На самом деле таких книжек должно быть значительно больше, десятки и сотни — историй повстанцев, воинов УПА. Но до мемуаров дожили немногие из бойцов. Поэтому воспоминания участницы подпольно-освободительной борьбы во время и после Второй мировой войны Марии Савчин «Тисяча доріг» — это своеобразное многоголосие с того света.
В аннотации к нынешнему переизданию почти сразу указано, что Мария, «будучи женой Василия Галасы («Орлана») — заместителя Лидера ОУН Закерзонского края, а с 1948 г. Лидера ОУН Волыни и Полесья, — встречалась со многими повстанцами, выполняла ответственные поручения, не раз попадала в трагические ситуации, когда решалась не только ее судьба, но и судьба товарищей по борьбе». Но, погружаясь в этот текст, стоит сказать, что перед нами, в первую очередь, история самодостаточной женщины, которая сознательно выбрала для себя этот сложный путь, а личные отношения здесь, безусловно, тесно переплетены с делами подполья, и в любом случае не затмевают его событий и восприятий автора. Более того, в одном из разделов Савчин отмечает, что «її пригноблював той факт, що з одруженням затрачувала свою рівнозначність серед підпільників»: «Я не звикла була існувати лише тінню когось, навіть свого чоловіка, і тільки його вміння добре обґрунтовувати свою поведінку злагіднювало мої не раз гіркі почування».
Мария Савчин, «Маричка», находилась в подполье с лета 1944-го до лета 1953-го (Львовщина, Закерзонье, Западная Польша, Карпаты, Подолье, Волынь, Полесье). За это время постоянной опасности, месяцев жизни в бункерах, она стала обладать какой-то особой холодной логикой, которая дала возможность ей трезво оценивать ситуацию даже в самых сложных обстоятельствах. Так, схваченная в Польше, она выпрыгивает из помещения через окно, оставив в руках спецслужб своего первенца, просто поняв, что так или иначе, а быть с ним ей уже не позволят. Или, например, находясь во львовской тюрьме, Мария, услышав адресованное ей приветствие от побратима, в письме, перехваченном МГБ (проговорено с соответствующей интонацией и жестами ее друга), моментально понимает, насколько глубоко они изучают ее среду, насколько ненавидят и боятся их идеологической деятельности, и... решает согласиться на сотрудничество, такое себе «отпущение на длинном поводке», для того, чтобы спастись физически и быть способной осуществлять свою линию дальше. Конечно, «влиять» на своего мужа, как ей предлагали, Савчин и не собиралась, в конце концов, ей бы просто этого не дали.
В книге поражает культура быта повстанцев, распорядок дня, обустройство бункеров (ведь это целые подземные автономные образования со всем необходимым для длительного обитания и работы — издания литературы), праздники, география распространения. Написано все с живыми диалогами, будто остросюжетная повесть, с грустью и юмором, самоиронией и торжественностью.
Интересно, что на допросах в киевской тюрьме КГБ следователи даже удивлялись не столько знаниям многих участников этого «бандитского» движения (ведь большинство руководителей имело неплохое образование), а осведомленности относительно всех новостей, прессы и так далее. Видно было: хоть они и оценивают умение противника, однако не способны до конца понять основополагающие мотивы деятельности УПА — борьба на перспективу, понимание того, что «в настоящий момент» они не победят, но дадут шанс другим поколениям.
В целом раздел «У київській слідчій тюрмі» заслуживает особого внимания, ведь там супруги провели не один месяц «перевоспитания». И это действительно было перевоспитанием — походы на парад, беседы, аргументы-факты, агитация к сотрудничеству, поездка в Запорожье, словом, иллюстрация советской жизни, в которой не место недовольным. Мария Савчин очень метко показывает это в одной реплике: «О, ви хотіли б мати в себе людей, які посвячувались за вашу ідею так, як посвячувались ми за нашу. Може, колись вони у вас і були, але тепер ви їх вже не маєте».
Главной же целью следователей было склонить узников к помощи в уничтожении украинской политической эмиграции. И... Мария соглашается ехать в Западную Германию, ведь для них с «Орланом» это шанс вынести свою историю, собственно, то, что теперь только и имеет значение для памяти: «Це був мій останній бій, не в лісі і не з бункера, а в кабінеті міністра, і я його вже виграла. Якби Слон (зам. министра ГБ. — Авт.) був кращим психологом, він міг би вичитати в моїх очах тріумф перемоги. Дивилася йому упевнено у вічі і думала, наскільки наша правда мусить бути небезпечна для них, коли тут так лякаються її». Нужно ли говорить, что и во второй раз автор не выполнила задание?
Бесспорно, «Тысяча доріг» Марии Савчин — это не истина в последней инстанции, не книга, которая должна была кого-то убедить. Ее миссия — показать то, чего не знали люди, выходившие на первомайский парад в Киеве в 1954-м, среди которых игрой судьбы она в тот день оказалась, выведенная полюбоваться на спокойную и счастливую жизнь.
