Теперь Андрея ЛЮБКУ, молодого поэта, переводчика и эссеиста, автора сборников поэзий «Вісім місяців шизофренії» (2007), «ТЕРОРИЗМ» (2008), знают еще и как талантливого прозаика. Но еще не успел его первый сборник рассказов «Киллер» занять свое место в рейтингах «Книжка года» и найти сторонников среди почитателей прозы, как писатель подготовил для читателей еще одну книгу — в этот раз опять сборник поэзий. Секретами такого «межжанрового маневрирования» и другими интересными мыслями (а также хорошим настроением) он поделился с «Днем».
— «Киллер» — первая прозаическая книжка. Что заставило покинуть уже хорошо знакомую область поэзии и прибегнуть к написанию прозы?
— Честно говоря, ничего не заставило. «Киллера» я писал три года — это достаточно долго. Одиннадцать рассказов за три года. То есть в первую очередь речь идет о том, что я не писал эти рассказы как книжку, а как каждый текст отдельно. Когда их немного собралось, то оказалось, что они могут ужиться под одной обложкой. Насколько я помню, первый рассказ из «Киллера» я создал в Кракове: начинал записывать на бумаге стихотворение, а оно вдруг меня «ослушалось», первая фраза стала длиннее, начала обрастать словами и уже на четвертой строке я пересел за лэптоп и начал писать рассказ. С прозой случилось так, что от меня убежало, к тому же достаточно нагло, стихотворение. А затем понравилось конструировать сюжеты, выдумывать судьбы и списывать из реальной жизни характеры людей.
— Насколько для тебя отличался процесс создания «Киллера» от написания стихов? Что было тяжелее писать и что принесло большее удовлетворение?
— Мне было даже интересно писать рассказ, потому что стихи пишутся по-другому, ведь ты ждешь, пока оно к тебе придет, пока напишется, ты ждешь того, что называют «вдохновением». Невозможно себе, например, запланировать, что в августе 2012 года я напишу пятнадцать стихотворений, ведь вероятнее всего, что не напишу ни одного. С прозой дело другое — ты можешь над ней работать, если имеешь замысел. Это такой систематический, дисциплинирующий труд, мне это было интересно. Понятно, что прозу писать труднее, потому что тебе дольше нужно выдержать темп, хотя бы и стилистический. Стихотворение — это вздох, проза — дыхание, система дыхания вместе с легкими, носом, всевозможными бронхами, заболеваниями, курением, кислородом, кашлем. А стихотворение, опять таки, — это радость, возглас, крик или даже песня; вот такая и разница, если я ее сам правильно понимаю.
— Твою последнюю книжку нужно воспринимать абсолютно абстрагируясь от поэзии, или же «Киллер» является скорее ее прозаическим воплощением? Расскажи об автобиографичных моментах в книжке.
— У меня нет какой-то четкой позиции, как именно нужно воспринимать «Киллера». Понятное дело, я воспринимаю все это вместе, как систему мостов и переплетений, но понимаю, что для читателя и литературы вообще больше значит конкретная книжка, именно ее принято воспринимать как целость, как факт истории культуры. Существует, впрочем, серьезная разница между моими рассказами и моими стихотворениями: стихотворения я пишу о себе, о своих падениях, грехах и всплесках, о своих собственных страхах и самых интимных мечтах, а мои рассказы — чистой воды фикция, вымысел, там вымышленный сюжет и герои. Я мог у кого-то из реальных людей что-то одалживать, так я сделал, например, одолжив у своего друга Андрея Шекеты фразу «Так мы Украину не построим!» для рассказа об идальго. Остальное же — плод моего собственного воображения. Тем и интересно писать, что не знаешь, что именно будет в следующем предложении. Ты выдумал какого-то героя, пишешь о нем, а затем он тебе поднадоел — и ты можешь его убить, на него может наехать машина и т.д. В этом весь кайф — в неведении того, что в твоем тексте случится в следующий момент.
— Было много критики относительно «Киллера», и вот он вошел в список семи наиболее интересных книг. Является ли это для тебя важным показателем, как ты вообще относишься к читательскому мнению? Оно имеет значение, или ты пишешь скорее для личной сатисфакции?
— Это было приятной неожиданностью, я благодарен экспертам рейтинга «Книжка года» за такое внимание. В целом я, понятно, пишу для читателей, но делаю это так, чтобы это приносило удовлетворение мне. Другими словами, читателям — книжка, мне — процесс написания. В Украине вообще трудно с таким деликатным жанром, как рассказ, все издатели ждут от писателей только романов, большой прозы. Все почему-то уверены, что книжку рассказов никто не будет покупать. Зато я благодарен издательству «Пирамида» и Юрию Винничуку, которые сказали, что рассказы не только можно, но и нужно издавать. В этом есть своя логика — рассказ быстрее читается, ты его можешь прочитать, скажем, в длинной очереди или во время поездки в метро. Словом, те издатели, которые не понимают «фишку» рассказа, сегодня однозначно проигрывают.
— Литература как вид искусства должна играть какую-то социальную роль или следовать идее «искусство ради искусства»? Ты когда пишешь, задумываешься над тем, как воспримет написанное читатель?
— Знаешь, это очень объемный и тяжелый вопрос. Я считаю, что литература уже самим фактом своего существования выполняет определенную социальную роль. Когда меня спрашивают, например, почему я не пишу гражданскую, патриотическую лирику, то я отвечаю, что сам факт того, что я пишу стихотворения на украинском языке — уже патриотический. Необязательно через строку употреблять слово «Украина», «казаки» или «ананас», чтобы быть украинским и патриотичным. Элиот вообще считал, что именно поэзия вызывает войны. Поэт изменяет язык, а язык изменяет структуру мысли, мышления. Люди, которые начинают мыслить по-другому, уже не воспринимают миропорядок как нормальный и адекватный и пытаются его переделать, иногда это заканчивается войной. Изменение грамматики, изменение формы высказываний — это и есть фундамент изменения сознания. Таким образом я и борюсь с совком — пишу стихи, которые «советская» интеллигенция вообще поэзией не считает.
— В августе ты принимал участие в летней литературной школе в роли лектора. Считаешь такие мероприятия действенными для начинающих писателей?
— Я не верю в такие мероприятия и не считаю их действенными. Зато классным и важным считаю общение, взаимную интеграцию. Моя лекция — это формальный предлог поехать на школу, в действительности же я хотел познакомиться с молодыми писателями, то есть с самыми молодыми, потому что я сам молодой (смеется. — Авт.). Что является основной бедой молодого писателя, кроме, ясно, неразвитого мастерства? То, что он в какой-то момент прекращает писать. Девушки-поэтессы выходят замуж и забывают о литературе, ребята — идут в бизнес. Если в их жизни вовремя появится среда, коллеги по цеху, так сказать, то и больше шансов у них остаться в литературе. Сама идея литературной школы — классная, это возможность почувствовать себя писателем среди писателей.
— Твое отношение к классике. Она является базовой платформой для творчества или сегодня лучше от нее абстрагироваться?
— Здесь без дискуссии и без сомнений — классику, как и современную литературу, нужно читать. Вообще нужно много читать. Например, автомеханик ремонтирует все виды автомобилей, так и писатель — должен знать и своих современников, и своих предшественников. К сожалению, никогда не успеешь перечитать все, но для этого и существует высшее образование — чтобы помочь тебе классифицировать все в голове, построить книжный шкаф в памяти. А затем ты уже заполняешь его теми книжками, которые тебя «прут». Все писатели когда-то попадали под чье-то влияние, свои первые стихотворения я писал, как мне казалось, «под Сосюру» (это мне только казалось), а затем ты выбираешься из этой чащи и находишь собственный голос.
— Насколько трудно для начинающего писателя, особенно если его творчество отличается от общепринятых стандартов, реализовать себя и вообще заявить о себе в Украине?
— Да вообще нетрудно, я думаю. То есть, по-видимому, в Германии или Франции легче, но я не знаю, я никогда не был там молодым писателем (смеется. — Авт.). Допускаю, что в Бирме или Алжире быть молодым писателем никак не легче, чем в Украине. Здесь вся фишка в таланте и фарте. Есть такая поговорка, что «талант ведет» и если он тобой движет, то тебя уже ничто не остановит. Думаю, такая версия очень правдоподобна.
— Василий Габор назвал твою поэзию новой в украинской литературе, «хотя она иногда грубая и неприятная — все же это поэзия жизни». Объясни, почему твой герой является скорее антигероем по стандартным общественным меркам.
— Да потому что мне, когда посмотрю на наше общество, сразу и неистово хочется стать его антигероем, противоположностью его меркам и вкусам (смеется. — Авт.). Если же серьезно, то какому еще быть молодому писателю, если не вызывающему, провоцирующему, готовому на конфликт с обществом и моралью? Это на старости я буду писать о гусях на пруду, а теперь еще понервирую всех тем, что буду описывать нас самих — и настолько непривлекательно или привлекательно, насколько мы того сами и заслуживаем.
