Вроде бы второстепенные детали добавляют что-то чрезвычайно важное к образу творческого человека. Не думала, что Яна Дубинянская, городская женщина, любит работать на земле. Заинтригованная ее прозой, всегда удивлялась, как она умеет выстраивать отношения со временем — не только письменно, но и в реальности.
«Свій час» — свежий ее роман, напечатанный во львовском издательстве в переводе на украинский, в котором писательница философски обыгрывает пространство и мифы не только города Льва.
— Ваш роман в который раз напоминает, как важно жить в своем времени. Каково самое фантастическое продолжение вашей фантастики в реальности, простите за тавтологию?
— У меня достаточно крепкая репутация пифии или Кассандры. К сожалению, в Украине почти не читали моего романа «Н2О», изданного в 2008-м, где показано, как мирное студенческое движение перерастает в кровавую революцию, каковы ее отдаленные последствия. И романа «Глобальное потепление», где отношения героев, журналистки из Нашей страны и писателя из Этой страны (стран, очень похожих на Украину и Россию), идут якобы к любви — а заканчивается все войной. Начинается она внезапно после грандиозного праздника в Этой стране, в котором теперь читатели узнают открытие Сочинской олимпиады — а роман вышел в 2009-м.
На самом деле я не склонна к мистике, все это не предсказание, а скорее интуитивное моделирование. Опыт мирной помаранчевой революции позволял представить, что все могло пойти не так. И в августе 2008 года, когда писался финал «Потепления», можно было предугадать март 2014-го. Рационально, в жизни, о таком не думала, а в произведении, выходит, предугадала. И та рассинхронизированность, о которой писала в «Свєму часі», — тоже, по-видимому, из предчувствия сугубо литературного. Роман был закончен осенью 2013 года, я поставила точку — и времена сразу сломались.
«ВО ЛЬВОВЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО СТЕНЫ СОЙДУТСЯ ВМЕСТЕ И РАЗДАВЯТ МЕНЯ»
— Может, попробовать «запрограммировать» себя на лучшие времена, чем нынешняя мировойна — так и случится?.. Ваша «машина времени» — воображение. Львов, неназванный, но узнаваемый «герой» романа, не лучше ли всего подходит для этого. Что больше всего притягивает в нем?
— С Львовом у меня отдельная и сложная история. Здесь училась полтора года. Представьте себе: девушка с моря, из пространства — приехала к этим башням, квадратным площадям и узеньким улочкам. Мне казалось: однажды стены сойдутся вместе и раздавят меня. Стремилась вырваться отсюда, и мне удалось! Теперь очень люблю приезжать во Львов. Но все время здесь блуждаю. Для меня пройти, скажем, с площади Рынок до Армянской — почти невозможный квест, этот город не дает держать направление, водит кругами. Герой «Свого часу» тоже это чувствует — перед тем как вообще выпасть из временного измерения. А еще я когда-то, как и персонажи романа, поднималась на Высокий замок, абсолютно уверенная, что замок на той горе есть. Он и в самом деле есть — только в другом времени.
— Да, люди с воображением это чувствуют. Умеете в непосредственной жизни «ускорять» или «замедлять» время?
— Пытаюсь. Но, боюсь, оно все же сильнее меня, постоянно подбрасывает сюрпризы. Как-то, выйдя из поезда метро, уже возле эскалатора заметила, что потеряла в вагоне перчатки. Успела вернуться, сказать «благодарю» девушке, которая как раз подняла их с пола и протянула мне, и снова выйти на перрон — только тогда поезд наконец тронулся. Без какой-то причудливой остановки времени или собственного хроноускорения это было бы абсолютно невозможно! Этот эпизод я своровала из жизни для романа, хотя вообще-то делаю такое редко.
Мой герой, успешный писатель Андрей Маркович, воспринимает время как ценность, как ресурс — и умеет распоряжаться им как угодно. Я бы тоже так хотела. (вздыхает. — Ред.) Но ничего не успеваю!
— Напротив! Романистка, сценаристка, мама трех детей — не знаю, как вы с этим справляетесь! А как «вживаетесь» в своих героев?
— Никак. Когда пишу, причем здесь вообще я? Есть персонажи, отдельные новые люди, иногда похожие на кого-то, иногда и на меня, но это не настолько значимо. С ними что-то происходит, мне важно почувствовать и понять, что именно. Когда-то мечтала стать актрисой и «вживалась в роли» перед зеркалом. Но литература — совсем другое, это всегда целый мир! А я же одна. То есть меня нет вообще, такая диалектика.
«ЧТОБЫ ВЫЙТИ ИЗ «РЕЖИМА СЦЕНАРИСТА», ПРИДЕТСЯ ДЕЛАТЬ НАД СОБОЙ УСИЛИЕ»
— Есть ли у вас в творчестве табу?
— Не больше, чем в жизни. Самое простое, на поверхности: не употребляю матерных слов, хотя отношусь к этому толерантно. И в литературе не употребляю. Табу? Может и табу, а может просто мне не нужно. Кстати, у меня есть повесть «Наследник» (она печаталась в журнале «Новый мир») — о мифических, карнавальных 90-х. И там часть героев общается практически только троеточиями — такая хулиганская стилистика. А если серьезно, единственное настоящее табу в литературе — врать. Вот этого нельзя, совсем, никогда.
— Возможно ли «перетекание» в прозу наработанного в написании сценариев?
— (Смеется.) Никоим образом: права на сценарий, заказанный студией, принадлежат ей со всеми потрохами. Понятное дело, сценарная работа дисциплинирует, развивает лаконичность и структурное мышление, это полезно для писателя. Кое-кто считает, что моделировать в воображении ехидные реплики редактора или режиссера и непрестанно править написанное, как это вынуждены делать сценаристы, писателю тоже полезно, — но точно не мне. Придется делать над собой определенное усилие, чтобы выйти из «режима сценариста» и опять писать прозу: совмещать эти два рода деятельности очень трудно, и во временном измерении, и сугубо психологически. Хотя, казалось бы, — тоже образы, характеры, сюжетные повороты, тоже буквы...
— Одиночество — условие ремесла писателя. Достаточно ли у вас своего пространства и времени?
— Когда-то гордилась тем, что могу писать, покачивая одновременно детскую кроватку и отвечая второму ребенку на вопросы обо всем на свете. Но, видимо, уже теряю навык: теперь и в самом деле хочу одиночества. Например, убежать от всех в кофейню, желательно без интернета (посторонние люди, с которыми не нужно общаться, мне не мешают). И еще мое время — утро, пока семья спит. Самые лучшие утра — в Крыму, в моем доме посреди холмов: там я, по-видимому, подсоединяюсь к морскому ритму и встаю на рассвете без всяких усилий.
«РОССИЯ ОТДАСТ КРЫМ, КАК ВОРЫ СБРАСЫВАЮТ КРАДЕНОЕ»
— Крым — ваша «колыбель», радость и боль. Как представляете дальнейшую судьбу полуострова?
— Я убеждена, что Россия отдаст Крым сама, как воры сбрасывают краденое. Более того, рядовым россиянам это будет подано как большая победа их дипломатии, путинской или послепутинской. Но станет ли это победой и для материковых украинцев, которые сейчас усиленно учатся ненавидеть Крым и крымчан, — другой вопрос. Думаю, многие из них, напротив, будут вопить о предательстве.
Наша отечественная пропаганда сейчас очень много врет о Крыме — начиная со злорадного симулякра «пустых пляжей» и заканчивая мифом об «украинских туристах-предателях», и это печально, как и любая конфликтогенная ложь. В то же время крымчанам рассказывают страшилки о том, как все плохо в Украине, какая здесь у нас «милитаризация и деградация». То есть с обеих сторон зеркально делается все, чтобы людям было как можно труднее достичь взаимопонимания. Очень не хотелось бы, чтобы возвращение Крыма стало началом периода охоты на ведьм и нового перераспределения собственности на полуострове уже под крышей «патриотизма». Крым выживет, несмотря ни на что, и переживет все. Крым прекрасен, и всей Украине стоит об этом помнить.
— Известно немало примеров, когда писатели начинали писать на другом, чем привыкли раньше, языке — достаточно успешно. Могли бы вы писать на украинском? В конце концов, как журналистке это вам прекрасно удавалось.
— А зачем? Попытаюсь объяснить, чтобы меня правильно поняли. Считаю: так называемый языковой вопрос — элемент гибридной войны против Украины. Когда-то империя применяла русификацию, сейчас — языковой конфликт, а украинцы, к сожалению, не успевают за ее тактикой, все время отстают на шаг. «Языкового вопроса» как источника конфликта у нас вообще не должно быть. Потому что Украина — многонациональная и поликультурная страна, в этом наша современность и открытость к глобализованному миру. Времена герметических национальных государств прошли, эта модель уже не работает.
Для украинского писателя нормально писать на русском; в конце концов, творчество — это интимное дело, и родной язык подходит для этого лучше, чем государственный. Для украинского читателя нормально читать на русском и вообще знать как можно больше языков. И вместе с тем очень хорошо — развивать переводческую школу, потому что переводить с близких языков не так легко, как может показаться. Очень довольна сотрудничеством с моими переводчиками (в частности переводчицей «Свого часу» Викторией Стах) и рада, что талантливые люди благодаря мне и моим издателям имели, надеюсь, интересную творческую работу. Разные языки — это поле для общего творчества, а не яблоко раздора.
— В целом вы правы, но, убеждена, при условии, что не будет имперской спеси России и ее языка как инструмента порабощения других народов. Благодарю за беседу!
СПРАВКА «Дня»
Яна Дубинянская — писательница, журналистка. Родилась в Крыму. Живет в Киеве. Творит на грани фантастики и психологической прозы. Автор более 20 книг. Имеет многочисленные престижные премии.
