Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Меч и книга. Противостояние

«Сестра моя, София…» как синтез новейших смыслов древнего духовного огня
23 сентября, 2016 - 11:13
ФОТО РУСЛАНА КАНЮКИ / «День»

Болгария... Это звон высокой зари, рокот мощных ветров, это волны времени, которые заливают горные кряжи и розовые долины, с жестоким рвением  сметают величественные дворцы, сияющие храмы, невероятной красоты сады, цветники, виноградники. Но вот начинается отлив, и опять выходят на большак мыслители и схимники, художники, поэты, воины, широким потоком плывет народ, непокоренный, бессмертный, как сама земля, пропитавшаяся слезами,  потом и кровью, духом творения, духом победы.

Болгария и Украина связаны общим родовым корнем, историей, культурой. В древнейшие века наши предки соперничали на ратных полях, но впоследствии вместе защищались от общих врагов, приходили на помощь друг другу в трудные минуты. И мы не забыли, что Болгария первой признала УНР в 1918 году. Именно Болгария четверть века тому назад первой признала и независимую Украину. Сегодня Болгария активно поддерживает суверенитет и территориальную целостность Украины, курс евроинтеграционных реформ и повестку дня в диалоге УКРАИНА-ЕС. Она ратифицировала Соглашение об ассоциации в 2014 г., поддерживает внедрение безвизового режима для граждан Украины. Она постоянно сигнализирует о готовности делиться опытом и оказывать экспертную помощь Украине в имплементации Соглашения об ассоциации. Болгария не признала аннексию Крыма и поддерживает санкции против России. Болгария вместе со США планирует общее патрулирование в Черном море с целью сдерживания военных посягательств России.

В то же время в самой Болгарии политологи отмечают резкое обострение конфронтации во взглядах на Россию, которое является результатом закоренелых фальшивых мифов и давнишнего страха. Их подкармливает та же гибридная агрессия, фактически война, которую ведет Россия и на территории Болгарии, сея сомнения и насаждая мысль, что все неурядицы и проблемы страны – от разорванных связей с Россией. Что Россия-освободительница «освободит» и в этот раз Болгарию от объятий похотливой Европы. Поэтому сам вопрос истории в Болгарии, как и в Украине резко выходит на первый план. За нее, за историю, идет настоящая война. Древнее противостояние силы и истины. Книги и меча. А в конечном итоге – это борьба за будущее своих государств, за достойное место в  кругу развитых народов, которые идут путем цивилизационного прогресса. В повестке дня события, казалось бы глубокой давности. Но они как в Украине, так и в Болгарии приобретают небывалую остроту, приводят к расколам, политическим шатаниям.

 

Поэтому я не задаю вопрос: почему вдруг именно Болгария в настоящее время попала под прицельный объектив авторского коллектива газеты «День», чьим усилиям и таланту мы обязаны появлению прекрасного и мудрого издания книги «Сестра моя, София…». Скорее, в глубинах подсознания зреет удивление: почему только теперь? Почему так поздно мы оторвались взглядом от кривого имперского зеркала России, оглянулись вокруг и с удивлением узнали себя в других, чистых, хрустальных и подлинно правдивых отражениях, величавых книгах, искристых росписях, сияющих иконах. Услышали себя в Слове других народов, почувствовали его красоту и силу.

Потому что после «Повернення в Царгород» – книги, которая чистым светом озарила украинскую интеллектуальную среду, полностью закономерно, что интеллектуальные поиски привели авторов «Дня» к другим таинственным и прекрасным дверям. И опять – к Святой Софии. Той, что величаво цветет на святых киевских холмах. Той, которая зовет нас с земли болгарской. Тайну которой так страстно пытался разгадать незабываемый Сергей Крымский в своем «Эффекте высокого не Ефекті високого неба». Эта статья как четкий указатель появляется и в этой книге, указывая направление поисков, преподнося архитектонику книги, ее концепцию. И как всегда не столько отвечает, сколько задает все новые и новые вопросы.

«Эта книга, – пишет в своем предисловии главный редактор газеты «День» Лариса Ившина, – попытка прояснить наиболее важные вопросы истории Болгарии, а через них – еще более точно почувствовать «узлы» непознанной украинской истории... Болгария дает нам часть ответов на вопрос об Украине. Если болгарскую историю пытались исказить, то нашу – присвоить. Мы познаем себя такими, какими раньше не знали. София – это о нас. София – это о них. София – это о новой высоте, которую нужно преодолеть. Исследуя это цивилизационное пространство, взаимные проникновения, которые происходили тысячи лет, мы понимаем, что они до сих пор остаются живыми и актуальными».

В истории Болгарии есть два трагических события, когда-то хорошо известные читающей публике, поскольку они глубоко проникли в историческую, в том числе украинскую художественную литературу. Впрочем, подозреваю, что они совсем неизвестные большинству нынешних читателей из-за резкого смещения читательских ориентиров.

Осень 1014 года. «Армия могучей Византийской империи окружает под горой Власиницей войско, собранное болгарским царем Самуилом для защиты своего государства от захватчиков из Константинополя и вскоре разбивает воинов Самуила. 15 тысяч болгарских воинов попали в плен византийцев. Император Восточной Римской империи Василий ІІ – победитель битвы под Власиницей – приказывает ослепить всех пленных до одного и отправить к царю Самуилу, которого не было на поле боя. Приказ был выполнен (за это Василий ІІ получил у придворных летописцев «почетный» титул «болгароубийца»). Самуил, увидев этих 15 тысяч несчастных, не выдержал горя и вскоре умер от сердечного приступа. Через три с половиной года Болгария окончательно попала под власть Византии, став одной из северных провинций империи. Император Василий ІІ с удовлетворением сказал: «Этого народа больше нет. И никогда его отныне не будет» (Игорь Сюндюков, «Какой народ является непобедимым?»).

Апрель 1876 года. В разных регионах Болгарии вспыхнуло восстание против турецкой оккупации В расположенное в Родопах небольшое село Батак отправился аж восьмитысячный отряд башибузуков, воинов мусульманского вероисповедания, печально известных жестокостью, отсутствием дисциплины и мародерством. После двух дней вооруженной борьбы крестьяне сдались. Им было обещано прощение. Лидеры повстанцев вышли на переговоры. «То, что произошло потом, изменило историю не только Болгарии, но и всей Оттоманской империи.

Турецкие военные сначала выбили зубы и выковыряли глаза сельскому председателю, а затем насадили живого человека на кол и пекли на открытом огне. После этого они разорили село: всех мужчин убили, женщин изнасиловали и убили, детей, которые спрятались в школе, – сожгли; остальные, кто успел спрятаться в церкви св. Воскресенья, - убили и сожгли вместе с храмом. По разным подсчетам, в тот день на тот свет отправили от 2 до 13 тысяч христиан. Это страшное событие стало точкой невозвращения не только для самих болгар, но и для всей Европы; уже в 1876 году на место трагедии прибыли западные журналисты». Андрей Любка, «Страна, в которой начинаются и не заканчиваются Балканы».

Книга «Сестра моя, София…» завершается несколькими страницами «Важнейших дат по истории Болгарии в контексте истории Украины». Среди важнейших дат, которые фиксируют военные походы, героические битвы, восстания, царствования, подчинения есть одна, совсем короткая. Почти неприметная. 815-885, 827-869 –даты жизни Кирилла и Мефодия, великих просветителей Болгарии и целого славянского мира. Их признают святыми христиане как восточного, так и западного вероисповедания. Но кажется, что даже такого освящения их имен недостаточно, чтобы понять, чем была на самом деле деятельность этих истинных, по признанию самого Ватикана, «покровителей Европы». В убогих одежах, без армий и поддержки власть имущих, гонимые отовсюду, они принесли славянскому миру важнейший дар – Слово, они открыли уста миллионам немых, дали возможность видеть миллионам слепых. И само Слово навеки запомнит трагедию 15 тысяч ослепленных болгарских воинов, и оно же будет бить тревогу уже в ХІХ веке, поднимет болгар на борьбу против всесильной Оттаманской империи и в конечном итоге победно засияет в многострадальном, преисполненном горечи и любви творчестве Ивана Вазова. Его книга «У ярмі», написанная здесь, на украинской земле пробудит усыпленные, угнетаемые силы народа. А мы, украинцы, хорошо знаем, какой всемогущей силой и непреодолимым оружием может стать Слово. Каким источником духа является наш «Кобзарь».

Поэтому мы не можем обойти вниманием статью Елены Чмир «Язык нашего первослова» о том, как возникла письменно-литературная традиция Кирилла и Мефория. Это детальное, кое-где суховатое исследование, по моему глубокому убеждению, является контрапунктом книги, ее золотой сердцевиной. Потому что появление КНИГИ все меняет. Не сразу, но постепенно, посеянное Слово дает свою лестницу, образует параллельный мир на разъединенной, пылающей от битв и пожаров, ненависти и злобы, земле. Оно образует единое культурное пространство для мира и взаимопонимания, будущего прогресса. Слово Кирилла и Мефодия взойдет на наших просторах расцветом образования, первыми монастырскими, впоследствии светскими школами, Острожской и Киево-Могилянской академиями. Слово на ином витке своего развития даст нам Сковороду и Котляревского, бесценные произведения «Кирило-Мефодиевского братства» и взорвется пророческими речами Тараса Шевченко «Нехай житом-пшеницею, як золотом покрита, не розмежованою останеться навіки од моря і до моря слав’янськая земля». И именно то чеканное на папирусе, глиняной дощечке или вырезанное на бересте незаметное, еще совсем тихое «первослово» даст ответ на вопрос Игоря Сюндюкова: какой народ является непобедимым?

Есть в болгарском фольклоре известная легенда о невесте Солнца, Марие, которая прибыв во двор своего избранника, подговоренная злой мачехой, долгие годы молчала, якобы этим выражая свою покорность и уважение «діверю», свекрови, жениху. Солнце не захотело этого терпеть, покинуло немую невесту и сосватало другую девушку – Дэну Деницю. Во время венчания Мария им прислуживала. Догоревшая свеча, которую она держала, обожгла ей пальцы. Вспылила невеста, обозвала Марию глухой, немой, слепой и ленивой. И вдруг она заговорила: «Отец мой, и свекор мой, простите мне мое молчание и преклонение. Я не глухая и не немая, не слепая и не ленивая – моя мать приказала мне молчать. А он, мой суженый, не захотел дождаться и покинул меня». У легенды счастливый конец. Растроганное солнце, конечно, вернуло свою прежнюю избранницу. Однако если перевести язык мифов на жестокие исторические реалии, то именно такого «молчания» испокон веков добивались от Болгарии все новые и новые завоеватели. Молчания и исторического забвения. Не думать, не искать свои корни, не знать, кто такие болгары. Или, в переводе на наши реалии, словами Михаила Грушевского «Хто такие украинцы и чего они хотят?». Такие вопросы испокон веков возникают перед каждым народом, нацией, государством и суть не в самой только глубинной потребности каждого народа в самоидентификации, это поиск незапятнанных источников энергии творения и развития, которые открывает только историческая память.

В настоящее время быстро отходит в прошлое направление, которое сформировалось в болгарской этнографии под натиском советской школы с конца 1950-х до середины 1980-х гг., согласно которому протоболгары полностью ассимилировались славянскими племенами, не оставив никаких следов в культуре современной Болгарии. И в памяти других народов. Появляются все новые исследования, наука обогащается новыми теоретическими построениями, авторы которых представляют разные точки зрения и школы, придерживаются разных политических взглядов. Исчезла политическая конъюнктура и ученым стали доступны материалы новых архивов, зарубежные издания, произведения авторов конца ХІХ – начала ХХ века, которые изучали вклад тюркоязычных протоболгар в этногенез дунайских болгар, за что в 50-ые годы ХХ века они были заклеймены, как «буржуазные националисты» и «профашистские элементы», а их труды отнесены к таким, что «грубо фальсифицируют историю». Как это нам знакомо. Мы также, как нам еще до недавнего времени втолковывали в голову, выползли из какой-то там общей колыбели, где старший брат веками спал на печи, а затем мгновенно проснулся, взял в руки «дубину» и всем показал, кто в той колыбели хозяин. Любая теория о «неисторичности» экспонируется на другую – теорию бездержавности, и всегда маскирует чьи-то агрессивные, захватнические намерения относительно этого народа.

Мы, действительно, мало знаем о предках болгар, потому статьи Владимира Рычки, Романа Гривинского, Петра Кралюка читаются как своеобразный детектив, а исследование Григория Халимоненко «Аспарух, Кубрат и другие» и Игоря Смешко «Неожиданная Киевская Русь», где предпринимается попытка открыть таинственную завесу над происхождением современных болгар – вообще воспринимаются как открытие. Это серьезные и глубокие документальные исследования, они продолжают, но не ставят окончательную точку в поиске генезиса древних славян. В кипящем котле народов, племен, родов, которые принимали участие в большом переселении народов, начиная с 5 века нашей эры, мы постоянно наталкиваемся на воинственное племя булгар, болгар или протоболгар, как сейчас принято называть. Григорий Халимоненко ведет их от Большой китайской стены через европейские равнины и горы к своему гордому над Черным морем, где когда-то жили древние фракийцы, которые славились могуществом и свободолюбием и дали миру непобедимого Спартака. (Да, Спартак – древнейший герой болгарского народа, как об этом свидетельствуют разные исторические источники и блестящее историческое исследование Игоря Сюндюкова).

Первое упоминание о болгарах содержится в латинском хронографе 354 года, где в списке племен и народностей Причерноморья и Прикаспия (потомков Сима) упоминаются булгары (Vulgares). А самое давнее ретроспективное упоминание о булгарах содержится у армянского историка V ст. Мовсеса Хоренаци. По его словам, при армянском царе Аршаке I, сыне Вагаршака, булгары поселились на армянских землях: «В дни Аршака возникли большие смуты в цепи великой Кавказской горы, в Стране булгар; многие из них, отделившись, пришли в нашу страну»…

Именно на то время приходятся первые летописные упоминания о формировании славян. И никоим образом не отрицая влияние кочующих народов, которые вышли то ли из низовья Китая, то ли из Ирана, на формирование славянского ареала, не вступая в полемику с авторитетными учеными, я уже осмелюсь заметить, что волны большого разгула народов пришлись именно на землю древней хлебопашеской цивилизации, которую мы называем Трипольской (в настоящее время добавилось еще и название румынского поселения Кукутень), датированной 5500 и 2750 годами до н.э., которая располагалась между Карпатами и Днепром на территориях современной Украины, Молдовы и Румынии общей площадью свыше 350 тысяч км кв. Во времена расцвета культуры ей принадлежали наибольшие по размеру поселения в Европе: количество обитателей некоторых из них превышало 15 тысяч лиц. Это та историческая константа, которую невозможно не учитывать при любых исторических исследованиях и схемах. Особенно при выведении родословной славян, для культуры которых является характерным поклонение земле и солнцу, духам природы и огня, в календарях которых зафиксированы хлебопашеские циклы посева и прорастания, сбора урожая. В том числе и, возможно, в первую очередь проукраинских или протоболгарских. Потому что еще Иван Франко в своих исследованиям четко подметил эту типично хлебопашескую, мифологическую завязь наших народов. Какие бы народы не приходили на эту землю, все-таки со временем, породнившись кровно с землей, видоизменяясь и трансформируясь под воздействием пришельцев из других цивилизаций, убирая разные имена, самоназвания и навязанные им наименования, они все же не теряли основную сущность, которая выразительно прослеживается у всех славян – глубинный корень сеятелей, пахарей, больших строителей.

Связь древних болгар со славяноязычным населением утверждают и славянские источники XVI–XVIII ст. Донские и запорожские казаки рассматривали себя как потомков булгар. В труде XVIII ст. «Історія Русів», вероятно, написанном Георгием Кониским встречаются такие строки: «Самі Слов'яни і того більше собі назв наробили. Болгарами називали тих, які мешкали над рікою Волгою; Печенігами тих, що живилися печеною їжею; Полянами і Половцями, що жили на полях або в степах безлісих; Древлянами — мешканців полісних, а Козарами всіх тих, що їздили верхи на конях та верблюдах і чинили набіги; а сю назву дістали зрештою і всі воїни слов'янські, вибрані з їх же породи для війни та оборони вітчизни, якій служили у власній збруї, комплектуючись та переміняючись також своїми родинами. Та коли у пору війни виходили вони поза свої межі, то інші цивільного стану мешканці давали їм підмогу, і задля цього заведена була у них складка громадська, чи податок, прозваний нарешті з обуренням Даниною Козарам». Конечно, автор «Історії Русів» иронизирует и упрощает, ведь легко растеряться между тысячами названий народов и племен, которые оставила нам история в разных своих источниках. Для него, как, в конце концов, и для нас, важны движущие силы и направление этого сдвига народов. Болгар они привели к созданию могучего царства, которому платила дань даже могучая Византия. Наших предков – к созданию Киевской Руси, чьи отряды не раз прибивали свой щит к вратам Царьграда.

Лариса Ившина метко подмечает, что «история Болгарии и давней Украины-Руси» развивалась во многом на «противофазах»: подъем одного из государств происходил параллельно с разгромом или упадком другого. Первое Болгарское царство «завалилось» на 170 лет. Именно в это время в Киеве к власти приходит Ярослав Мудрый и происходит подъем Русского государства. В 1187 году появляется Второе Болгарское царство, возрождается национальное государство, а в ХІІІ веке, в то время, когда у нас здесь сильно «погулял Батый – наоборот, второе Болгарское царство было в период расцвета. Потом, через 200 лет,  приходят турки – второе Болгарское царство прекращает свое существование в 1396 году. Страшное иго, гнет, пятьсот лет турецкого господства...»

Нет, я не пытаюсь передать содержание этой сложной, многослойной книги, которую нам предложил «День». Здесь вы найдете много истории, имен, событий, неизвестных пейзажей и сможете проследить четкие параллели с историей украинской. И остановиться на тех тугих исторических замесах, которые нас объединяют. Недаром так много и, видимо, впервые в украинской историографии уделено внимания геополитическим взглядам и деятельности киевского князя Святослава, этого, говоря словами Михаила Грушевского, «запорожца на киевском столе», его попыток соединить два могучих государственных образования Болгарии и Киевской Руси, которая едва входила в пору своего расцвета. Отдавая должное храбрости и дальновидности князя Святослава и его сына Владимира Крестителя, да еще таланту и скрупулезности авторов, которые об этом пишут, все же нужно отметить, что не меч, а книга в конечном итоге соединит наши два народа, не война, а мудрость, не земные кровавые дороги битв и ратных авантюр, а небесные пути правды и общей веры.

Вот так, животворная миссия болгарских просветителей на нашей земле посеяла зерна настоящего братства между двумя народами. В тяжелые времена после завоевания османами Болгарии именно на нашей земле будут искать спасения и убежища тамошние крестьяне, мещане, военные, вельможи и священнослужители. Беженцы быстро будут интегрироваться в толерантную для них среду, поскольку существенно не отличаются от коренного украинского населения: были с ним в родстве языковом, религиозном, культурном и мировоззренческом. Среди них болгарские священники, непризнанные, гонимые Константинополем, но осознающие свою миссию – получить автокефалию для своей церкви. «Важно отметить, – пишет в своей статье «Чем жили, что думали, каким богам молились...» Игорь Шпик, анализируя волны беженцев, которые катились на древнейшую Украину, – что не все, кто приходил из Балкан на Русь были эмигрантами – существовали и другие категории людей, которые на определенное время очутились на восточнославянских землях по частным или служебным делам. В основном речь идет о духовных лицах (от патриархов, митрополитов, епископов, архимандритов), молодых монахах – искателях источников духовного обогащения, церковнослужителях, которые стремились рукополагать в высший духовный сан и тому подобное. Все они составляли один из самых действенных каналов восточно-христианской, в частности болгарско-украинской, религиозно-культурной коммуникации». Именно в эпоху Средневековья это привело к стремительному усилению роли таких центров восточного православия, как Константинополь и Афон, в многочисленных обителях которых проживали и учились монахи как из Болгарии, так и из Руси-Украины, а украинская книжность обогатилась многочисленными переводными и оригинальными произведениями болгарской литературы, распространилась Евтимиева реформа церковнославянской письменности, развивались орнаментальные стили художественного оформления рукописных книжек. Знаменитое староукраинское орнаментальное письмо – вязь, также заимствованное из болгарской традиции. Именно в то время начинается небывалый расцвет украинской иконы, под болгарским влиянием начинается отход от византийских иконописных канонов и развитие собственных изобразительных средств. В результате происходит своеобразный интеллектуальный прыжок восточных славян на пути  духовного развития – переход от инертного, пассивного восприятия и усвоения южнославянских духовных ценностей к сознательной и активной перестройке собственной духовности.

Это было не одностороннее движение. Из «Летописи» Самуила Величко мы знаем, какие грозные письма передавал через своего посыльного константинопольский патриарх гетману Мазепе, который гостеприимно поселил в Нежине Охридского (болгарского) архиепископа Мелетия, угрожая неслухам эпитимьей и анафемой, чтобы не смели величать того патриархом.

«Святійший вселенський константинопольський патріарх Калинник прислав у Москву свою соборну грамоту (а з Москви її прислано в Малу Росію), яка зголошує про чотирьох вселенських патріархів і про п’ятого московського, що, окрім цих п’яти патріархів, немає під сонцем жодних інших патріархів, а що ахридонський, кіпрський, грузинський і єникейський архієпископи називаються в руських країнах патріархами, то переконує, щоб ніхто їх за патріархів не вважав і їхнього патріаршого найменування в їхніх писаннях не приймав, також і до них від себе не писав, найменовуючи їх патріархами. А коли б проти тієї науки хтось осмілився б уперто називати вищеназваних архієпископів патріархами, тих він, святійший Калинник (коли не справляться і не покинуть свого завзяття), віддає анатемі цією ж таки соборною грамотою».

Это похоже на исторический парадокс: болгарские священники, монахи, неся по славянским землям свет христовой веры, не имели собственной патриаршей катедры и напрямую были подчинены Константинопольской патриархии, которая пристально следила за соблюдением церковных канонов и никак не вникала в реальные проблемы болгарских верующих.

О борьбе болгар за собственную автокефалию мы можем более детально узнать из статьи Юлианы Лавриш «Духовная автокефалия: почему Болгарии удалось?». И впадая в отчаяние от поражений на пути к созданию собственной украинской поместной церкви, нарекая на бездеятельность и ухищрения церковных чиновников Константинополя, все же будем иметь в виду, что для наших соседей болгар, на землях которых христианство завязалось еще во втором веке, эта дорога заняла не один век. Целая эпоха жертвенности, борьбы, трагедий, воли, торжества духа. Борьба за духовное освобождение длилась наряду с борьбой за освобождение национальное.

И мы были в этой борьбе рядом. Рука об руку.

Потому что даже настояния царских держиморд не заставили болгар выдать, например, Михаила Драгоманова, который свои последние шесть лет жил и работал в Софии. В 1889 г. он, приняв приглашение болгарского правительства, переезжает из Женевы в Софию, где становится профессором вновь созданного университета. С тех пор М. Драгоманов выступает ключевой фигурой в культурных контактах украинского и болгарского народов до своей смерти в 1895 г. Софийский период биографии М. Драгоманова очень насыщен: кроме напряженной преподавательской работы и научных студий в Болгарии, длится переписка мыслителя с галичанами – И. Франко, М. Павликом и др. Именно И. Франко М. Драгоманов в конце 1880-х гг. пишет о своем замысле учредить «фольклорний курінь вже під дахом болгарським», намекая на отсутствие журнала нужного направления во Львове. Впрочем, заинтересованность Франко болгарской литературой и историей имела глубокие корни, ведь он на протяжении всей своей жизни профессионально занимался болгаристикой, особенно староболгарской литературой и фольклором. В «Галицько-руських народних приповідках» Иван Франко исследовал около 500 болгарских поговорок,  размещенных в сборнике П. Славейкова «Български притчи или пословици и характерни думи», доказал существование не только их внешней схожести с украинскими, но и проанализировал причины этого подобия. В своих «Студіях над українськими піснями» автор отмечает факт существования непосредственного влияния болгарских народных песен ХVІІ ст. на украинских, таких, как «Іван і Мар’яна», «Батько продає дочку Турчинови», «Здобуття козаками Варни», «Викуп із неволі» и др. Уже не говоря о его «Апокрифах и легенде из украинских рукописей», в которой, в частности, исследуется история богомильства, причины и последствия распространения этого движения в Украине. В 1888 году, в авторском переводе Ивана Франко (с болгарского языка на украинский) увидели свет четыре песни гайдуков, размещенные в сборнике «Зерна». В 1896 году выходит из печати «Притча о единороге и ее болгарский вариант», где автор проводит параллель между притчей и болгарской повестью о Варлааме и Иоасаафе. Болгарская тематика – неотъемлемая и органичная составляющая творчества Великого Каменяра.

Как и Леси Украинки, которая почти год гостевала у Михаила Драгоманова в Софии. Это волнующие, практически неизвестные страницы жизни и творчества выдающейся украинской поэтессы, о них детально пишут Антонина Якимова в статье «Половина сердца и души осталась за Дунаем» и Владимир Панченко «Здесь у меня много работы». И, конечно, деятельность самого Михаила Драгоманова, которую глубоко уважали и уважают болгарские ученые, историки, литераторы, чья бесценная библиотека и в настоящее время находится в Софии. Она детально освещена в статье «Михаил Драгоманов в болгарском контексте» Антонины Якимовой. Не пересказывая этот фундаментальный труд, все же отметим, что контекст этот чрезвычайно широкий. Уже после его смерти его зять известный ученый-украинист Иван Шишманов станет первым послом Болгарии в УНР.  При этом же правительстве будет работать уполномоченным по делам театров в войсках на территории УНР Николай Садовский – наш известных театральный корифей, который юношей  с началом русско-турецкой войны 1877—1878 гг. прямо из училища пошел на фронт добровольцем и принимал участие практически во всех наибольших битвах на Балканах, в переправе через Дунай, обороне Шипкинского перевала, в конце кампании дошел до самого Константинополя. Был награжден Георгиевским крестом, представленный к офицерскому чину. Но отказался от военной карьеры. Война ему запомнилась не столько боями, сколько бессмысленными смертями. Напомню малоизвестный факт этой «героической» эпопеи: численность погибших солдат составила 250 тысяч, при этом от пуль и снарядов противника повержены 50 тысяч, остальные погибли от болезней и скитаний.

В настоящее время относительно настоящей роли России в этой войне продолжаются в Болгарии активные дискуссии.

Бесспорно, победа России в русско-турецкой войне  нанесла смертельный удар по позициям Османской империи на Балканах. И мы уже хорошо знаем, чего добивалась Россия в этой войне. Усиление своих позиций на Балканах и в первую очередь завоевание Константинополя. Утверждение себя не как третьего, или второго, а единого Рима. Проявление самодержавного Абсолюта во всей его полноте. Впрочем, так или иначе, объективно Россия способствовала появлению на карте Европы новой страны – Болгарии. В Украине эта война вызвала волну сочувствия и сожаления к братскому народу, мощный всплеск патриотизма. Академик Павел Сохань в своей известной студии «Нариси історії українсько-болгарських зв’язків» замечает, что по неполным данным, в течение данной войны, со стороны общественных организаций, городских и сельских обществ, а также отдельных частных личностей только крупных денежных пожертвований поступило от Волынской, Екатеринославской, Киевской, Полтавской, Таврической, Херсонской, Харьковской и Черниговской губерний на общую сумму около 500 000 рублей. Впрочем, народные настроения одно, а политика остается политикой.

Потому что, выставляя себя единственным «благотворителем» болгар, Россия немедленно затребовала для себя благодарности в виде политического подданства, повиновения. Любые попытки самостоятельных государственных решений Болгарии на международной арене или даже во внутренней жизни остро воспринимались царедворцами России, даже такими гуманистами, как Федор Достоевский. Эту двуликую имперскую политику со временем понял и Иван Вазов, который, и об этом пишет в своей статье Игорь Сюндюков, в годы Первой мировой войны, предупреждал болгар, что «это государство – «волк в овечьей шкуре», «под обольстительными словами об освобождении и славянском братстве кроется жадность, агрессивность и коварство». «Такая Россия является враждебной для нас».

В настоящее время среди болгарских интеллектуалов продолжается острая дискуссия о том, как относиться к событиям русско-турецкой войны, в результате которой Болгария получила независимость? Как к освобождению от турецкой тирании или как к новейшей оккупации? Историк Пламен Цветков видит в этом пропагандистское клише и не больше, которое некритически воспроизводится в учебниках истории и в СМИ. «Большинство болгар не знают, что мирный договор 1878 года вообще не принес освобождения. Более того, настоящий документ узаконил долговременную оккупацию Болгарии русской армией и был призван помочь отстоять русские интересы в районе Босфорского пролива».

На эту дискуссию налагаются острые вопросы, связанные с событиями послевоенного периода и насаждением в Болгарии тоталитарного режима со всеми последствиями, когда  коммунисты заняли ключевые посты министров внутренних дел и юстиции в правительстве Отечественного фронта и вытеснили оттуда всех своих противников. Началось внедрение сталинской модели социализма, со всеми ей присущими чертами – политическими убийствами, репрессиями. Партизанский лидер Тодор Живков организовал массовые облавы, которые закончились судебными процессами; они проводились специальными «народными трибуналами» над высшими должностными лицами страны военного времени. По официальным данным, в 1945 было казнено свыше 2800 лиц и 7000 лиц взято под стражу. Последующие времена также не отмечались особенным гуманизмом, изгнание, а фактически депортация мусульманского нацменьшинства, преследования инакомыслящих, спад экономики, поскольку бездумная  коллективизация подорвала самую ее почву. Болгария становилась сырьевым придатком к глобальному коммунистическому монстру. В книге помещены статьи о лидерах коммунистической Болгарии – Георгии Димитрове и Тодоре Живкове. Но никакие проявления либерализма или политической гибкости этих компартийных деятелей не заменят единственный факт – Болгарию через репрессии, запугивания втянули в орбиту тоталитарной машины. «Абсолютное зло всегда приходит под маской наибольшего добра» – метко подметил Джеймс Мейс. И это действительно было абсолютным злом, которое на долгие годы парализовало творческую энергию болгар.

Сегодня можно только удивляться отваге, смелым решениям, которые приняли лидеры болгарских элит, добившись избрания на пост президента Болгарии философа Желю Желева, избрав своим премьером Ивана Костова. Как и в случае с духовной автокефалией мы можем опять спросить: почему Болгарии удалось? Спросить в этот раз себя, потому что Болгария уже дала ответ. Решительно порвав с тоталитарным прошлым. Сразу, с первого шага, не колеблясь, раз и навсегда избрав курс на Европу. Книга «Сестра моя, София…» последовательно фиксирует победные этапы на этом непростом пути, замечу, что он был непростым, трудно давалась реализация т.н. «непопулярных» решений. Мы можем только догадываться, какой ценой избавилась Болгария от долговых обязательств перед Россией, чего стоил разрыв экономических и энергетических оков, в которых в начале своего пути барахталась Болгария. В то же время, как украинский политический истеблишмент растягивал собственную экономику в шпагат, как-то оно будет. Кормил притчами о «ласковом теленке». Мы выживем здесь посередине. Между Европой и Россией.  Между Востоком и Западом. Между небытием и бытием.

Период самоуспокоения, инерционного движения закончился вместе с первыми выстрелами на Майдане. Выгорел до тла под шквальным огнем гранатометов под Иловайском, утоплен вместе с обгоревшим украинским флагом в черноморских волнах около Крыма. Я снова и снова с тревогой прислушиваюсь к словам Ларисы Ившиной, сказанным в предисловии к книге «Сестра моя, София…» о «противофазах» развития Болгарии и Украины. Сейчас мы догоняем? Или таки безнадежно отстаем, на этот раз бесповоротно.

Книга «Сестра моя, София…» являет собой качественно новый этап в осмыслении собственных непростых страниц прошлого, интеллектуальный прорыв в совсем другие, неизведанные сферы, поиск общеевропейских синергий роста и возмужания. Выход в другое пространство, как метко подмечает Оксана Пахлевская – пространство Софии. Пространство Мудрости. Хочется верить, что КНИГА, как сакральный, концентрированный синтез света и знаний, просветлит души и развеет мрак, который несут нам северные ветры. Потому что Книга всегда побеждает Меч.


ИСТОРИЯ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

«Привіт Болгарії, що пута вікові
В священній боротьбі розбила вщент, навіки,
Що виноград ростить і рози на крові,
Яку пролив народ у єдності великій»

Эти строки Максима Рыльского стали эпиграфом к книге «Сестра моя, Софія...». Строки не случайные, как показывает история стихотворения.

В далеком 1957 году к монахам Рыльского монастыря в Болгарии пришел уже седой украинский поэт Максим Рыльский. Поэт не мог, даже несмотря на предостережения, которые, очевидно, были во времена воинственного атеизма, воздержаться от этой поездки. И причиной был, видимо, отнюдь не голос крови, хоть если задуматься, то, наверное, в роду Гедиминовичей-Трубецких, из которого происходил наш поэт, было немало кровных отношений с болгарской знатью, и если глубоко исследовать, то, возможно, и найдется непосредственная связь с потомками болгарского святого, который в 1240 году одним взмахом руки спас целый город Рыльск от монгольских орд. Тогда от огня и грабежа уцелел только единственный город. Но здесь, как представляется, поэт пошел на Слово. На его дух. О чем думал Максим Рыльский в тиши болгарского монастыря? О сложных хитросплетениях его судьбы, когда-то его прапрадед с дивным именем Ромуальд, прислужник при Василиановском монастыре в Умани, спел за мгновение до казни православный гимн «Пречистая Дева, мать Русского края», это произвело на предводителя гайдамаков такое впечатление, что он отпустил парня, а также остальных осужденных на смертную казнь поляков и евреев. Или о сначала разоренной, а затем разрушенной большевиками церкви святого Иоанна Рыльского в Киеве. Или горевал по ненаписанным молитвам, которые бы остановили вандалов, сжигающих иконы, древние книги, разрушающих храмы. Он вынес из этой славной обители бесценное сокровище — икону своего покровителя, подаренную болгарскими монахами. Лишь одна золотая нить, которая связала Болгарию и Украину. Не те, которые были тогда, а те, которые предстали ныне. Которые просто обязаны, пройдя лихолетие порабощения духа и слова, найти путь к пониманию и единству.

Наталія Дзюбенко-Мейс
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ