Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Люко ДАШВАР: Когда пишу на украинском языке, я словно открываю для себя Украину

Писательница — о своем приходе в литературу и любимых книгах
15 июня, 2012 - 12:01
«Язык, территория, привычки или традиции — ни одна из этих составляющих не является решающей в том, чтобы человек чувствовал принадлежность к какой-то нации. Я думаю, что его формируют гены. Какое-то внутреннее ощущение, которое никуда не девается. Вот пишу я на украинском языке свободно, но говорить сложно, потому что много лет артикуляционный аппарат настроен был на другой язык. Но это не значит, что я не украинка?»

«Золотой автор», «платиновый автор» — такие яркие и безапелляционные эпитеты ныне в моде. Судя по количеству этих определений, Люко Дашвар и в самом деле должна чувствовать себя в Украине уникальной писательницей. Во-первых, свою карьеру романистки Дашвар начала уже за сорок, во-вторых, ее первая же попытка оказалась победителем «Коронации слова», в-третьих, у нее есть где печататься, и ее новые романы не разочаровывают ни издателей, ни читателей. Люко пробует себя в разных жанрах, хотя с формой предпочитает не экспериментировать — ее особенная черта: классика с четкой фабулой, понятными мотивами, ярко прописанными героями-типажами, лаконичным языком и авторской отстраненностью. И когда критика сетует на отсутствие героя в украинской литературе, то произведения Люко Дашвар вполне отрицают этот тезис. Однако в своей частной, внеписательской жизни Ирина Чернова считает, что поучать кого-то просто не имеет права. Спокойствие и скромность автора доказывают, что те эпитеты — мишура, только обман, и отпадают сами собой, не прилипая. Этой женщине есть что сказать, но, кажется, она готова открыть тайны не всем. Удалось ли это в сегодняшнем разговоре — судить вам.

— Как правило, писателям, которые прячутся за своим псевдонимом, или есть что скрывать, или стесняются, или чувствуют внешнее давление, и хотят его обойти. Для чего вам псевдоним?

— Ольга Герасимьюк написала предисловие к одной моей книги («Мати все» — Я.С.) и сказала лучше меня, сентиментально и чувствительно. Мол, человек, который собрал в своем псевдониме буквы из имен дорогих ей людей, хочет сохранить их вокруг себя. Думаю, подсознательно именно так и было. Я не выдумывала красивое имя, фамилию, чтобы красиво звучало, что-то необычное — составила псевдоним из имен тех, кто мне дорог.

— То есть ныне вы не собираетесь себя позиционировать как писательницу Ирину Чернову?

— А я и являюсь Ириной Черновой. Мы же понимаем — за псевдонимом стоит реальный, конкретный человек.

— А если бы вы решились-таки подписаться собственной фамилией, что бы это было за произведение?

— Я, кстати, сценарии подписываю своей фамилией. А вот художественные книги... так изначально уже получилось и я не вижу смысла это изменять. В действительности об этом не очень и думаю. Чтобы сидеть, мучиться: почему и какая я под одним именем или под другим...

— И критика, и читатели замечают, что у ваших произведений есть своя особенность. Никаких сложных предложений, нет усложненных конструкций, лирических отступлений. Очень прямой, четкий язык. Это ваша принципиальная позиция?

— Не позиция, уже стиль. И я постоянно над ним работаю. Сначала получаются достаточно тяжелые конструкции, потом правлю. С самого начала задуматься над этим заставили произведения Михаила Веллера, потом курсы сценарного мастерства, где была отдельная лекция о способах представления информации в период информационной перенасыщенности ХХІ века. И я поняла: именно такой стиль мне близок.

— А вы, кстати, какие-то идеи, концепции, идеологические «крючки» вносите или, возможно, хотите донести в своих произведениях что-то, кроме сюжетной канвы?

— Да, безусловно, крючки есть. Но есть еще большая внутренняя потребность не быть поучительной, пытаться сделать так, чтобы люди думали сами на примере историй, событий, поступков героев. А не просто начинать с прямого мессиджа у лба. В таком виде это звучит пренебрежительно. Я себе думаю — ну какое право я имею кого-то поучать? Однако жизнь и поступки моих героев могут стать поучительными, заставить задуматься.

— У меня создается впечатление, что некоторые из ваших героев действуют вопреки вашей авторской воле, вы волюнтаристски изменяете их истории... бывает такое?

— Да, безусловно. В «Рай.Центрі», книге, которая является для меня важнейшей, девушка Люба погибает, но для меня она так дорога, я так хотела, чтобы она жила... но я знала, что так будет неправильно для самой истории. Нелегко переживать такие вот моменты, но нужно. А с другой стороны... Если будешь думать о своих героях постоянно уже по окончании работы над книгой, то просто поедет крыша. Я пытаюсь отстраняться от них, оставлять в прошлом...

— А как относительно знаменитой «Мадам Боварі це я»? Есть ли у вас роман, в котором бы вы так же могли утверждать и о себе?

— Пока еще такого нет. Я сознательно пытаюсь дистанциироваться. А с другой стороны, в каждом из героев, во всех есть немного от меня как от живого человека. Человек же состоит из людей. Мы одинаковы в проявлениях любви, ненависти. А наши наблюдения, так или иначе, становятся частью наших биографий.

— А где вы проходили школу жизни, чтобы выписать столько разноплановых героев, где находили их, формировали характеры, как они у вас рождаются?

— Думаю, я просто наблюдательный человек. И неравнодушна. Много чего видела, ведь профессия журналиста этому способствовала, очень много дала в этом плане. В последнее время, правда, таких встреч стало меньше. А вот впечатлений от жизни — нет.

— А что делает вас украинской писательницей? Например, когда говорят, что Люко Дашвар украинская писательница — что указывает на вашу принадлежность к украинскости? Язык, сюжеты, герои, события, города?

— Думаю, характеры людей. Характеры украинцев. Например, книгу «Молоко з кров’ю» я сама переводила на русский язык с украинского. Книга вышла на русском языке и продается в России. И вот во время перевода я поняла, что когда писала на украинском языке об украинцах — это было естественно, логично и понятно, а вот когда перевела на русский, история очень много потеряла! Несмотря даже на то, что я пыталась не делать дословную кальку, а художественный перевод, приходилось менять целые куски текста. Тогда я поняла, что пишу только об этой земле, об этих людях, что именно здесь они так действуют.

Вообще же... Когда я начала писать на украинском языке, поняла, насколько это важно для меня лично. Будто таким образом открываю для себя свою Украину. У каждого на это свое время. Потому что полученная 20 лет назад независимость государства не значит, что население автоматически стало ее полноценными гражданами. У каждого на то свое время. У меня переосмысление случилось в 2006, когда я поняла: здесь моя земля. А это важнее, чем гражданство как факт.

— Наверное, неслучайно — Денисенко, Роздобудько, вот вы — вышли из русскоязычной среды, работаете в украиноязычной литературе, популярны. Это какой-то феномен? Как так получается, что именно из иноязычной среды появляются такие популярные украиноязычные писательницы.

— Иноязычная среда эта одно, но то, что ты украинка от рождения имеет большее значение. Язык, безусловно, очень важен для формирования нации. Но и он не главное. Я скажу не своими словами, а Льва Гумилева из труда «Этногенез и биосфера Земли», где он исследует, как создаются нации. Он приходит к выводу, что язык, территория, привычки или традиции — ни одна из этих составляющих не является решающей в том, чтобы человек чувствовал принадлежность к какой-то нации. Я думаю, что его формируют гены. Какое-то внутреннее ощущение, которое никуда не девается. Вот пишу я на украинском языке свободно, но говорить сложно, потому что много лет артикуляционный аппарат настроен был на другой язык. Но это не значит, что я не украинка?

— А вам было легко начать писать на украинском языке художественную прозу? И вообще решиться писать художественную прозу?

— Если мечтаешь писать, то сможешь. Я Весы по знаку Зодиака: долго думаю, рассуждаю, колеблюсь, пока решусь. В журналистику пришла, когда мне было под тридцать, начала издаваться, когда стукнуло пятьдесят. Но, как уже решила — пытаюсь не останавливаться.

Что касается языка, то никаких проблем не было. Хотя часто разговариваю на русском языке, но всю жизнь работала в украиноязычной прессе. Поэтому не могу сказать, что в 50 лет я неожиданно столкнулась с потребностью переходить на украинский язык. Для меня это было естественно.

— А что вы читаете?

— Я читаю хаотически. Мода на какого-то автора, течение на меня не влияет. Недавно перебирала библиотеку и нашла книгу Юрка Покальчука «Кава з Матагальпи», изданную еще в советское время, в 70-х. Я, когда он был жив, пересекалась с ним, хотя и не была знакома лично. Для меня было чем-то мистическим найти его юношескую книгу в собственной библиотеке после его смерти, поэтому читала с особыми впечатлениями. А было время, когда увлеклась стихотворениями Жадана, и только потому, что был необычный толчок: во время одной встречи Юрий Одинокий (театральный режиссер. — Я.С.) начал читать стихотворения Жадана. И я увлеклась. А просто достать книгу и начать читать, у меня так не получается. На все есть какая-то непростая эмоциональная причина.

— Вы вспомнили Гумилева, это значит, что среди ваших интересов не только художественная литература, но и научная?

— Мне интересны философия, психология, социология. А особенно — социальная психология. Когда спрашивают, какие мессиджи я хочу донести в своих произведениях, до времени никак не могла сформулировать идею. А потом поняла: пытаюсь писать об абсолюте. В свое время в книге Лебона «Психология народов и масс» натолкнулась на цитату господина де Вогюэ о том, что цивилизация умрет из-за господства относительных понятий. Я ужаснулась, потому что осознала: абсолютов нет, они исчезли. Все относительно: мы все относительные патриоты, относительно порядочные, относительно искренние и откровенные. Относительно к каким-то жизненным обстоятельствам, мы немного любим и так далее. Я за то, чтоб возвращать абсолюты в жизнь.

— Для вас, кроме творчества, что на первом месте, если что-то есть?

— Семья, бесспорно. Это святое и это на первом месте. Знаете, у меня дети уже взрослые, имеют свои семьи, живут отдельно. Но я беру огромную кастрюлю, готовлю борщ на три семьи. А дети приезжают на борщ к маме. Это так приятно! И это уже стало семейным ритуалом. Хотя, конечно, они сами могут приготовить себе, но я получаю наслаждение от того, что готовлю борщ для них.

— Счастье — это псевдоним Господа Бога, но в том случае, когда он не хочет подписываться, — писал в свое время Анатоль Франс. Часто ли Господь ставит свой автограф в вашей жизни?

— Для себя нашла собственную трактовку счастья: сейчас ты есть. Счастье эта жизнь, вот и все. И если уже чего-то искать — то только поводов для искренней радости.

СПРАВКА «Дня»

Люко ДАШВАР (настоящее имя Ирина Чернова) — украинская писательница, сценарист, журналист. Ее первый роман «Село не люди» стал лауреатом премии конкурса «Коронация слова 2007». Следующий «Молоко з кров’ю» получил диплом «Коронации слова 2008» и признан победителем конкурса «Книга года Би-Би-Си». Третий роман автора «РАЙ. Центр» — опять стал дипломантом конкурса «Коронация слова 2009» в категории «Выбор издателей». Четвертый роман «Мати все» вышел осенью в 2010 году. Его общий тираж на конец года составлял 52 тысячи экземпляров. Общий тираж книг писательницы, которая печатается исключительно в издательстве «Клуб Сімейного Дозвілля», составляет уже более 300 тысяч экземпляров. В 2010 году конкурс «Коронация слова» предоставил писательнице официальный статус «Золотого автора» — автора, чьи произведения проданы тиражом более 100 тысяч экземпляров.

Пятый роман автора «Макар» — первый в трилогии «Биті є». Ныне вышел в свет второй том трилогии «Макс».

Ярина СКУРАТИВСКАЯ
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ