Продолжается один из самых интересных интеллектуальных проектов в сегодняшнем украинском книжном пространстве — публикация серии «Постаті культури» в издательстве «Дух і Літера». Каждая ее книга эссеистическим образом знакомит с определенной знаковой личностью или группой, средой.
ПОПЫТКА ДЕМИФОЛОГИЗАЦИИ СТАЛИНСКОГО ЛАУРЕАТА
Так, «День» уже рассказывал о книге Леонида Ушкалова «Чарівність енергії: Михайло Драгоманов» (№225-226, (2019)). Тем временем, появилось еще несколько ярких изданий. Особое внимание, к примеру, привлекает книга искусствоведа, историка, культуролога Андрея Пучкова «Тривкий тролінґ трикстера: метадраматургія Олександра Корнійчука». Ведь это — основательная и интересная попытка переосмыслить жизнь и творчество одиозного украинского советского драматурга, одного из видных представителей соцреализма «местного разлива», человека, за которым тянется шлейф многочисленных мифов. Собственно, демифологизация становится главной стратегией Андрея Пучкова. Замершим конструкциям представлений о пятикратном лауреате Сталинской премии автор противопоставляет тезисы из воспоминаний и публикаций и собственное понимание истории, театра и литературы.
«Тривкий тролінґ трикстера» не назовешь апологией Корнейчука, но нет никаких сомнений, что рассуждения Пучкова многим покажутся слишком лояльными к сановному драматургу. Некоторые из его тезисов вызовут более или менее справедливые возражения. Но необходимо отдать должное автору: его концепции не висят в воздухе, он постоянно ссылается на густой массив фактов и цитат.
Если коротко, Андрей Пучков показывает Александра Корнейчука в самом деле талантливым драматургом, мастером тонкой едкой иронии и острой реплики, которые он прятал под слоем преданности соцреалистическим канонам и тоталитарной идеологии. По Пучкову, Корнийчук многие свои пьесы (в том числе знаменитую «Загибель ескадри») насыщает моментами, которые умаляют их верноподданничество, а отрицательных с большевистской точки зрения персонажей постоянно изображает умными, скрыто проявляет к ним симпатию и даже иногда наделяет своими биографическими чертами. С такой концепцией, примененной ко всему творчеству Корнейчука, согласиться непросто, но во многих случаях замечания Пучкова (подтвержденные, повторюсь, многими цитатами) кажутся значимыми.
Отрицает автор «Тривкого тролінґу трикстера» и версию о плагиате Корнейчука. Опять же, его аргументация стоит внимания и не производит впечатления притянутой за уши. Андрей Пучков вообще отвергает демонизацию Александра Корнейчука как личности. Его Корнийчук — конечно, абсолютный приспособленец, но такой, который на самом деле заботится о собственном развитии и развлечениях и старается не вредить другим людям, а еще занимается общим развитием культуры и утверждением субъектности Украины в советских рамках, оказавшись на государственных должностях. Такая постановка вопроса — хороший повод для серьезных исследований и размышлений об украинской культуре времен густейшего тоталитаризма.
КУЛЬТУРНЫЕ ПРОСТРАНСТВА ЭЛЕОНОРЫ СОЛОВЕЙ
Другая интересная книга серии — «Упізнання святого» хорошо, надеюсь, известной читателям «Дня» исследовательницы литературы Элеоноры Соловей. В отличие от предыдущего издания, «Упізнання святого» не является книгой одной темы. В нее вошли отдельные эссе и очерки, посвященные разным личностям и средам, связанным в основном с украинской культурой ХХ века. Текст Элеоноры Соловей балансирует на грани исследований и мемуаров.
Читатели в этой книге оказываются в пространствах, обозначенных интересами и воспоминаниями эссеистики. Конечно, здесь есть Владимир Свидзинский — напоминаю, что Элеонора Соловей является, наверное, главной в Украине исследовательницей творчества и биографии этого особенного поэта, составительницей основных публикаций. На другом «полюсе» книги — скажем, очень личная история «путешествий» одной иконы по украинским интеллигентным семьям. Или текст, который больше всего запомнился мне лично: рассказ о регулярном летнем отдыхе шестидесятников и людей их круга в палатках на Припяти. Из воспоминаний о том общении, чтении, пении, воспроизведении древних ритуалов и обычаев, наконец, просто пребывании на природе предстает чрезвычайно персонализированный образ людей, которые в «застойные» времена либо решались оказывать прямое сопротивление советской системе, либо имели оппозиционные настроения и сознательно защищали и отстаивали украинскую культуру, язык, идентичность.
Неформальные беседы и фотографии, забавные случаи, особая атмосфера — разве не символично то, что все это происходило в тех местах, которые позже станут Зоной, закрытой от беззаботного отдыха на природе? Ведь и мир диссидентов, мир «шестидесятников» и «семидесятников» в самом широком смысле после ряда трансформаций и катастроф стал уже довольно далеким и не всегда, не во всем понятным. Конечно, хорошо, что его образы, стили, настроения и люди сохранились в художественных произведениях, а еще — в таких воспоминаниях.
УКРАИНСКИЙ ЦЕЛАН ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Еще одна весомая часть «Постатей культури» — двукнижжье Петра Рыхло, посвященное Паулю Целану. Петр Рыхло является переводчиком номер один украинский творчества выдающегося поэта. Именно благодаря ему сегодня Целана можно назвать едва ли не самым переведенным и наиболее прочитанным у нас представителем послевоенного европейского модернизма.
«Пауль Целан. Референції» — книга статей, посвященных разным, во многом биографическим аспектам. Здесь речь идет и о значении Буковины в жизни и ее образ в текстах Целана (а также и о Целане в контексте других буковинских поэтов, писавших на немецком языке), и о сложной любви Пауля Целана и Ингеборг Бахман. В то же время, статья «Слов’янський меридіан Пауля Целана» показывает интересы поэта в славянской литературе. Между прочим, из нее узнаем, что в личной библиотеке Целана была и книга Эммы Андиевской (поэт знал украинский язык).
Вторая книга Петра Рыхло, «Поетика діалогу. Творчість Пауля Целана як інтертекст», глубже погружена в чисто текстуальные целановские измерения. Она в меньшей степени биографическая, композиционно целостнее (собственно, это исследование, а не сборник статей и эссе). Рассказывает о стратегии интертекста Целана в рамках немецкоязычной литературы, от Рильке до Кафки, а также в контекстах других культур: румынской, французской, русской и еврейской. Уверен, для читателей, которые не являются профессиональными «целановедами», станет неожиданностью информация о том, что поэт нередко использовал в своих текстах элементы формы, построения «дойны» — жанра румынской и молдавской народной песни, выражающей тоску по утраченному человеку, наполненной параллелизмом природы и человеческой психологии и «растительным» началом (скажем, в стихотворении со строками «Моя мати сивини не знала. / Зелено, купаво, на Вкраїні. / Моя світла мати не вернулась. / Хмаро, ти наповнюєш криниці (...)»).
МЕМОРИАЛЬНЫЕ МОТИВЫ
Еще две книги из серии «Постаті культури» представляют собой воспоминания об активных и важных деятелях, которые умерли недавно или относительно недавно. Первый из них — блестящий исследователь и знаток литературы Леонид Ушкалов. Памяти профессора Ушкалова посвящена книга «Запах дощу... Спогади про Леоніда Ушкалова». Ее написали жена и сын ученого — Александра и Александр Ушкаловы. Конечно, это делает текст «Запаху дощу ...» (кстати, название взято из стихов Леонида Ушкалова, не очень широко известных, но интересных) щемящим и мучительным. Впрочем, в нем есть немало и светлого, и познавательного.
В этих воспоминаниях можно прочитать кое-что о семье Леонида Ушкалова, о его юности и молодости, о знакомстве с Александрой, университетском образовании, воспитании сына, книгах и прогулках, бытовых привычках (например, пан профессор старался максимально избегать общественного транспорта). Отдельный раздел знакомит с «закадровыми» историями, связанными с написанием и изданием главных ушкаловских книг наподобие «Світу українського бароко» или «Шевченка від А до Я». Есть также отрывки из его писем и подборка стихов, а еще произведения с посвящениями Ушкалову.
Вторая книга — «Роман Корогодський: спогади друзів, листування». Литературовед, критик, сценарист, мемуарист, один из заметных участников шестидесятнической среды, он очень много сделал для сохранения памяти и знаний об украинских культурных перипетиях неугомонного двадцатого века. Книгу об этом особенном человеке начинает автобиография самого Корогодского. Далее следуют воспоминания самых разных современников — от Михайлины Коцюбинской, Леонида Финберга и Романа Балаяна до Ивана Дзюбы, Юрия Андруховича и Роксоланы Свято. Раздел «Оксана як VITA NOVA» является этаким лирическим автобиографическим романом Корогодского о жене Оксане. А завершает книгу переписка с Иванкой Крипьякевич-Димид.
РЫЦАРЬ УКРАИНСКОЙ АВАНГАРДА
В конце этого обзора хочется вспомнить и о книге «Лицарі голодного Ренесансу» блестящего искусствоведа Дмитрия Горбачева. Наверное, никто не умеет рассказывать обо всем украинском художественном пространстве двадцатого века, сосредоточенном, скажем так, вокруг авангарда, как это делает Горбачев. В его «Лицарях голодного Ренесансу» читатели познакомятся с текстами разных типов. Это, во-первых, синтетические размышления о культурных явлениях, например, «Шароварно-гопашна культура як джерело світового авангарду», «Бароко і футуризм» и «Авангардизм ХХ століття і Шевченко». В этих эссе Дмитрий Горбачев снимает классическое для традиционного украинского (и не только украинского) восприятия истории искусства острое противопоставление авангардной культуры и культуры народной (или опирающейся, как в случае с Шевченко, на народную), показывая важные общие черты обоих направлений.
Другие тексты предстают как концептуальный анализ творчества художников — Александра Архипенко, Александра Богомазова, Александры Экстер (исследует ли кто-то, достойно проинтерпретирует ли концентрацию этого имени в украинском искусстве?), Виктора Пальмова, Казимира Малевича, Василия Ермилова, Марии Синяковой, Давида Бурлюка и Анатоля Петрицкого. И, конечно, воспоминания Дмитрия Горбачева о знакомстве и встрече с людьми того искусства и той культуры — Мыколой Бажаном, Василиском Гнидовым и другими. Наряду с чисто искусствоведческими моментами или человеческими сюжетами одной из главных линий книги «Лицарі голодного Ренесансу» остается утверждение понятия «украинский авангард» как целостного, самодостаточного, полноформатного явления, выведение его из тени культур других стран.
Серия «Постаті культури» продолжается. Очередь на открытие, возвращение и переосмысление имен культуры — большая.
