Окончание. Начало читайте в «Дне» № 214-215
Следует признать, что голод, вызванный насильственными хлебозаготовками, в Украине был интенсивнее, чем в других регионах. Документальное подтверждение невозможно, но можно все-таки утверждать, что в нашей республике хлебозаготовки содержали в себе карательную составляющую, вызванную особенно упорным сопротивлением украинских крестьян коллективизации. Но у государства-коммуны, которую представлял Сталин, не было в первой половине 1932 года намерения уничтожать крестьян голодом. Правительство не ввело блокаду, и около трех миллионов крестьян растеклись по другим регионам в поисках хлеба. Было снято с экспорта определенное количество уже загруженного на пароходы зерна. Были даже закуплены мелкие партии зерновых культур за рубежом для спасения голодающих и организации весеннего сева. По последним подсчетам специалистов из Института демографии и социальных исследований, которые работают вместе с американским профессором Олегом Воловиной, сверхсмертность в сельской местности Украины, которая была следствием конфискации хлеба, не превышала 207 тыс. человек. Это огромная цифра, но все-таки не голодный мор. Получается, что Голодомор не имел прямого отношения к хлебозаготовкам.
Здесь неслучайно показана реакция властей на голод, вызванный хлебозаготовками: терпимость к беженцам, закупки мелких партий хлеба за рубежом, снятие определенного количества зерна с экспорта. Все это свидетельствовало, что Сталин не хотел доводить ситуацию до повального голода, хотя забрал у крестьян основную часть урожая 1931 года. Приходится так многословно останавливаться на причинах, вызвавших общесоюзный голод, и на попытках государства-коммуны бороться с ним, чтобы отделить от него замаскированную (тем же общесоюзным голодом, который продолжался до урожая 1933 года) разновидность сталинского террора, следствием которого стали голодоморы. Информационное поведение государства-коммуны во время голодоморов в Украине, на Северном Кавказе и в Нижне-Волжском крае не изменилось: боремся с продовольственными трудностями, вызванными антисоветскими элементами, которые проникли в колхозы и стремятся задушить рабоче-крестьянскую власть. Иной была суть событий в сельской местности голодоморных регионов: сначала при полной информационной тишине создавалась ситуация абсолютного голодания, а через несколько недель государство начинало под фанфары средств массовой информации оказывать им продовольственную, фуражную и семенную помощь. Помощь была выборочной и предоставлялась в таких количествах, которые не могли остановить массовую смертность от голода вплоть до лета 1933 года. Отдельно — о наиболее лютом казахском голодоморе. У властей не было намерения уничтожать казахов, они сами погибали в результате принудительного и внезапного отказа от кочевого хозяйства.
Карательная акция в регионах товарного земледелия состояла из трех элементов: а) создание в голодающих селах ситуации абсолютного голодания путем конфискации всего имеющегося продовольствия длительного хранения; б) блокирование колхозников и единоличников в их селах; в) установление информационной блокады. В комплексе эти три элемента безошибочно указывают на намерение власти создать ситуацию, невозможную для физического существования. Именно в такой ситуации в голодающей местности появлялось государство со своей помощью, которую дезориентированные информационной блокадой жертвы принимали с благодарностью и клялись отныне добросовестно работать в своих колхозах. Совсем не удивительно, что и сегодня немало людей, которые потеряли в Украине своих родных и близких в те ужасные времена, удивленно и даже негодующе спрашивают: о каком геноциде идет речь?
Когда возмущаются люди, не имеющие специальных знаний, — это одно. Когда же помощь государства голодающим обыгрывают специалисты, с порога отбрасывая информацию о конфискационной части сталинской акции — это уже другое дело.
Попытки снять ответственность за Голодомор со сталинского правительства были впервые предприняты в книге «Голод 1932—1933 годов на Украине: глазами историков, языком документов», которую издал Институт истории партии в 1990 году. Сосредоточенные в книге документы из партийных архивов Москвы и Киева сыграли исключительно большую роль в исследовании Голодомора. В. Солдатенко, как он говорит, был причастен к формированию сборника, в который попали 248 документов из отобранных архивистами 2,5 тыс. (с. 10). Если посмотреть на состав опубликованных документов с точки зрения конфискационной и спасительной части сталинской акции, то можно прийти к такому выводу: ни одного документа по конфискации нехлебного продовольствия в сборнике нет (в более поздних сборниках они есть), а с момента первого постановления политбюро ЦК ВКП(б) о предоставлении продовольственной помощи (8 февраля 1933 года) и до вызревания нового урожая (конец июня 1933 года) напечатано 80 документов, из них 68 — о помощи голодающим. И В. Солдатенко делает такой вывод: «В дихотомических схемах наличия/отсутствия документов (доказательств) о спланированном, организованном терроре голодом абсолютно отсутствуют директивные документы, которые бы давали позитивное подтверждение версии (о геноциде. — С. К.), и существуют десятки документов директивных органов, так сказать, обратного направления и расчета. Они все же неопровержимо свидетельствуют о прямо противоположной тенденции — попытке хотя бы в какой-то степени помочь беде, что было совсем несовместимым с умышленным, целенаправленным массовым уничтожением людей» (с. 21). Остается только гадать, почему на благодатной земле, при отсутствии войны и климатических катастроф от голода погибли миллионы граждан Украины.
КАК ЭТО ДЕЛАЛИ
Как создавалась ситуация абсолютного голодания? Хлебозаготовки начинались осенью, но в 1930—1931, 1931—1932 и 1932—1933 гг. продолжались всю зиму, чтобы выкачать из села как можно больше хлеба. В 1932 году по инициативе Сталина (это доказано документально) был принят так называемый «закон о пяти колосках», который приравнивал колхозно-кооперативную форму собственности к государственной и грозил суровым наказанием всем тем, кто соблазнится на колоски, выращенные даже в хозяйствах единоличников. Тогда же по его инициативе (что тоже доказано) было внедрено законодательство о натуральных штрафах для должников по хлебозаготовкам — мясом (салом) и картофелем. Хлебозаготовки осуществлялись методами сталинской демократии: Кремль расписывал задачи по республикам и областям, а крестьянам о них сообщали на сельских сходах: бедняки не имели своего хлеба, но диктовали тем, кто его имел, кому и сколько нужно отдать государству. Этот метод впервые был внедрен Сталиным во время его командировки на Урал и в Сибирь в 1928 году, после чего был распространен на всю страну. Разумеется, что под воздействием такой политики между крестьянами разной имущественной мощности появилось отчуждение, которое не исчезло и после того, как все оказались в колхозе. Сталинское государство культивировало отчуждение и между крестьянами и жителями городов, которым вынуждено было урезать хлебную пайку или совсем снимать определенные категории рабочих и служащих с централизованного снабжения.
В декабре 1932 года Сталин отправил заместителя председателя ОГПУ В. Балицкого в Украину с задачей обнаружить как скрытый от государственного учета хлеб, так и антисоветские гнезда в колхозах и совхозах. Обнаруженных «врагов», среди которых было немало хозяйственных, советских и партийных руководителей разного калибра, обвиняли по прямому указанию вождя не только в провале хлебозаготовок, но и в связях с иностранными разведками. Таким образом Сталин вынуждал всех представителей партийной и советской вертикалей власти превращаться в бессловесных исполнителей ужасающих планов Кремля. Балицкий обнаружил «антисоветские гнезда» в 200 из 348 существующих тогда сельских районов — людей хватало. Но хлеб был или потерян, или уже реквизирован государством, и главный украинский чекист должен был признать: запасы скрытого хлеба есть, но мизерные, за две декады обысков обнаружено не больше 700 тыс. пудов. Тем не менее газеты развернули шумную кампанию о необходимости выявления в Украине «подземных пшеничных городов». 1 января 1933 года Сталин дал сигнал организовать в республике повсеместные обыски силами государственной безопасности и общественности. Команды хлебозаготовителей из числа городских активистов и местных бедняков нашли в селе с 20 декабря 1932 года по 25 января 1933 года, то есть в рамках карательной акции, меньше миллиона пудов зерна в тайных хранилищах. Чтобы выйти на круглую цифру, чекисты включили в свои рапорты зерно, полученное от повторного обмолота и конфискованное у перекупщиков. Могло ли изъятие миллиона пудов хлеба вызвать смерть свыше трех миллионов сельских жителей Украины? Надо повторить, что Голодомор не имел прямого отношения к хлебозаготовкам.
Чем оправдывает (другого слова не подберешь) Голодомор В. Солдатенко? Читаем в его статье: «Голод 1932—1933 гг. можно понять только на фоне геополитических процессов в контексте противостояния СССР и капиталистического мира и априорного (практически — неотвратимого) будущего масштабного военного столкновения. Это требовало от советского руководства поиска соответствующих адекватных решений, прежде всего, безотлагательного повышения уровня обороноспособности для отпора вероятной агрессии и ведения большой войны и, в свою очередь, нуждалось в значительных валютных средствах, которые могли дать только экспортные поставки, в частности украинского хлеба» (с. 6). Это все, что он смог выдвинуть в интересах так называемой «негеноцидной» версии Голодомора.
СВИДЕТЕЛИ ГОЛОДОМОРА
«Хлебозаготовители», которые в январские дни 1933 года врывались в крестьянские хозяйства, были представителями власти. Они искали скрытый от учета хлеб, а если не находили его, то руководствовались законодательством о натуральных штрафах, конфискуя мясо (сало) и картофель. Но обысковые команды состояли главным образом из бедняков, которые были голоднее других, потому что не имели хорошо поставленного приусадебного хозяйства. Не удивительно, что они были способны проявить инициативу и забирать все продовольствие, которое только могли увидеть. Но кто надоумил их сбрасывать на пол котелок с только что сваренным борщом или брать с собой на обыск бутылку с керосином, чтобы вылить его в бочку с квашеной капустой? О таких фактах рассказывали те, кто выжил во время Голодомора.
Уверен, что Сталин не давал никаких письменных распоряжений о конфискации всего продовольствия в развитие законодательства о натуральных штрафах. Достаточно того, что сама идея штрафования «должников» мясом и картофелем напоминала Средневековье. Тех, кто саботировал строительство коммуносоциализма, лишали еды на основании устных указаний. Расчет был на прогнозируемые действия голодающих бедняков, которым не нужно было долго объяснять линию поведения во время обысков. Отстранившись от ужасной конкретики обысковой кампании, Сталин ограничился абстрактно-теоретическими указаниями, которые могли бы служить моральным оправданием для тех, кто еще не потерял человеческий облик. Вот пример такого указания: «Говорил Ленин, наш великий учитель: «Кто не работает, тот не ест». Что это означает, против кого направлены слова Ленина? Против эксплуататоров, против тех, кто сам не работает, а заставляет работать других и обогащается за счет других. А еще против кого? Против тех, кто сам ленится и хочет за счет других поживиться» (Сочинения, т.13, с. 248.).
Еще одним примером расчета на автоматизм действий исполнителей была новогодняя сталинская телеграмма, положившая начало в Украине обысковой кампании. Конфискация всего продовольствия осуществлялась по отдельным селам и в последние месяцы 1932 года, но Сталину нужно было добиться синхронности действий местных властей в масштабах Украины. Поэтому он обратился к руководителям республики с указанием оповестить через сельсоветы всех колхозников и единоличников, чтобы они добровольно сдавали государству «ранее разворованный и спрятанный хлеб». Против тех, кто не сделает этого добровольно, должен был быть применен закон «о пяти колосках». Содержание телеграммы этим исчерпывалось, но все вертикали власти должны были теперь организовать повсеместные обыски крестьянских хозяйств, чтобы установить, кто не выполнил требования.
В. Солдатенко удивляется, почему публичное обращение Сталина я интерпретирую как «условный сигнал для чекистской операции, словно не существовало прямых тайных каналов передачи властных распоряжений» (с. 23). Конечно, каналы существовали, но Сталин не хотел вмешиваться в ту вакханалию, которая развернулась, как рассказывали свидетели Голодомора, в украинском селе.
Разве не ясно, что конфискация всего продовольствия вместе с документально установленной изоляцией наказанных равнозначна смертному приговору? Не только Сталин, но и второй в стране человек — В. Молотов — открещивался от действий, им же организованных. Мы находим документальное подтверждение этого в книге В. Кондрашина « Голод 1932—1933 лет: трагедия русской деревни» (М., 2008, С. 216). В ноябре 1932 года Староминский райком ВКП(б) Северо-Кавказского края рекомендовал такую репрессию относительно жителей станицы Новосельской: «Применить наиболее суровые меры влияния и принуждения, осуществляя изъятие всех продуктов питания». В письме к секретарю ЦК КП(б)У М. Хатаевичу В. Молотов неискренне назвал эту рекомендацию «не большевистской» и такой, которая вытекала из «отчаяния, к чему мы не имеем никаких оснований, поскольку партия выступает против практики местных властей брать любой хлеб и где угодно, не считаясь и т. п.». Молотов даже не захотел закончить фразу, настолько его взволновала задокументированная инициатива местных властей. Следует обратить внимание и на то, что глава советского правительства говорил о хлебе, то есть о стратегически важном продукте, который государство должно было иметь, чтобы кормить население городов. Он сделал вид, что речь не идет в рекомендации о нехлебном продовольствии, для изъятия которого у государства не было других оснований, кроме одного: создать убийственную ситуацию абсолютного голодания.
Следовательно, главный элемент сталинской карательной акции можно установить только из показаний свидетелей Голодомора. Понимая это, противники признания Голодомора геноцидом требуют: покажите документ об изъятии всего продовольствия, рассказы свидетелей — это ненадежный источник!
В. Солдатенко отмечает (надо отдать ему должное — достаточно осторожно), что на появление геноцидной версии повлиял трехтомник устных свидетельств, собранных комиссией по изучению украинского голодомора в Конгрессе США. Критическое отношение к этому источнику он помечает только короткой ремаркой о том, что свидетельства «в своем подавляющем большинстве анонимны» (с. 4). Трехтомник переиздан в Киеве в 2008 году, и каждый может убедиться, что в нем 210 свидетельств, из них анонимных — 102. Понятно и то, что свидетели боялись за родственников, которые остались в Советском Союзе. Моего соавтора в определении количества жертв Голодомора, гарвардского профессора Александра Бабенышева никто не знает, но он пользуется мировым признанием как С. Максудов.
Назначенный на должность заместителя директора Института национальной памяти Д. Веденеев намного откровеннее критикует жанр устных свидетельств, беря себе в помощь профессора университета Западной Вирджинии (США) Марка Таугера. Тот вообще отрицает функциональность жанра oralhistory (устная история), который все интенсивнее используется в современном историописании. «Психологи и нейропатологи написали немало статей и книг, посвященных особенностям человеческой памяти, — сообщал он. — Они указывали на то, что люди поддаются внушению, что у них может появиться ошибочная память». Возможно, следует согласиться со случаями, которые находятся в ведении нейропатологов. Интересно, однако, какую действительную причину преждевременной смерти наших родных мы с Солдатенко можем назвать, когда известно, что человек погибает от голода, если не имеет еды?
КТО ВИНОВАТ?
Последний аргумент В. Солдатенко в интересах «негеноцидной» версии Голодомора звучит так: «Сторонников «геноцидной» концепции, по-видимому, не особо тревожит, могли ли шесть-семь человек (пусть наделенных громадной, действительно неограниченной властью) совершать такие масштабные преступления против многомиллионных народов» (с. 84-85). Следовательно, мой оппонент не соглашается с этим утверждением.
Принимаю эту критику исключительно в собственный адрес, потому что в своих публикациях я называл поименно тех, кто организовывал и осуществлял голодоморы в трех регионах СССР: И. Сталина, В. Молотова, Л. Кагановича, П. Постышева, В. Балицкого и Ю. Евдокимова. Все прочие руководящие деятели использовались «втемную», если пользоваться языком чекистов. Некоторые из них были посвящены в сталинский замысел (есть методы, которые помогают установить это), но они находились на должностях, которые не давали нужных полномочий.
Шесть-семь человек смогли таки организовать голодоморы. К тому же они настолько тщательно замаскировали свои действия, что споры относительно природы голодоморов продолжаются до сих пор. Это должно тревожить всех нас. Трагедии масштаба голодоморов или Большого террора должны быть осмыслены.
В. Солдатенко спрашивает: на кого конкретно опирались в реализации своих планов шесть-семь человек? Каков вообще был механизм реализации властных решений? В какой степени эти решения поддерживались и разделялись обществом? Какой, в частности, была роль партийных, государственных, хозяйственных органов разных уровней, а также силовых структур? Какими, кстати, числовыми параметрами измерялись последние?... (с. 85). Не буду продолжать, список вопросов большой, и все они направлены на то, чтобы доказать неспособность шести-семи человек организовать истребление миллионов, а следовательно — отсутствие такого понятия, как «организованный голод».
Как ответить на эти вопросы? Они насущны, и волновали меня с 19-летнего возраста, когда у нас появилось понятие «культ личности». Поэтому после аспирантуры я покинул безопасное XIX ст. и занялся сталинской эпохой, которая до сих пор усложняет жизнь в науке. Когда начал исследовать Голодомор, убедился в том, что общество может при определенных обстоятельствах полностью попасть под власть государства, а государство — под власть одного человека.
Абсолютно случайно эта статья совпала во времени с появлением в издательстве «Темпора» моего итогового трехтомника «Красный вызов (Коммунизм в Украине, 1917—1991)», в котором есть попытка дать ответ на все поставленные В. Солдатенко вопросы. Надо только уточнить, что речь должна идти об одном человеке, который мог делать с государством и обществом все, что угодно, потому что знал, как функционирует коммунистическая система. Сталин никогда не оставлял следы своих преступлений, всегда переводя их на других. Из пяти творцов голодоморов он оставил в живых только Молотова с Кагановичем, которые были настолько преданы вождю, что полностью потеряли собственное «Я». Каждый может в этом убедиться, читая «Памятные записки» Кагановича или беседы с Молотовым писателя Ф. Чуева, которые тот тайно фиксировал на портативный магнитофон.
