Радуюсь, когда не могу... застать дома кого-то из писателей. Радуюсь, потому что знаю: в творческой командировке. Именно так в последнее время и с Еленой Галетой. Она — эксперт и соруководитель нескольких международных культурологических проектов. Из родного Львова ее дороги чаще всего ведут в Польшу, Германию и США. Присутствие Украины в мире благодаря ее культуре, благодаря конкретным фигурам — прекрасный стимул для ежедневного труда. А недавно монография Елены Галеты «От антологии к онтологии», опубликованная в издательстве «Смолоскип», стала победителем премии «ЛитАкцент года-2015» в номинации «Литературоведение и эссеистика».
— Ваши имя и фамилия звучат поэтически. Чувствовали с детства, что будете писать?
— В моей семье почти все получили техническое образование, поэтому с детства представляла литературу скорее как дополнение к профессии, разумное развлечение, а «взрослые» занятия связывала с точными науками. Правда, первое сомнение возникло еще тогда, когда в школе начали изучать геометрию: представьте себе, что вы притронулись карандашом к листу бумаги — след от карандаша называем точкой. Это действительно поразило: неужели наука опирается на точку, которую мы вот так представили и назвали? Сегодня могу добавить: а что, если ни литература, занимается развитием самого воображения и языка?
Однако понимание простых вещей требует опыта и усилий. К сожалению, недооценивание литературы и вообще гуманитарной сферы достаточно распространены — во время очередного кризиса в первую очередь пренебрегают культурой и гуманитарными знаниями, и это проблема не только нашей страны, но и мира, готового жертвовать «орхидейными» специальностями. Однако при этом мы рискуем потерять собственную точку опоры.
«ИСТОРИЯ УПЛОТНИЛАСЬ НАСТОЛЬКО, ЧТО РЕАЛЬНОСТЬ ОКАЗЫВАЕТСЯ БОЛЕЕ НЕОЖИДАННОЙ, ЧЕМ ФАНТАЗИРОВАНИЕ»
— У вас есть акростих «Собі»: самокритично-ироничный. Что из того, о чем мечтали и планировали в творческой жизни, до сих пор не воплотилось и почему?
— По-видимому, жизнь потому и творческая, что в ней трудно все спланировать. Да и сама история уплотнилась настолько, что реальность оказывается более неожиданной, чем фантазирование. В том стихотворении для меня важна первая строка: «Опанована мудрість, на жаль, не дає переваг». Нет такого знания, которое заранее отвечало бы на наши вопросы, — мы должны самостоятельно искать его путем собственных опыта и выбора.
Думаю, именно об этом сейчас важнее говорить: о существующей реальности, с которой приходится постоянно сталкиваться, о которой и с которой нужно учиться говорить. Майдан и война стали вызовом для писателей и интеллектуалов еще и потому, что требовали нового языка для названия и описания, для непосредственной реакции и длительной рефлексии. Как определить и удержать человечность как личное качество и общественную ценность во время агрессии и насилия? Как выстраивать новые отношения между словами и вещами — тогда, когда действительность не укладывается в слова и разрушает метафоры? Как соединять и как разделять политику и поэтику? Литература сегодня заново учится говорить, независимо от того, какие темы выбирает — потому что стремительно меняется сам контекст — и в Украине, и в мире.
И, наконец, такое желанное — язык понимания. Это скорее утопия, которой невозможно достичь, но она может двигать нашими действиями здесь и сейчас.
— Вы наблюдали, что за последнее двадцатилетие количество антологий втрое превзошло количество таких изданий за предыдущие сто лет. Именно антологиям вы посвятили свою докторскую диссертацию. А не возник ли замысел создать свою?
— Меня как исследователя интересовало другое: почему именно антология как инструмент работы с прошлым и настоящим приобрела такую популярность? Почему эта многоголосая форма оказалась востребованной именно сегодня? Можно было бы рассматривать «антологический бум» лишь как проявление постмодерной игры, однако напрашивается и другое сопоставление. Чеслав Милош на склоне жизни создал книжку «Путешествие в двадцатилетие», в котором собрал разные голоса межвоенной Польши, так и не услышанные современниками, поскольку они принадлежали представителям этнических или социальных меньшинств. По мнению Милоша, именно эта глухота к ближнему стала причиной непрочности всей культурной формации.
Современные антологии более вариативные и субъективные, чем история литературы. Они осуществляют постоянный анализ прошлого, в соответствии с запросами и потребностями современных читательских сообществ и дают возможность «другим голосам» звучать и быть услышанными. Следовательно, антологии превращаются в постоянный эксперимент с идентичностью самой литературы и в средство быстрого реагирования на внутренние и внешние изменения.
«ВЫТЕСНЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СВИДЕТЕЛЬСТВОВАЛО БЫ О НАШЕЙ НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ И НЕЗАЛЕЧЕННОЙ ТРАВМЕ»
— Творчество кого из советских писателей, по вашему мнению, имеет безоговорочную литературную ценность?
— В первую очередь, следует выяснить, кого именно называем советскими писателями. Тычину? Плужника? Хвылевого? Шестидесятников, авторов витиеватой прозы? Тех, кому выпало жить и писать в условиях советской системы — или только тех, кто строго придерживался требований соцреализма? В конце концов, те последние сами были скорее персонажами большого соцреалистического романа «писателя Сталина», как высказался М. Вайскопф. Их биографии были важнее для соцреалистического канона, чем их произведения, лишенные индивидуального звучания. Так как эстетическая самобытность пугала систему не меньше, чем идеологическая враждебность. Имена, которые назвала, для меня лично имеют незаурядное значение: каждый из этих авторов пережил и отобразил словами большую драму разрушения мира и человека, каждый нашел для этого собственный голос и заплатил за это высокую цену. Но голос важно услышать: прошлое зависит от нашего сегодняшнего выбора, от нашей способности чувствовать и потребности понимать. Хуже всего, что можем сделать с «коротким» (собственно, советским) ХХ веком украинской литературы — просто вытеснить его из круга собственных интересов. Такой подход был бы свидетельством нашей собственной несостоятельности и незалеченной травмы.
— Любите путешествовать? Что нового в себе открываете во время путешествий?
— В первую очередь — это понимание того, что мир не такой уже и большой, и в нем нет периферии. Что любое осознание дается ценой постоянных усилий. В конечном итоге, что каждая встреча с другим обнажает собственные страхи, стереотипы и предубеждения — но опыт других помогает их преодолевать.
В последнее время много пришлось сотрудничать с Германией — один из важнейших проектов был посвящен роли искусства и литературы во время политического кризиса и войны. Две группы студентов, украинская и немецкая, слушали соответствующие курсы, а затем встречались во Львове, Киеве и Берлине, общались с писателями, художниками, кураторами и музейщиками, изучали, как происходит вспоминание и забывание в культуре, как возникают исторические рассказы и каким образом города создают собственные ландшафты памяти. Германия — одна из тех стран, где состоялась самая масштабная работа с памятью в течение последних десятилетий, но даже в ее западной части важнейшие памятники и публичные институты появлялись в 1990-х, а полноценная дискуссия о выборе между эмоциональным привлечением и взвешенным осмыслением, стигматизацией и рубцеванием исторических ран развернулась в 2000-х. С одной стороны, этот опыт помогает взаимодействовать с собственным прошлым, с другой — доказывает, что изменения не происходят моментально. В конечном итоге, общение с украинскими студентами так же помогало немецким участникам выявлять собственные табуированные темы и болезненные точки.
«МЫ ДОЛЖНЫ ОДНОВРЕМЕННО ПРЕОДОЛЕВАТЬ ПРОБЛЕМЫ КОЛОНИАЛЬНОЙ НАЦИИ И ВЫСТРАИВАТЬ ГРАЖДАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО»
— Мир унифицируется, глобализируется и одновременно растет в цене самобытность. На ваш взгляд, в чем сейчас заключается проблема самоидентификации украинцев?
— Если коротко — то это необходимость одновременно преодолевать проблемы колониальной нации и выстраивать гражданское государство. Ни одной стране не удавалось легко выходить из исторических катаклизмов — и каждый раз, как высказалась немецкая писательница Дженни Эрпенбек, после больших перемен появлялся вопрос: как строить новую страну с теми же людьми? Прошлое помогает нам понять, как мы попали в те или иные ловушки, однако не указывает путь, как оттуда выбраться. В той же Германии после объединения страны произошло разъединение многих семей — такой тяжелой оказалась правда открытых архивов. Поэтому так много зависит от общего виденья будущего — и понимание того, что процесс самоосознания никогда не бывает простым и окончательным.
СПРАВКА «Дня»
Елена Галета — поэтесса, переводчик, литературовед и культуролог. Как гостевой профессор преподавала в Гумбольдтском университете в Берлине, в Ягеллонском университете, в университете Загреба и в Московском государственном университете им. М. Ломоносова. Проводила научные исследования в Варшавском, Торонтском, Венскому, Гарвардском, Колумбийском и Гумбольдтском университетах, а также в Институте Кеннана Международного центра для научных работников имени Вудро Вильсона в Вашингтоне. В течение длительного времени руководила Центром гуманитарных исследований, который занимался поиском новых форм академического общения, издавала научные серии «Соло продолжается — новые голоса: лекции памяти Соломии Павлычко» и «Университетские диалоги». Переводит с польского и английского, в частности перевела монографию Р. Нича «Мир текста: постструктурализм и литературоведение». Соруководитель исследовательского проекта «Потенциал искусства и литературы в контексте политического кризиса и войны» (Германия — Украина), эксперт нескольких международных проектов. Автор свыше 100 научных трудов, в частности, двух изданий произведений Валерьяна Пидмогильного. В 2015 году выпустила монографию «От антологии к онтологии: антология как способ репрезентации украинской литературы конца ХІХ — начала ХХІ века», которая стала победителем конкурсов «Лучшая книга Форума издателей», а также «ЛитАкцент года-2015».
