой «красной» армии, которая вместе с большевиками уничтожала в первую очередь «украинский сепаратизм», и что Антон Иванович Деникин только помог Льву Давидовичу Бронштейн-Троцкому «собирать русскую землю»... Один из выдающихся российских эмигрантов, Милюков, обсуждая историю и значение деникинщины, преподносил в качестве самой главной заслуги генерала Деникина то, что он «вопреки требованиям стратегии» не только не скоординировал свои действия с петлюровцами, а наоборот — прислужился к уничтожению Украинской Армии и «борьбу с большевиками» принес в жертву «целости России», то есть свои «социальные» интересы позабыл во имя интересов империалистических». И далее Евген Маланюк пишет: «Из опыта последних лет дело это представляется теперь слишком простым даже для ребенка. И единственной горькой утехой для нас является сознание, что мы были первой жертвой так часто позднее практикуемой советской штучки, на которую попадались (и попадаются) порой вовсе не наивные государственные мужи, и то в вовсе не молодых государствах. Но не так просто это представлялось у нас: в той, временами несколько малороссийской, комедии коренилась большая наша национальная трагедия» (Е. Маланюк. «Книга наблюдений: проза. 1966 год»).
Однако вернемся к труду Александра Доценко. Разумеется, Петлюра стремился более четко определить отношение украинских войск, направлявшихся в Киев, к деникинцам. Так, от его имени (за подписью начальника штаба Юнакова) в войска была дана директива такого содержания: «На случай встречи с частями армии Деникина следует придерживаться до дальнейшего распоряжения следующих норм:
1. Следует, безусловно, не прибегать ко враждебной акции.
2. Предлагать войскам Деникина, чтобы они не занимали те местности, которые уже в наших руках или которые мы должны занять.
3. Предлагать им освободить район нашего похода, чтобы не останавливать наше движение.
4. Приложить все усилия, чтобы основательно разведать организацию, состояние войск, количество и задачи, моральное настроение, вооружение, одежду и амуницию армии Деникина. Далее следует разведать, как относятся деникинские войска к Украинскому Государству и к нашим войскам (это было неизвестно? — И.С.). Окончательные указания вскоре будут даны».
Наконец, вот она — столица! Доценко вспоминает: «В десять часов 30 августа первые украинские части были уже в окрестностях Киева. Навстречу им вышло почти все население столицы. От радости люди плакали. В церквях звонили. Картина была достойна удивления. Был роскошный августовский день. Солнце светило как никогда и своими лучами словно смеялось, радуясь успеху. Но взгляните: на просторе 20-ти верст в длину и 60-ти верст в ширину поле было покрыто одиночными еще не подобранными трупами. Ближе к фронту было больше. По дорогам валялись автомобили, легковые и грузовые, разбросанная амуниция, а еще недобитые кони и скотина своим ржанием и ревом делали эту картину еще более страшной.
Приходилось быть свидетелем просто страшных моментов — видеть муки обездоленных людей. Вот мать убивается о мертвых детях, там дети о расстрелянном отце, своих братьях и сестрах, а там женщина бьет себя в грудь, рассказывая о сверхчеловеческих муках, которые перенес ее муж, — тело его было четвертовано и посыпано солью. А вот целые семьи сидят на руинах сожженных хозяйств — слезы падали из глаз при виде этих картин, а потом человек каменел и искал отдых нервам. Но где было его найти — везде кровь, везде муки, бесконечные человеческие слезы...».
Автор воспроизводит интересный разговор с Петлюрой (где-то 30 или 31 августа) в вагоне в купе Главного атамана. Вот его слова: «А знаете, Доценко, я вот так себе (в это время он пожимал плечами) еще не знаю, как оно должно быть это все, и занимание Киева, и распространение нашей территории на юг, но...». Тут он остановился и задумался. В его голосе подвигалась усталость. Говорил с прижимом, останавливаясь на каждом слове: «Но у меня есть свои личные, какие-то невыразительные еще для меня, но недобрые предчувствия... Деникин занял большую территорию, а успехи на фронте плохо влияют на людей. Зазнаются они порой ненужно и для дела преступно. Победы и победы — какая ж там может быть Украина, тем более с «бандитом Петлюрой» во главе. А как могло быть все хорошо... Большая территория дала бы возможность продуктивно работать. Больше культурных людей, средств к труду... С паном Петрушевичем (лидер Западноукраинской Народной Республики. — И.С.) я всегда найду понимание. Вот только партии — тяжело без парламента, но, может, здоровый государственный разум победит разлом и противоречия...».
Это был частный разговор. А официально Петлюра издал 31 августа такой приказ по войску: «Всем частям соединенной славной армии Соборной Украины. После жестокой кровавой борьбы, которая вписала в историю освобождения Родины новую золотую страницу, после многочисленных этапов славы и побед над проклятым врагом славное украинское народное войско отвоевало золотоверхий Киев. Замордованное, окровавленное сердце Вашей матери-Украины — успокоилось в ваших мужественных руках. Весь украинский народ набожно и благодарно поднимает к вам свои радостные глаза, а все враги наши вооруженные и не вооруженные смущенно опускают глаза к земле».
Однако последующие события не подтвердили оптимизм этих красноречивых строк.
Начало. Продолжение читайте в следующем выпуске страницы «Украина Incognita»
