В достаточно длинной галерее героев советской эпохи одно из самых видных мест занимает личность воистину легендарного советского разведчика Николая Ивановича Кузнецова. Об этом человеке, бесстрашно уничтожавшем нацистских руководителей среди бела дня, уже написано много содержательных книг, статей и очерков, снято несколько художественных кинофильмов. На сегодняшний день уже практически не осталось сколько-нибудь значительных белых пятен в его биографии секретного агента. Правда, до сих пор покрыты туманом и вызывают порой весьма жаркие споры реальные обстоятельства гибели того, кто действовал в немецком тылу под видом офицера вермахта Пауля Зиберта...
КОНЕЦ КАРЬЕРЫ «НЕМЕЦКОГО ГАУПТМАНА»
12 февраля 1944 года автомобиль, в котором ехали переодетые в немецкую военную форму советские разведчики Николай Кузнецов, Иван Каминский и Иван Белов, был остановлен в районе села Куровицы на Львовщине немецким жандармским патрулем. Командир патруля гитлеровский майор Кантер потребовал у гауптмана Зиберта письменное разрешение на выезд из Львова, которого, однако, у того не оказалось. Чтобы избежать ареста, Кузнецов и его товарищи применили оружие и, убив нескольких жандармов, оторвались от крайне опасного для них блокпоста. Правда, их серый «пежо», изрешеченный пулями немецких автоматов, далеко не проехал, и три советских агента, бросив ставшую уже бесполезной машину, вскоре исчезли в густом лесу, находившемся совсем рядом...
Именно в тот февральский день навсегда завершилась карьера немецкого обер-лейтенанта, а позднее и капитана Пауля Вильгельма Зиберта. Он уже никогда не будет уверенно ходить по улицам Ровно и Львова, вытягивать свою сильную руку в гитлеровском приветствии, кокетничать с красивыми дамами в изысканном немецком обществе и, конечно же, готовить и осуществлять покушения на немецких администраторов, а также собирать ценные сведения для советского военного командования. Зиберту-Кузнецову и его двоим спутникам оставалось жить совсем мало — меньше месяца, и это время они провели в скитаниях по бесконечным лесам Львовщины и Волыни, искренне надеясь на встречу с регулярными советскими войсками и партизанами, которой не суждено было состояться.
12 февраля 1944 года примечательно еще и в другом отношении. Все, что происходило в жизни Николая Ивановича до «жандармского» эпизода, историкам уже хорошо известно. Однако после этого дня жизнь Пауля Зиберта чем дальше, тем больше покрывается если и не мраком, то во всяком случае полумраком тайны. Оказавшись в лесах, Кузнецов, Каминский и Белов встретились с вооруженной группой еврейской самообороны, в которой они пробыли некоторое время. По воспоминаниям, Кузнецов очень хотел в скором будущем добраться до Кракова, чтобы и там уничтожать пулями из своего пистолета «слетевшихся туда фашистских хищников». Впрочем, довольно скоро Николай Иванович осознал всю нереальность собственного плана. Его документы были уже «засвечены» у врага, что делало продолжение его агентурной работы практически невозможным. Новый чистый аусвайс для него могли быстро сделать в походной канцелярии партизанского отряда «Победители», бойцом которого он был, однако его товарищи-партизаны были далеко, по ту сторону огненной фронтовой черты. Чтобы встретиться со своими, Зиберту надо было как можно скорее перейти линию фронта.
Бойцы еврейского отряда не стали задерживать Кузнецова и его спутников. Получив от них двух проводников, «гауптман» и два «немецких солдата» вскоре тронулись в путь...
ВЗРЫВ БОЕВОЙ ГРАНАТЫ
Одну из версий того, что же произошло дальше, выдвинул в своей книге «Подвиг» бывший партизан отряда «Победители» и один из шоферов Кузнецова Николай Струтинский, который для выяснения обстоятельств смерти советского разведчика провел собственное расследование. 9 марта 1944 года Кузнецов и его товарищи, уже ясно слышавшие канонаду приближающегося фронта, остановились на отдых в селе Боратин на Львовщине, в доме крестьянина Степана Голубовича. Отдых трех советских агентов был, однако, прерван появлением в крестьянском доме нескольких бойцов Украинской Повстанческой армии. Кузнецов заговорил с пришедшими на хорошем немецком языке, что в сочетании с немецкой военной формой Пауля Зиберта и его спутников убедило бойцов УПА в том, что трое задержанных ими людей — действительно военнослужащие немецкого вермахта. От них Николай Иванович узнал, что ему, Каминскому и Белову никакая опасность не угрожает: всех «бродячих немцев» украинские националисты обычно отпускают на все четыре стороны, правда, отобрав при этом у них оружие...
Казалось, угроза ареста для Кузнецова и его спутников миновала. Однако радость «гауптмана» по этому поводу была преждевременной. Позже в дом Голубовича зашел командир отряда УПА Черныгора. Едва взглянув на Кузнецова, Черныгора громко закричал: «Это — он! Он, Зиберт!» — и строго-настрого приказал не спускать с троих «немцев» глаз...
Николай Иванович мгновенно понял, что это — провал. По Н.В. Струтинскому, тогда советский разведчик думал лишь об одном — как подороже продать свою жизнь. Зиберту удалось встать и схватить боевую гранату, которую он положил недалеко от себя. В наступившей жуткой тишине звучно прозвучал его голос: «Сгиньте, проклятые! Мы умираем не на коленях!». Через секунду раздался оглушительный взрыв... Затем раненые, но уцелевшие оуновцы увидели Кузнецова, лежавшего посреди хаты в смертельной агонии. Через несколько минут мужественное лицо разведчика застыло навсегда...
Еще одну версию случившегося высказал через много лет, в 2005 году, бывший боец отряда Черныгоры Петр Якимив. Ветеран УПА, также как и Струтинский, утверждал, что в один из первых мартовских дней 1944 года он и другие бойцы-националисты из роты УПА, носившей романтическое название «Гуцулка», задержали в одном из домов села Боратин троих мужчин в немецкой униформе, старшим из которых был гитлеровский обер-лейтенант. И у П. Якимива, и у других бойцов отряда не возникло никаких сомнений в том, что они задержали именно военнослужащих немецкой армии. «Гуцулы» собирались отпустить задержанных, потребовав, однако, от них сдать все имевшееся оружие. Во время же разоружения случайно взорвалась граната, которую имел при себе обер-лейтенант (по мнению Якимива, взрыв боевой гранаты произошел случайно, вследствие небрежного обращения с нею офицера-гитлеровца). От осколков гранаты немецкий офицер погиб, получили серьезные ранения также и несколько бойцов «Гуцулки». И лишь впоследствии, утверждает Якимив, он узнал, какого «немецкого» офицера они задержали тогда...
СОМНИТЕЛЬНОЕ ОПОЗНАНИЕ И ТАИНСТВЕННЫЕ НЕМЦЫ
При некотором сходстве интерпретаций обстоятельств гибели Николая Кузнецова в версиях Струтинского и Якимива имеется, естественно, и существенное различие. Если у первого речь фактически идет об опознании и изобличении советского разведчика украинскими националистами и о том, что в руках Кузнецова граната стала орудием самоубийства, то у второго эпизод опознания вообще отсутствует, а гибель Кузнецова-Зиберта представляется как чистая техническая случайность. Так опознали ли воины УПА Николая Кузнецова как советского агента? Поставленный вопрос представляется нами весьма важным. Ведь если борцы за самостоятельную Украину не «раскололи» Зиберта, то и героическая смерть Кузнецова попросту не произошла бы, так как была бы в этом случае лишена всякого смысла.
На мой взгляд, шансы у командира-националиста успешно опознать разведчика Кузнецова были, мягко выражаясь, не такими уж большими. Отметим, что само опознание Пауля Зиберта или самим Черныгорой, или каким-либо другим украинским националистом было делом далеко не таким простым, как об этом идет речь в книге Н. Струтинского. Оно могло состояться при наличии хотя бы одного из необходимых условий, а именно: 1) Черныгора в свое время был секретным агентом УПА в отряде «Победители» и хорошо знал Кузнецова лично; 2) командир «Гуцулки» имел при себе фотографию Николая Ивановича; 3) Черныгора знал (из каких-то других источников) конкретные приметы Зиберта — его чин в немецкой армии, его примерный возраст, особенности его внешности и т.д.
Первый вариант был практически нереален, так как по приказу командира «Победителей» Дмитрия Медведева Николай Кузнецов был в партизанском лагере хорошо законспирирован. Практически исключается и второй вариант: серьезные исследователи жизни и борьбы Кузнецова утверждают, что ни немцы, ни украинские националисты не имели фотографического изображения «обер-лейтенанта» и «гауптмана». Имеет право на существование только третий варитант, но все-таки...
Судя по всему, сами спецслужбы УПА специальное «досье» на «советского шпиона» не собирали. Если же Черныгора и располагал конкретными данными на него, то их он мог получить только от сотрудников гитлеровских спецслужб. А этого, в свою очередь, не могло произойти, если бы старшина УПА не стал работать на немецкие «органы». Достоверно не известно, привлекали ли немцы к охоте на Пауля Зиберта украинских националистов вообще и Черныгору в частности. С большой долей условности предположим, что привлекали и что якобы опознавший Зиберта человек был не только командиром «Гуцулки», но и гитлеровским «особистом». Так что же произошло бы, если бы пересеклись дороги его и Зиберта? Думается, ничего особенного. Если бы при опознании немецкий агент ориентировался на воинское звание Пауля в немецкой армии (гауптман, то есть — капитан), то в этом случае у него сразу же бы произошел сбой. Достоверно известно, что еще до встречи с националистами, прекрасно понимая, что немцы вовсю разыскивают гауптмана Пауля Зиберта, Николай Иванович просто срезал со своих погон одну звездочку, «понизив» себя до прежнего звания обер-лейтенанта. А если вдобавок к этому учесть, что никакими ярко выраженными приметами Кузнецов-Зиберт не располагал, то сведения о внешности «шпиона», думается, не стали бы сильным оружием Черныгоры против него, так как молодых офицеров с такими внешними данными было в вермахте достаточно много.
На первый взгляд, вывод из вышесказанного ясен: советский разведчик погиб случайно, вследствие неосторожного обращения с собственной гранатой. Однако с гибелью Николая Кузнецова на самом деле все обстоит намного сложнее. В этой связи поставим новый и более важный вопрос: а действительно ли были трое мужчин в немецкой военной форме, задержанные «Гуцулкой» в селе Боратин 9 марта 1944 года, Николаем Кузнецовым и его двумя товарищами?
Засомневаться в этом факте, который многими историками не подвергается сомнению, меня заставили несколько важных обстоятельств. Во-первых, достоверно известно из разных источников (в том числе и из свидетельств Струтинского и Якимива), что трое задержанных прекрасно говорили по-немецки. Но ведь известно и другое: из трех советских разведчиков хорошо говорил на немецком языке только сам Кузнецов, Ян Каминский же знал язык Гете и Шиллера плохо, а Иван Белов — и вовсе не знал. Во-вторых, по уточненным данным (их предоставил после войны другой бывший боец «Гуцулки» Петр Куманец), националисты задержали тогда в боратиской хате не трех, а двух немцев. А как читатели уже знают, небольшая группа Кузнецова состояла из трех человек, и к тому же довольно маловероятно, чтобы кто-то из них (или Каминский, или Белов) отсутствовал в доме Голубовича во время ареста. И, наконец, в-третьих, из одного вполне надежного документа гитлеровских спецслужб (о нем мы детальнее расскажем дальше) известно, что отряд оуновцев задержал Пауля Зиберта и его соратников не 9 марта, а 2 марта, и не в селе Боратин Львовской области, а в лесу недалеко от населенного пункта Белгородка на Волыни. Все эти факты наводят на мысль о том, что в данном случае мы имеем дело с двумя разными событиями, произошедшими в разное время и в разных местах. Но если Кузнецов, Каминский и Белов были задержаны националистами на неделю раньше боратинского инцидента, то кто же был арестован отрядом Черныгоры 9 марта 1944 года?
Пусть нас отнюдь не смущает тот факт, что и в первом, и во втором случае фигурировал человек, одетый в форму немецкого обер-лейтенанта. История знает еще и не такие совпадения... На мой взгляд, тогда в Боратине Черныгора, Якимив, Куманец и другие действительно задержали несколько немецких военных, в руках одного из которых во время «разоружения» действительно случайно взорвалась граната. Однако если гитлеровская униформа служила маскировкой для каких-то других людей, просто прекрасно знавших немецкий язык, то даже и в этом случае практически не приходится сомневаться, что трое советских разведчиков были задержаны именно 2 марта в волынских лесах...
СМЕРТЬ В БОЮ ИЛИ КАЗНЬ В ОУНОВСКОМ ПЛЕНУ?
Сегодня в распоряжении историков имеется несколько документов, в которых достаточно конкретно говорится о судьбе Николая Кузнецова, Яна Каминского и Ивана Белова. Наиболее важный из них — телеграмма-отчет руководителя гитлеровских спецслужб Дистрикта Галиция оберштурмбаннфюрера Витиски, составленная на имя шефа гестапо генерала Генриха Мюллера. В этом отчете, который оберштурмбаннфюрер написал на основе сведений, полученных им от своих агентов в Украинской Повстанческой армии, говорилось, что 2 марта 1944 года одним из отрядов УПА в волынских лесах в районе Белгородки были задержаны «три советско-русских агента». Витиска утверждал, что украинским националистам удалось идентифицировать личности всех трех арестованных и, в частности, личность «советско-русского шпиона» Пауля Зиберта, который имел при себе подробный письменный отчет о своей агентурной деятельности, написанный на имя советского генерала Ф. (речь шла о руководителе советской контрразведки генерале Федотове). Ссылаясь на другой источник (доклад поисковой группы немецкого генерала Прюнцмана, специально созданной для выяснения судьбы «гауптмана» Зиберта), Витиска писал, что задержанные советские агенты были расстреляны украинскими националистами.
Некоторые историки (например, автор содержательных книг о Николае Кузнецове Теодор Гладков) считают, что на самом деле Витиска пользовался не достоверными, а ложными сведениями о судьбе Кузнецова, Каминского и Белова. По Т. Гладкову, Кузнецов и его два товарища были на самом деле не расстреляны украинскими националистами, а погибли в неравном бою с ними. Если бы, развивает свою мысль Гладков, они действительно оказались в руках солдат УПА, то те берегли бы их как зеницу ока и впоследствии с большими военно-политическими выгодами для себя передали бы немцам.
Позиция уважаемого мною российского коллеги вызывает возражения. Самого боя между солдатами УПА и тремя агентами НКВД, скорее всего, вообще не было. По данным командира контрразведки партизанского отряда «Победители» А. Лукина, полученным из надежных источников, оуновцы, задержавшие Кузнецова, Каминского и Белова, были одеты в советскую военную форму, а это, вероятнее всего, позволило им арестовать их вообще без всякой борьбы. Очень возможно, что, приняв врагов за советских солдат, Пауль Зиберт совершил роковую ошибку, раскрыв им свои карты, что, вместе с имевшимся у него письменным отчетом, сразу же «потянуло» на смертный приговор для него и его двоих подчиненных. Конечно, трудно не согласиться с Т. Гладковым в том, что, имея у себя таких пленников, УПА приобретала неплохой козырь для своей весьма непростой игры с немцами. Вместе с тем следует учитывать, что в определении судьбы арестованных украинские националисты могли руководствоваться и совершенно иными соображениями. Ведь ни кто иной, как именно Кузнецов-Зиберт, в свое время сильно насолил им, подбрасывая на местах своих покушений на нацистских администраторов «националистический» след. Это обычно были разные фальшивые документы, при помощи которых Кузнецов хотел сформировать у немецких спецслужб мнение, что покушения на фашистских руководителей организуются украинскими националистами (кстати, свою по сути провокационную деятельность Кузнецов описал в отчете достаточно подробно). Принимая кузнецовские фальшивки за чистую монету, нацисты казнили не одну тысячу членов и сторонников ОУН-УПА. Вполне естественно, что и Кузнецов, и два других разведчика в глазах националистов заслужили смерть и вызвали у них естественное желание собственноручно исполнить смертный приговор, не доверяя этого немцам. А укрепить бойцов-оуновцев в этом решении вполне могла и сложная военно-оперативная обстановка, в которой отнюдь не исключалась возможность освобождения пленников советскими войсками.
