Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Польский Багряный»

21 апреля, 2011 - 20:35

В черновицком издательстве «КНИГИ-ХХI» вышел перевод книги польского писателя Густава Герлинга-Грудзинского «Інший світ. Совєтські записки». Знаменитого в Польше и совсем малоизвестного у нас Герлинга-Грудзинского, шутя можно назвать «польским Багряным»: ведь его книга не менее ярко, художественно и метко, чем «Сад Гетсиманський», рассказывает о жизни советских заключенных времен сталинизма, только делает это с польской перспективы.

Герой «Іншого світу» — собственно, автор. И создается впечатление, что он пытается рассказать свою историю без особого художественного вымысла. Впрочем, проверить это некому. Герлинг в результате польской военной катастрофы 1939 года оказывается в СССР и попадает к НКВД после неудачной попытки пересечь советско-литовскую границу. Книга изображает скитание заключенного ГУЛАГа вплоть до, откровенно говоря, случайного его освобождения. Автор то излагает события в меру того, как они происходили, то переходит к каталогизированному изображению ГУЛАГовской действительности, рассказывая, например, о больницах, работе, питании, сотрудничестве с администрацией и тому подобное.

Одним из, кажется, обязательных атрибутов «лагерной литературы» является ироническая нотка, которая держится даже в самых трагичных моментах (трудно, правда, точно сказать, какие именно моменты здесь более трагичные — ведь общая атмосфера страдания и безвыходного положения настолько сгущена, что несколько выхолащивает свой же трагизм, делает его менее акцентированным). В какой-то степени это защитная реакция, в какой-то — страх погрязнуть в слишком громком обличительном пафосе. Эта характеристика присуща и книге Герлинга-Грудзинского. А еще язык «Іншого світу» на удивление свеж и ярок в своей образности. После длительного и ровного описания событий, людей, явлений автор вдруг рассказывает, например, об ассоциациях, вызванных вечерним лучом, или о том, как ливень отстегал улицы города, по которым заключенных ведут на этап, делает это красиво и индивидуально. Стоит здесь отметить и хороший украинский текст переводчика Олеся Герасима, без «переводческих швов», а еще — большое чудо для современного отечественного книгоиздания — в «Іншому світі» практически нет «глазок».

Написанная в 1950 году, эта книга, конечно же, была среди первых образцов «лагерной литературы», посвященных «очернению советской действительности». А, следовательно, особенно важными были не только факты и форма произведения, но и рефлексии автора по поводу увиденного. Главных рассуждений Герлинга-Грудзинского субъективно можно назвать несколько. Прежде всего — и этот тезис остается очень актуальным по сей день — польский писатель провозглашает основополагающую невозможность мириться с существованием государств и режимов, где над человеком издеваются с помощью голода. Именно пытки голодом он считает основой системы ГУЛАГа. Именно через голод, утверждает он, достигались нужные экономические показатели лагерей, реализовывались садистские наклонности более сильных, регулировалось все, что предоставлялось для регуляции. Делая человека голодным, утверждает Герлинг-Грудзинский, власть предержащие убивали в нем все человеческое. Отсюда — и его второй тезис: невозможность судить жертв советского зазеркалья по обычным моральным законам. Причем реализует он этот тезис по-своему последовательно, то есть не только не пытается раздавать направо и налево «приговоров» тем, кто сломался, но и не берет на себя смелость их оправдывать.

И третий тезис, возможно, самый кардинальный — Герлинг-Грудзинский считает сталинские и гитлеровские лагеря Близнецами, независимо от методологии этих систем или количества жертв. Как допускает в предисловии Александр Бойченко, именно из-за этого «Іншому світу» долго не давали дорогу на Западе. Очень неприятно было многим в только что достигнутом покое осознавать, что ценой победы над нацизмом стало и примирение с фактом издевательства и истребления в Советском Союзе миллионов людей и целых народов.

А еще, конечно, «Інший світ» — книга о спасении, о чуде спасения и счастья спасения. Пока герой книги сидел в лагпункте Ерцево, Германия напала на СССР, был заключен пакт Сикорского-Майского, по которому польским заключенным разрешалось выйти на свободу и принять участие в формировании польских воинских частей. Вообще, о Герлинге лагерное начальство хотело «забыть» и не выпустить вместе со всеми, возможно, из-за доноса. Но ценой изнурительной и более чем рискованной голодовки ему удалось обратить на себя внимание и, наконец, освободиться. Финальная часть книги рассказывает, как отвыкший от свободы поляк пробирается к своим восточным районам СССР среди толпы эвакуированных, мобилизованных и просто тех, кто бродил по вокзалам тех безумных лет. И, кажется, вся безграничная и горьковатая радость освобождения, весь контраст после лет сталинского зазеркалья вмещается в предпоследнем абзаце «Іншого світу», который стоит привести почти полностью, ведь герой — в Риме, а война закончилась.

«На Piacca Colonna прохладный предвечерний ветерок поднял прохожих, как прибитое засухой к земле ржаное поле. Пьяные американские и английские солдаты шли по тротуарам, расталкивая итальянцев, задевая девушек, ища тени под навесами магазинных витрин. Под колоннадой дома на углу бурлил черный рынок. Римские lazzaroni — малые голодранцы войны — ныряли между ног здоровенных негров в американской форме. Месяц назад закончилась война. Рим был свободным, Брюссель был свободным, Осло было свободным, Париж был свободным. ПАРИЖ, ПАРИЖ».

Олег КОЦАРЕВ. Густав Герлинг-Грудзинский. «Інший світ. Совєтські записки». — Чернівці: «Книги ХХI», 2010 — 316 с.
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ