На высокой траве сочного луга еще лежала густая роса. Первые горизонтальные лучи солнца, пробивавшиеся сквозь окружающие деревья, превратили росу в серебристо-голубой туман, в котором по пояс купались кусты и копны сена. Между ними степенно прогуливалась большая красивая птица. Ее длинные ноги окунались в утренний росистый туман, и казалось, что птица плывет на серебристых волнах, как корабль с красным носом. Это был аист. Иногда он делал мягкое незаметное движение и немного взлетал над землей на роскошных тихих крыльях, как бы совсем неподвластный земному притяжению. (Промелькнула мысль — а может, этому притяжению подвластны только мы, люди? Скажем, по причине тяжелых мыслей или грехов?)
Встреча на прогулке с аистом является сегодня весьма радостным и чрезвычайным событием, ведь мы давно вытеснили, безжалостно и бездумно, с околиц Киева почти всех братьев наших меньших. В последние годы, прямо на глазах, покинули пригород стрижи, которые тысячами обитали в пещерных гнездышках на крутых песчаных берегах Чертороя и старательно «стригли» воздух, прогнозируя для нас погоду. Те белые крутые берега разъездили, распрямили автомобили, разгладили пляжники, подкопали рыболовы в поисках червей. Все меньше остается на берегах Днепра и певчих птиц — из-за того, уверена, что эти тонко организованные музыкальные существа не могут выдержать постоянного соседства магнитофонов, без которых горожане на природу не ездят.
Одинокого красавца-аиста мы встретили в северной части Труханового острова (он же полуостров), который в стародавние времена был местом ближней княжеской охоты. Здесь водились хищники, зайцы, лоси, а также несметная птица. Да что княжеская эпоха, — еще до последней войны на острове била ключом дикая жизнь. А в ближайшем будущем даже простая дикая утка станет здесь большой редкостью. Ибо что живое может уцелеть там, где отсутствует всякая целеустремленная охранно- защитная деятельность, куда — несмотря на статус парка — безнаказанно въезжают бесконечные «кавалькады» машин; где каждый год появляются, как рубцы на прекрасном теле, новые транспортные пути, новые заборы, новые гаражи; где деревья никогда не высаживаются, но постоянно вырубаются; где с дубов и белых тополей сдирают живую кору, чтобы разжигать костры, которые устраивают здесь же, под кроной раненых деревьев. Слепые, слепые мы люди, не способные понимать, что разрушая красоту, мы разрушаем самих себя!
Между тем, как ни удивительно, кое-что живое на острове все-таки осталось. Редко-редко в самых отдаленных от торных путей местах можно встретить зайца, еще реже — лося. Как-то нежданно-негаданно выбежал из небольшой рощицы на чуть протоптанную тропинку стройный лось-подросток; мы испуганно посмотрели друг другу в глаза и разбежались в разные стороны. То тут то там порхают из-под ног нервные перепелки. В кустах и рощах поют «летние соловьи» — несравненные сойки. Как правило, однако, остров старательно прячет свое живое лицо от нескромных взглядов, особенно летом и особенно днем.
И вот летним утром нам явились аисты. Уже упомянутая птица, поискав в траве что-то такое, ей необходимое, беззвучно и величаво полетела над лугом к спрятанному между деревьями небольшому озеру, пышно украшенному лилиями. Там как раз завтракала лягушками пара аистов — белоснежный красавец с красными ногами и клювом и скромная серая самка. Она не отходила от супруга ни на шаг, даже тогда, когда ее, очевидно, напугало присутствие чужаков, т.е. нас.
А немного погодя можно было увидеть, как над островом на значительной высоте пролетели три аиста. Две птицы летели рядом, почти касаясь крыльями, за ними следовал их одинокий товарищ. Что, скажите на милость, случилось с его парой?