За последние несколько лет, приблизительно со времени акции «Украина против Кучмы», т.е. 2001 года, в украинских и российских средствах массовой информации набрала повторный размах антигалицкая пропаганда. Первая ее фаза пришлась на 1989—1994 гг., когда именно Галичина была эпицентром движения за национальное возрождение и создание государства. В обоих случаях это была агрессивная реакция москвофильской и малороссийской частей украинского общества на идейно-политические «толчки» из Галичины. В обоих случаях это было обращение к старым российским стереотипам и мифам, в которых галичане и Галичина рисовались, как что-то абсолютно чуждое Украине, враждебное, деструктивное, буржуазно-националистическое и т. п. И тогда, и теперь, в действительности Галичина фигурировала как символ-заменитель целого украинского национального движения, потому что именно его всегда больше всего боялась и боится Москва в своих имперских амбициях и претензиях. Демонизировать Галичину — всегда значило и означает попытку выставить украинское движение каким-то маргинальным, патологическим, угрожающим.
Сегодняшний всплеск антигалицкой кампании в средствах массовой информации в первую очередь объясняется двумя факторами. Во-первых, внешняя пропаганда Партии регионов, к сожалению, чтобы быть эффективной, построена на реанимации старых советских мифов антиукраинского содержания, где на щит поднимаются лозунги типа «Долой фашистских прислужников» и «Нет буржуазному национализму» (хотя и первый, и второй лозунг является полным вздором, с точки зрения исторической правды и национальной логики). Во вторых, в последние годы (послеприхода к власти в России В. Путина) развернулась геополитическая стратегическая борьба за Украину, в которой само национальное ослабление нашего государства занимает едва ли не важнейшую позицию. Если Партия регионов использует антигалицкую (читай: антиукраинскую) пропаганду преимущественно ситуативно, потому что прежде всего надеется на пробуждение эмоций и симпатий к себе со стороны русских и русифицированных жителей Восточной и Южной Украины, в сознании которых сохранилось еще много антиукраинских стереотипов, то Москва «раскручивает» антигалицкий маховик со стратегической целью — регионально расколоть Украину, ослабить ее внутренним конфликтом.
Нужно признать, что антигалицкие общественные стереотипы имеют в Украине и более глубокие корни. В первую очередь это объясняется долговременным пребыванием нации под нивелирующим прессом Российской империи — хорошо отлаженной системы с «перемалыванием» народов — и созданным этим специфическим феноменом украинского малороссийства («креольства» по М. Рябчуку). У значительной части украинского социума, доминирующей части, которая определяющим образом влияет на формирование современной государственной политики, модерной культуры и социальных ценностей и находится под затяжным ментально-идейным и культурным влиянием России, сформировалось стойкое невосприятие органических социальных традиций, которые выражает Галичина. Этим объясняется существование латентных (скрытых) установок против галичан и всего галицкого: отсеивание галицких политиков, блокировка хозяйственно-деловых связей с регионом, тенденциозная дезинформация, когда в центральных СМИ (не говоря уже о восточно- и ужноукраинских медиа) о Галичине подается преимущественно негативная или, в лучшем случае, нейтральная информация, но никогда — позитивная. Так формируется общее представление о крае «почти полного упадка», «отставания», «безнадежной провинциальности» и т. п. С одной стороны, это объективное явление, потому что разница между креольским (постимперским, национально ущербным) сознанием и галицким (нациоцентричным, гражданским) сознанием является слишком большой, чтобы этого скрытого противостояния не было. Но с другой стороны, это несет в себе угрожающие импульсы к расколу нации.
В прессе, научной литературе, на телевидении за последние годы появилось так много антигалицких материалов, что сам обзор их нуждается, по-видимому, в специальной монографии. Поэтому мы попробуем проанализировать только основные, самые устойчивые агитационные стереотипы, которые деформируют образ и сущность Галичины в информационно-политическом и культурном пространстве Украины. Они преимущественно укоренены в традиции российской государственно-имперской идеологии, поэтому требуют историко- научного анализа. Заодно попробуем рассмотреть Галичину и как самобытный культурно-ментальный феномен. Итак, главными стереотипами негативной оценки и восприятия Галичины и галичан являются следующие:
1) Галичина в цивилизационном, ментальном плане является чуждой, угрожающей для восточнославянской (читай: русской) цивилизации и культуры и в ее контексте — для Украины;
2) Галичина является извечной средой Унии, слишком открыта к Западу, слишком среднеевропейская, и поэтому она разлагающе влияет на восточнославянскую, православную цивилизацию;
3) Галичина и галичане слишком испорчены влиянием польской культуры, языка и поэтому остаются фатально чужими для остальной Украины;
4) Галичина в XIX в. стала центром, своеобразной «лабораторией» создания современной украинской нации, «заразила» национализмом остальную Украину и из-за этого разорвала «священное» единство русского и украинского народов;
5) В последней четверти XIX — в начале ХХ вв. в Галичине было искоренено москвофильское движение — идеология и политика «истинных поборников братского единства славянских народов» — и этим был нанесен непоправимый удар по монолитности восточнославянского союза;
6) Галицкие писатели и культурные деятели негативно повлияли на новую украинскую культуру, «засорили» украинский язык чужими ему галицийскими диалектами, привнесли в ее русло «неорганические» эстетические составляющие;
7) В межвоенный период и во время Второй мировой войны в Галичине сформировалось очень «агрессивное буржуазно-националистическое движение» ОУН—УПА, которое сотрудничало с немецкими оккупантами, беспощадно боролось с СССР и этим заслужило себе горькую славу «предателей» и «братоубийц»;
8) Галичина, будучи отравленной вышеупомянутыми «ядами» — среднеевропейства (австро-венгерства), униатства, польскости, национализма и категорического антимосковства — и в советский период психологически не покорилась Москве, сохранила свои традиции и самобытность и не была русифицирована прежде всего ментально, она укрепилась, как некая «Хорватия в Карпатах» — исконный бастион и враг православно-восточнославянского мира (хотя тогда этот мир выступал в виде атеистически-коммунистического СССР).
В такой же последовательности мы объясним причины и идеологические основы антигалицких стереотипов.
1. Действительно, в ментальном и цивилизационном планах Галичина является угрозой для «восточнославянской цивилизации», но только в том смысле, что такой цивилизации не существует. Искусственное понятие такой цивилизации было создано в имперской идеологии русских славянофилов ХIХ в. (И. Киреевский, А. Хомяков, К. Аксаков, Н. Данилевский и др.), которые пытались обосновать право России владеть Средней Европой (от Польши до Балкан), развивали идеологему «Москва — Третий Рим» с ее претензиями «единого центра православия» и правом воевать за Константинополь (Стамбул), т.е. правом вести агрессивную внешнюю политику. Что для этого нужно было полностью ассимилировать два других больших славянских народа империи — украинцев и белорусов — само собой понятно. Поэтому ни к кому другому, как к этим двум народам (хоть якобы и «братьев») имперская доктрина не формировала такого пренебрежительного отношения и отвращения. Ведь они «мешали» внутреннему единству империи. На самом деле «восточнославянская цивилизация», т.е. Киевская Русь, ненадолго объединенная варягами (норманами, которые тогда в Европе сплотили своими завоеваниями несколько государств) супердержава, потеряла единство в XII в., когда от центрального Киевского княжества поочередно отошли три больших геополитических центра — Полоцкое княжество, Новгородская земля и Владимиро-Суздальское княжество. Во всех трех главных измерениях — геополитическом, нациологичном и ментально-цивилизационном — это был закономерный акт. Балтийский геополитический круг «оттянул» Полоцк и Новгород, Великая восточноевропейская равнина стала основой для будущего Московского княжества, а Причерноморье сформировало будущее пространство Украины. В этнологическом плане белорусы (тогда еще полочане и дреговичи) были симбиозом балтийских и славянских этносов, новгородцы — смесью балтийцев, венедов, словенов, протофинов, московиты — славян и различных финно-угрских народов, а украинцы — симбиоз славян и скифо-сарматов. В ментально-цивилизационном измерении на Полоцк и Новгород особенно влияла культура Балтийского макрорегиона и Скандинавии, на Московию — мир тюркских кочевников, на Украину — культурные веяния из Средиземноморья (Византия) и Средней Европы (Балканы, Венгрия, Польша).
Особенно углубилось расхождение между Московией и Украиной и Беларусью в ХIV—XVII вв., когда две последние входили в состав Великого княжества Литовского и Речи Посполитой. Тогда Украина и Беларусь испытали мощное влияние католицизма, идей Ренессанса и культуры Барокко. Сформировалась этика шляхты — специфический моральный кодекс и аристократически-рыцарский дух Запада, развилась городская культура (Магдебургское право). Всего этого Московия не пережила. Хотя близость трех восточнославянских языков и сохранилась, но это объяснялось большой ролью церковнословянской духовной, культурной и языково-письменной традиции, а не какой-то мистической близостью этих народов. Сохранение близости языков с большой культурной традицией — это типичное явление в мировой истории. Например, весьма близкими между собой являются романские языки (итальянский, испанский, португальский, французский и румынский), арабский язык является общим для очень разных народов на пространстве от Марокко до Персидского залива и т. п. Проблемой и Беларуси, и Украины стало только то, что после присоединения их к России в XVIII в. все эти общественно-культурные и духовные традиции были беспощадно уничтожены Москвой, и им насильственно были навязаны русский язык и культура. Галичина в этом пространстве (наряду с Закарпатьем и Буковиной) оставалась единственным островком (прежде всего благодаря присоединению региона к Австрийской империи в 1772 г.), свободным от принудительных российских «влияний». Поэтому и бросается в глаза ее цивилизационное и ментальное отличие от остального гигантского русифицированного пространства. Однако это естественное отличие органически среднеевропейской социальной структуры и культуры, отличие духовного феномена Средней Европы — мира между Балтикой и Балканами, между Альпами и Черным морем. Корни этого мира находятся в глубинах народной души и поэтому различные «отличия» белорусов и украинцев постоянно прорастали и будут прорастать, как только русский пресс ослабляется.
2. Второй миф — «проклятое» униатство Галичины. Оценка и восприятие унии в России, действительно, имеют какой-то мистический, суеверно-фанатичный характер. Это объясняется тем, что Москва слишком искренне, до самоослепления усвоила наставление беглецов-греков о своей исключительной «миссии» в спасении православного мира от «латынников» и «неверных». Такая геополитическая роль хорошо подыгрывала идеологеме «Третьего Рима», т.е. стратегии создания определяющего имперского политического евразийского центра в Москве. Поэтому Уния всегда понималась в России как самый коварный и эффективный удар по единству и прочности православного мира. Поэтому все, связанное с Унией, буквально демонизировалось, квалифицировалось как «святотатство», мистическое «преступление» против духовных основ православия. При этом игнорировалось, что Уния почти для всех народов Средней Европы была явлением органичным, таким, что исходило из их ментальных и мировоззренческих основ, основ открытости к Западу и Востоку. Еще в XII в. в Киевской Руси среди княжеско-боярской элиты существовала концепция диалога с Римской церковью. Идеология Унии почти не прерывалась в украинской церковной среде в течение ХIII в. Принятие унии в Бресте в 1596 г. было качественным стратегическим шагом украинской церкви к преодолению вызовов истории: церковь усвоила западную теолого-учебную школу, которая была тогда намного качественнее православной, открылась к передовым мировым идеям, синтезировала ренессансные веяния культуры (из чего родился феномен украинского Барокко), и в то же время сохранила свой византийский обряд, обычаи, литургику, язык, стала определяющим фактором украинского нациосозидания.
Униатская церковь не стала, как на это надеялась польская политическая верхушка, «мостиком» для перехода украинцев и белорусов в католичество, а, наоборот, сцементировала, сделала более мобильным украинско-белорусский социум. Униатская церковь превратилась в действительно национальную церковь. Даже тот факт, что после Хмельнитчины, когда она была существенно разгромлена казаками, эта церковь восстановилась структурно и постепенно завоевывала доминирующие позиции на всей Правобережной Украине, говорит об особой организационной динамике и здоровом направлении ее развития. Уже в XVIII в. и Польша, и Россия видели именно в Униатской церкви главную угрозу своему господству на Украине и поэтому последовательно уничтожали ее. В течение XIX в. и особенно в межвоенный период в XX в. Греко-католическая церковь была не только надежным бастионом украинской духовности и национальной идеи, но и разрослась в весьма действенную, значимую религиозную структуру, которая по уровню образования священнослужителей, по уровню развития теологической мысли, качественной обрядности в смысле живой евангелизации общества стояла в одном ряду с сильнейшими национальными церквями Средней Европы. И это в то время, когда на территории остальной Украины именно Русская православная церковь была главным орудием и идеологом массовой денационализации украинства. Поэтому «плохим», «разлагающим» влияние унии на Украину могло быть только в том смысле, что давало живой пример динамичной национальной церкви как источника роста духовности нации.
3. Третий миф — польская «испорченность» Галичины. Галичина настолько же «испорчена» Польшей, насколько Словакия «испорчена» Венгрией, которая господствовала над славянской нацией более 1000 лет, насколько Чехия «испорчена» Германией, Словения и Хорватия — Австрией, Болгария — Турцией, Ирландия — Англией и т. д. Во всех этих случаях подчинение многие сотни лет народов говорит только о том, как долго могли они сопротивляться давлению доминирующих наций и в конечном итоге завоевать не только независимость, но и создать самобытную культуру, закалить свой национальный характер, сохранить высокий уровень духовности и социальной мобильности. То, что покоренные народы переняли от завоевателей какие-то ментальные, социально- поведенческие, культурные и языковые черты, но при этом сохранили глубинные национальные свойства и традиции, говорит о сложности и многогранности их этнической структуры, а не об ее «ущербности» или «заторможенности». Ведь сегодня бывшие подневольные нации ни в чем не уступают по социально-политической мобильности и творческим потенциалам когда-то господствующим нациям. Иными словами, Галичина вобрала польских социальных и культурных влияний столько, что это не помешало ей сохранить всю свою глубинную украинскую сущность, она смогла выстоять против очень сильного ассимиляционного давления поляков и закалить свой национальный характер. По большому счету, все народы развиваются в постоянном широком диалоге между собой, поэтому часто чужие культурные влияния играют позитивную, возбуждающую, обогащающую функцию. Сколько культурного богатства в свое время Англия взяла от своих завоевателей — франко-норманов, Франция — от культурных веяний из Италии, Испания — от арабов и т.д. Только ослепленно-ксенофобское мировоззрение отдельных слоев может принимать духовно-общественные взаимодействия народов за «болезнь», «утрату» и т.п., не видя в этом большой стимулирующей функции международного бытия. Мифологема о польской «заразе» (вспомните хотя бы произведения великого имперского русского писателя Ф. Достоевского, где все герои-поляки изображены просто демоническими врагами «православного мира», какими-то жалкими «хлюпиками») получила такой вес и популярность в российской имперско-шовинистический пропаганде потому, что Польша с ее очень развитой культурой, с рьяным духом католицизма, с ее блестящей и воинственной аристократией и шляхтой была главным препятствием для господства России над Средней Европой. Т.е. дело не в том, что поляки «плохие», а в имперских претензиях России.
4. Обвинение Галичины в распространении национализма по всей Украине является нелогичным потому, что первые и главные импульсы к национальному развитию Галичина как раз получила от Надднепрянской Украины. И. Котляревский, М. Максимович, Т. Шевченко, П. Кулиш, О. Кониский, И. Нечуй- Левицкий, М. Драгоманов, М. Грушевский — вот главные учителя и вдохновители галицкого национального возрождения ХIХ в. В XX в. к ним приобщились Д. Донцов, В. Липинский, Е. Маланюк, Ю. Лыпа, О. Ольжич и др. Галичина стала центром национального движения только потому, что здесь было больше свободы в условиях австрийской конституционной монархии и не было такого сокрушительного имперского давления со стороны России, якобы «самого большого славянского брата» украинцев. Во всех аспектах галичане реализовали эту нациосозидательную программу, которую выполнил каждый народ Европы, который был угнетен чужими завоеваниями и подавлен. И чехи, и словаки, и литовцы, и эстонцы, латыши, болгары, румыны и т.д. в свое время реализовали такие же формы и методы национальной мобилизации и культурного возрождения, чтобы стать полноценными нациями. Никакого специфического «волчьего» национализма в Галичине не было, ее национализм был настолько воинственным, насколько агрессивным было репрессивное давление завоевателей.
Продолжение читайтев следующем номере
