Моисей Фишбейн — один из наиболее ярких представителей того чрезвычайно мощного и эстетично выкристаллизовавшего поколения украинских поэтов, что дебютировало в 1970-х годах. Он умел возводить изысканные фонетически и ассоциативно емкие словесные конструкции, вдохновленные мотивами высокого модернизма, вообще блестяще работая с языком:
(...) На чорній кручі крук
осліплий кряче,
І попелом заметено сліди,
Сиди і кряч, заблуканий, сиди
І кряч, і кряч, осліплений, неначе
Ти можеш воскресити їх,
жебраче, —
Згорілі житла, спалені сади.
Умел также играть с текстами на уровне стихотворной остроты:
— Онде шпроти, онде кілька.
Скільки хочеш? — Кільки? Кілька!
— Онде кілька, онде шпроти.
Шпроти хочеш? Хочеш? — Проти!
Безусловно, Фишбейн принадлежал и к тем, кто сохранил в своем творчестве «фотографии» советских времен:
(...) Нудота карантинна,
У місті скарлатина,
Ковтати щось гірке,
Лахмітники, склярі,
«Гострю ножі», хворіти,
Напливи «Ріоріти»
В якомусь попурі,
В якоїсь там рідні
Поштівка з Палестини,
Безвихідні гостини,
Пропащі вихідні,
Вже ради не даси,
«Закусочна», «Сифонна»,
В коробці патефона
Згасають голоси...
Между выдающихся черт Моисея Фишбейна было то, что он унаследовал разнообразные культурные традиции. Это — как минимум — и богатейшая еврейская традиция, и украинская культура (не забываем, что молодого поэта «ввел» в литературу Мыкола Бажан), и русская литература, и особенный буковинский мультикультурный коктейль, и общеевропейский модернизм. Такой контекст сделал из Фишбейна эстета, а не весьма легкие обстоятельства для реализации этого эстетства в СССР, в эмиграции и в независимой Украине лишь закалили. Этот контекст вдохновил и на общественную активность — причастность к сразу двум ограничиваемых и униженных в ХХ веке культур, украинской и еврейской, не могла не воспитать у человека особенное чувство несправедливости. А уже это чувство выведет и к дисидентам-шестидесятникам, и на Майдан.
Так случилось, что буквально пару недель тому я писал для «Дня» о книжке украинско-американского историка Йоханана Петровского-Штерна «Анти-имперский выбор» о поэтах, которые соединили в своем творчестве и идентичность украинскую и еврейскую, и последний раздел этого исследования был посвящен именно Моисею Фишбейну. «Фишбейн ищет не внезапное впечатление — мрачное или радостное, а космологическое, высший и непреходящий смысл. В то время как его современники обсуждают планетарные отзвуки человеческого опыта, Фишбейн наблюдает этот опыт с метафизического расстояния. То, что его современники помещают в пространстве, он интегрирует во время. То, что они рассматривают на фоне космической универсальности, он созерцает на фоне универсальной вечности», — пишет о нем Петровский-Штерн. И характеризует таким себе еврейским Мессией в украинской поэзии. Что, учитывая сложную историю взаимоотношений двух народов, конечно, чрезвычайно важно.
Помним поэта Моисея Фишбейна!
Мойсей Фішбейн
Богданові Бойчукові
...І вже вуста
судомою звело,
І прийняла душа
неопалима
Розпечені горби
Єрусалима
І Києва обпалене зело.
О крапелько,
промінчику,
бджоло,
Перлинко, доле,
о напівнезрима, —
Мого буття
недоторканна
рима, —
Солодке і
розвогнене жало, —
Благослови,
хай лишаться мені
Юга понад
скорботною Стіною
Й понад Рікою
схили весняні.
Благослови, хай
лишаться зі мною,
Допоки йти
дорогою земною,
Допоки є ще
спогади земні.
5 — 6 лютого 1989 р., Мюнхен
