Ирина ПРАВИЛО — молодой украинский режиссер. Экранизирует рассказы Степана Васильченко, Нодара Думбадзе, малоизвестной литовской писательницы Дали Гринкевичюте... В 20 году на Киевском международном фестивале «Молодость» получила специальную награду за ленту «Кровь», которую снимала в грузинской Гурии и которую окружает мистично-комичная аура знакомства со всемирно известным режиссером Отаром Иоселиани... Сегодня она — гость «Дня».
— Почему вы взялись экранизировать рассказы, а не снимаете, как многие молодые режиссеры, по собственному сценарию?
— Эта история началась на втором курсе, когда нам дали задание экранизировать рассказы. В основном советовали Чехова, Шукшина. Конечно, это замечательный материал для работы, но мне хотелось чего-то другого, такого, что бы меня захватило и не отпустило. В целом, снимать классику — это большая ответственность, нет ничего хуже, чем испортить ее неудачным прочтением. Поэтому я начала пересматривать домашнюю библиотеку. И нашла книжку рассказов репрессированных советских мастеров, а в ней — очень сильный рассказ запрещенной литовской писательницы Дали Гринкевичюте «Часики». В нем речь шла о том, как отец на -летие подарил своей дочери часики, а ночью к ним пришли люди в форме... Там и была фраза, которая стала для меня зацепкой: «Зачем ты забрал мои часики? Неужели они сделали тебя счастливым?». Во время работы над этим 10-минутным фильмом передо мной предстало много вопросов. Во-первых, это литовский автор, во-вторых — время, 40-ые, здесь надо было быть внимательным к тогдашним реалиям, интерьеру, бытовым мелочам. А главное, у меня возникло странное ощущение причастности к этой истории, это задание дало мне понять, что в литературе, как бы громко это не звучало, кроется... правда. Литература — это шанс рассказать, а моя задача — показать это тем, кто не знает.
— Знаю, что вы снимали и по Степану Васильченко «Сонет 132» — по его рассказу «Московський ѓедзь», также работаете над «Мужицким ангелом»...
— Да, у меня с этим автором интересные отношения. Работа с его текстами была для меня переломным моментом. В «Сонете 132» разворачивается конфликт двуязычия, такой актуальный сегодня, когда даже в семье не избежать недоразумений. У Васильченко там есть элементы шаржа, он словно смеется над ситуацией, а мне нужно было показать другую сторону, я словно противоречила автору, но так родился нужный диалог. Собственно, во время репетиции фразы «Плевать я хотела на твое государство и язык» мы просто изменили интонацию театрализованной, немного комедийной манеры, и показали ее субтильную сторону — «московского слепня» — то, что подзуживает героиню. И здесь появился нужный абсурд. Я видела реакцию зрителя, до этого места он смеется, а дальше —тишина, я каждый раз чувствую это изменение настроения аудитории. Когда-то мы делали просмотр у друзей, и маленькая девочка сначала с удовлетворением смотрела, а во время указанного эпизода она вышла на балкон и смотрела сквозь стекло. На другой сцене она вернулась, но ее детская реакция — это подсознательная защита, дистанционирование. Значит, мы нашли нужное решение, превратившее литературное произведение в такое экранное зрелище, которое не оставляет равнодушных. Другой интересный момент был, когда мы работали над «Мужицким ангелом». На кастинге был один мальчик, который на пробной фразе «По-видимому, Бог не слышал мою молитву. Поэтому не хочется мне теперь и в церковь ходить» не мог сказать второй ее части, о нежелании ходить в церковь, у него слезы выступили. Я поняла, что это наш герой. Васильченко заставляет думать.
— Давайте поговорим об экранизации Нодара Думбадзе — ленте «Кровь». Это же непростое дело — просто так сорваться в Грузию, без финансирования организовать там съемки и сделать действительно качественную вещь?
— Все началось с книжки, которую 20 лет назад купила в Грузии моя мама. Она была тогда в Тбилиси на студенческой практике и увидела на улице новый памятник, он был без надписи, без имени героя. Конечно, это вызвало у нее удивление. Но еще больше удивил грузин, который сказал ей: «Это же Нодар Думбадзе! Ты Пушкина подписываешь?». В книжном магазине она купила книжку, которую через столько лет прочитала уже я. Собственно, я не исключаю возможности написания авторских сценариев, это необходимый шаг, скажем так, режиссер Отар Иоселиани вообще считает, что экранизировать — это преступление, нужно создавать собственные истории. Но я хотела работать с готовой историей, которая может много дать, в конце концов, и для понимания механизма написания подобных вещей самому. Думбадзе — не просто гениальный автор, а такой грузинский материал, что «вах»! Поэтому, опять же, нужно было погрузиться в его «материю». Я смеялась и плакала над этим его маленьким рассказом, а когда дочитала, то поняла — это оно, в десятку, я знаю, что буду делать. Герои ожили, они ходили за мной. Когда я пришла в институт и сказала, что хочу делать такой диплом и снимать его в Грузии на пленку и без профессиональных актеров, то на меня посмотрели как на чудачку. Педагог предлагал мне перенести историю на украинскую почву. Но я хотела полевых условий, настоящей «грузинскости». Мы с сестрой познакомились с Георгием Сигуа, представителем торговой палаты Грузии, пригласили его на студенческий спектакль «Отак загинув Гуска» Николая Кулиша и это стало началом нашего диалога. Сначала пан Сигуа был настроен скептически, мол, дорогая, но это такая простая история. Но я настаивала на своем: это лучшая простота, которую я когда-либо встречала. И он помог: познакомил с родственниками Нодара Думбадзе, отвез на родину писателя. Там, в селе Хидистави, мы нашли главные локации, героя дедушки и главного героя. Им оказался двоюродный внук Нодара Думбадзе — Геронтий Чигогидзе. Когда выезжали из села, то на все небо растянулась радуга! Лучшего знака нечего было ждать. После моих рассказов и фотографий в институте даже самые большие скептики смирились. Мы были безумно ограничены в ресурсах, а иногда имели по одному дублю на кадр.
— То есть самым большим тормозом, как всегда, была нехватка денег и официальной поддержки госучреждений?
— Да, мы искали любые возможности, чтобы покрыть расходы. И в Грузии также. Но... украинка, молодая, 22 года, снимает грузинского автора, прекрасно, что дальше, где гарантия, что средства вернутся? Здесь нам помогло Посольство Грузии в Украине. Полномочный Посол Грузии Григол Катамадзе и Гела Думбадзе, сотрудник Посольства и двоюродный брат писателя, помогли оплатить поездку, предоставили помещение. А моя семья увидела, как я этим болею, и активизировала всех родственников, знакомых, сама затянула пояса — с мира по нитке... Без всего этого фильм бы не состоялся. Все заговорили, что это первый грузино-украинский проект за 20 лет, волна пошла. Но вместе с тем я постоянно чувствовала покров автора, какую-то магию. На показе в Тбилиси жена Нодара Думбадзе сказала: «Мне Ваша версия нравится больше чем грузинская» (экранизация 1979 года). А перед показом фильма в доме-музее Думбадзе началось небольшое землетрясение, всего несколько секунд, и все фотографии автора затряслись. Тогда брат Думбадзе сказал: «Это он, пора начинать».
— А что в современной украинской литературе вас заинтересовало?
— Меня поражает Мария Матиос. Ее «Солодка Даруся». Это должно быть экранизировано, и я знаю, что некоторые режиссеры уже поставили себе такую цель. А так, я не могу сказать, что имею перед собой какое-то конкретное произведение. Здесь дело в том, что режиссерская среда, как и много других «гуманитарных тусовок» в нашей стране, живет порознь, словно в разных реальностях. А конкретно мое окружение интересуется больше классикой. Потому что нам интересно воспроизводить какую-то эпоху, это для нас больший вызов, больше прочтений. Вот мой коллега, Иван Канивец, интересуется военной тематикой, делает документально-реставрационную работу, поднимает темы гражданской войны, забытых украинских героев. Это неперекрученная история, куча материала. Но проблема нашей современности глубже — из количества рождается качество, и это касается всех сфер культуры.
— Приходилось слышать о вашем необычном знакомстве из Отаром Иоселиани. Расскажите!
— История с Иоселиани мистично-комичная. Когда мы уже отсняли в Грузии, я увидела, что на Киевский международный кинофестиваль приедет Отар Иоселиани и даст мастер-класс по теме авторского сценария, он считает, что только так нужно снимать. А у меня все наоборот — экранизация! Но я пошла... После выступления, конечно, возле него туча людей, но я думаю, что нужно брать быка за рога и подхожу с такой скороговоркой: «Добрый день! Меня зовут Ирина Правило. Я сняла «Кровь» Нодара Думбадзе, в его селе, где раньше до меня никто не снимал». И даю ему фотографии. Вдруг эта туча останавливается, Иоселиани поднимает на меня глаза, берет фотографии, перебирает, удивленно: «Нодара Думбадзе? Где?». «В Гурии», — говорю я. «Это все очень хорошо», — отвечает режиссер и идет, потом останавливается, тишина, все смотрят на него, а он долго и пристально смотрит на меня, словно фотографируя взглядом. Это первый такой знаковый для меня момент. Второй — на кинофестивале в Батуми, сидим в ресторанчике, и вдруг заходит... Иоселиани. Я беру диск с фильмом и подхожу к нему, напоминаю об эпизоде в Киеве, говорю, что вот уже сделали кино, а он: «Я тебя помню. Давай, я посмотрю». После этого я точно поняла, что в жизни все на своем месте.
