В минувшую пятницу в статье «Оговорочка» я использовал касательно России и ситуации в ней тезис «Какая страна — такое и кино». Но подобные обобщения можно развернуть в любую сторону, в том числе в отношении Украины. Почему бы и нет.
Итак, какое у нас кино?
Ответ до 2014 года, несомненно: отсутствующее. Были какие-то пожилые мастера, которые почти не снимали, а если снимали, то оставались в привычной советской парадигме, была продукция, ничем, в том числе языком персонажей, не отличавшаяся от российских аналогов, были отдельные удачи в документалистике и анимации. Наконец, была Муратова — вполне самодостаточная и очень точная в том, что касалось наших постсоветских неврозов в диапазоне от глубокой депрессии до самого черного, но точного юмора.
То есть были отдельные факты и события. Кино как национальной школы, как стилистического единства и бесперебойной индустрии — не было. Потому что не было страны.
Упомянутый 2014 все изменил.
Первое, что радует: кино как индустрия, пусть со скандалами, провалами, убытками — заработало. До начала ковид-карантинов ежемесячно выходило по несколько украинских лент. И, что гораздо важнее — большинство их попадало в прокат.
Важнее, конечно, то, что именно мы видим на экранах и как на это реагируем.
Сразу стоит отметить: у нас есть патриотическое кино, но такой шовинистической мути, как «Братья» Балабанова, нет. То есть свою любовь к Украине герои(ни) не утверждают через унижение и уничтожение других национальностей. Даже в фильмах о войне — в частности, «Киборгах» Ахтема Сеитаблаева, «Матери апостолов» Зазы Буадзе или «Черкассах» Тимура Ященко — противники украинских военных не выступают одномерными демонами, для них находятся человеческие интонации. А в «Донбассе» Сергея Лозницы четко разграничены боевики «Новороссии» и мирные жители Донбасса — насколько первые выглядят выродками, настолько сочувственно изображены вторые.
Предмет этого разговора — в первую очередь массовое, жанровое кино, которое должно и влиять на миллионы потребителей, и отражать их настроения. Тут придется признать, что пока «жанр» передает не столько, так сказать, общественную физиономию, сколько состояние нашей экономики и ошибочные стратегии кинопроизводителей. Украинские фильмы, рассчитанные на массовую аудиторию, до нее доходят плохо, потому что, во-первых, мало кинотеатров, а, во-вторых, такое впечатление, что режиссеры и продюсеры не очень хорошо представляют своих зрителей/зрительниц, не знают, что их на самом деле волнует, с какими персонажами они могли бы себя ассоциировать. Например, в комедии «Мои мысли тихие» Антонио Лукича и неуклюжий главный герой, и его забавная мать — характеры не просто современные, но и точные, их беды и казусы считываются как переживавшиеся большинством людей в зале. Кстати, именно комедии имеют наибольший успех вплоть до прибыли в прокате, что амбициозным костюмированным или историческим проектам даже не снилось. Но комедия — относительно дешевый в производстве продукт, да и успех этот обычно основывается на том, что одну из ролей играет знаменитость с эстрады или из телевизора, — что и приводит в кинозал поклонников и поклонниц.
Похоже, пытаясь ответить на поставленный вначале вопрос, я скорее удаляюсь от него. Поиски ответа приводят или к экономике, или к чистой кинокритике. Хотя, если говорить об арт-хаусе, то «Племя» Слабошпицкого, если бы оно вышло в 2013, кроме всего прочего, могло бы прозвучать и как впечатляющая метафора домайдановской Украины — безмолвного племени, порабощенного криминальными авторитетами и собственными криминальными привычками, и, возможно, в той Украине этот фильм произвел бы взрывной эффект. Но история не знает сослагательного наклонения, и произошло что произошло — художественного потенциала «Племени» хватило, чтобы стать классикой европейского кино.
А ответ пока что получается в таком варианте: кино наше, как и наша страна — еще незрелое, еще только пытается ходить самостоятельно.
Но мы учимся. И, главное, никто учиться не мешает. И поскольку не болеем ни дедовством, которое вечно воюет, ни братством, которое убивает, то, думаю, лучше у нас впереди.