Счет погибшим в авариях очень долго не становится окончательным. Сначала три, потом десять, двадцать два, раненых не счесть, да их и не считают, потому что они – везунчики, и потому что некоторые спасаются и лечатся сами, и так везде, где бывают аварии или теракты, а бывают они тоже везде.
Просто Москва обречена быть городом, в котором любая катастрофа непременно становится политической.
СТРЕЛКА ПОКАЗЫВАЕТ В ПРОШЛОЕ
Метро – возможно, лучшее воплощение социалистической индустрии как наследства, которое уже много лет позволяет не заниматься модернизацией. При том, что само наследие столь же непритязательно, сколь невзыскательными были запросы советского человека.
Более тридцати лет назад, когда метрополитен готовился к своему полувековому юбилею, эксплуатационные документы московского метрополитена предусматривали несколько вариантов загрузки: пассивная – четыре пассажира на квадратный метр, активная – восемь пассажиров, и пиковая – двенадцать. Последние цифры вызывали улыбку даже у тех, кто эти нагрузки проверял на себе в часы пик по пути на работу, а было это в советское время, когда в Москве жило девять миллионов человек, четыре из которых перевозило в сутки метро.
Сегодня девять миллионов – это будничный показатель перевозки, что руководство метрополитена с понятной гордостью называет крупнейшим показателем в Европе. О том же, что техническое оснащение метрополитена осталось на уровне как минимум тридцатилетней давности, говорить в кругах метрополитеновцев не принято не по причине большой секретности, а наоборот, потому что это уже давным-давно род избитой банальности.
Аварии, случившейся 15 июля, только в нынешнем году предшествовали крупных сбоев, на любой вкус – от подтопления до задымления и возгорания силового кабеля. В прошлом году их было десять. Версия, заявленная по горячим следам сегодня – ложное срабатывание сигнализации из-за резкого падения напряжения, на первый взгляд, выглядела немного причудливой. Даже в такой формулировке между слов прочитывается чуть ли не десяток других неисправностей и столько же поводов для других внутренних расследований на тему, к примеру, что привело к скачку, и почему так все печально со степенями защиты в сигнализации. То есть, даже когда эта версия забылась на следующий день, признание, что не в порядке и эта сфера, уже было сделано, хотя, скорее всего, никто никакого внимания на это уже не обратит.
Следствие, наверное, теперь точно установит диаметр и материал проволоки, которой была стянута злополучная стрелка, на которую, в соответствии с новой версией напоролась вагонная тележка первого вагона. Но едва ли оно объяснит, почему при таком техническом состоянии метрополитена ни к чему уже нельзя относиться как к экзотике. И отдавать себе отчет, что появление других версий, затрагивающих все прочие службы метро, тоже придется принимать всерьез, какими бы странными они ни выглядели на первый взгляд.
А объяснять и не надо. Это называется – системный кризис. Спасительный для всех, кто в нем задействован: в системном кризисе, в отличие от сломанной стрелки никто не виноват.
ПОДВИГ ЗАКОНЧЕН. КРИЗИС ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Пока под землей спасали людей и собирали улики, на земле события сразу приняли традиционный оборот. Первая аппаратно-бюрократическая реакция была естественной и инстинктивной, как заявление руководства электросети о том, что никакого скачка напряжения не было. Это стало ответом на такую же естественную попытку метрополитеновцев свалить ответственность на энергетиков, этим скачком все и объяснявших…
Системный кризис московского метрополитена к политике прямого отношения не имеет. Он, возможно, не имеет отношения даже к вице-мэру Максиму Ликсутову, отвечающему за московский транспорт и на вопросы главного российского разоблачителя коррупции Алексея Навального о его грандиозной бизнес-недвижимости на Адриатике. Да и сам мэр Сергей Собянин вроде не несет прямой ответственности за то, что происходит под вверенной ему баснословно дорогой землей.
Но вся штука в том, что мэр столицы в России больше, чем мэр столицы в какой-нибудь другой стране. Мэр в России – должность политическая, то есть в российском прочтении – человек федеральной значимости, но безо всякой ответственности в зоне своей прямой деятельности. То есть, формально, конечно, ответственность есть, но неформально, он сидит на вертикали, которую возглавляет совсем другой человек. А мэр Собянин в этой схеме – комиссар, он осуществляет общее руководство процессом обеспечения городской лояльности населения, для чего совершенно необязательно решать системный кризис метрополитена.
Здесь стоит вспомнить: в советское время, по крайней мере, номенклатурой ЦК КПСС, то есть фигурой, по-современному говоря, федерального значения был сам руководитель метрополитена. Сегодня он подчиняется мэрии. То есть, сегодня все устроено так, что этот кризис в рамках системы государственного управления в принципе решать некому, что само по себе является частью, а, скорее, одной из движущих сил кризиса. В советское время можно было хотя бы спросить с министерства путей сообщения, в структуру которого входило метро. Теперь они переданы Москве, а ею, как уже сказано, руководит человек, в обязанности которого решение системных вопросов не входит.
И в результате только один человек в стране может, как с прошлогодним приморским наводнением, олимпийским авралом мобилизовать вверенный аппарат на очередной подвиг. Для метро, как выясняется, подвига уже недостаточно.
ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ. ДЛЯ ПУТЕЙЦЕВ.
В общем, пока местные власти занимаются текущей починкой разваливающегося хозяйства, крепят властную вертикаль и организуют правильные выборы, федеральная власть получает вместе с полномочиями и откатами все реакции населения. Метро останавливается, временами дымит, и кто-то должен быть виноват. Рассказы про системный кризис, причем, не в метро, а во всей стране – не для тех, кто чудом спасся из покореженного вагона. Они и так про него все знают. И для бомбил-таксистов беда–мать родна тоже не впервые, катастрофа для их рыночного курса вообще как народная примета, и это, между прочим, тоже часть кризиса.
Эти таксисты ведут себя в полном соответствии с общепринятыми правилами, так же, как ведет себя большинство граждан в повседневности. В ней уже давно сбита шкала того, что хорошо и что плохо, что иногда можно, а что нельзя ни при каких обстоятельствах. Но и это тоже началось не при Путине и не при Собянине.
Потому вопрос о политической ответственности власти за происходящее, как минимум, двусмыслен. Как отставка начальника метрополитена, которой требуют возмущенные горожане. С одной стороны, он отвечает за все, и обязан уйти – хотя бы потому, что такова этика, и таково понимание горожан, требующих хоть какой-то расправы, и понимающих, что уж за этого начальника, может быть, никто держаться не станет. Но и горожане должны отдавать себе отчет в том, что с системным кризисом не справится и его сменщик, и где-то снова состав напорется на стрелку, если дело в стрелке.
И даже объяви сегодня президент, впечатленный трагедией и своей личной ответственностью за нее, внеочередные выборы, новый лидер нации не починит ни стрелки в метро, ни мозги у бомбил. Как не сделает этого ни один президент в какой-нибудь другой стране, даже самой демократической.
Но в том-то и дело: модель власти и стиль ее отношений с вверенным народом, среди прочего, делает любую ответственность, даже вполне, казалось бы, виртуальную, вполне политической.
Российский телезритель может верить рассказам про каннибализм, распространенный среди киевских карателей. Но в стрелочника он уже давно не верит. Он не задает вопросов власти. Но за системный кризис кто-то же должен ответить, и кто, как не тот, кто и есть система? И потому, казалось бы, какое отношение имеет к развалившейся стрелке Крым или Олимпиада – гражданин прекрасно понимает, что сэкономленные на них деньги все равно пошли бы в откатный оборот по какой-нибудь другой статье, которая найдется, были бы деньги. Но спором про Крым в этом контексте, даже без слов уже напоен воздух, хоть поезда в метро корежатся, бывает, и там, где никакого Крыма нет.
И круг замыкается. Там, где ответственность за все оказывается политической, никакой другой никто все равно и не ждет, а с политической власть давно и легко научилась справляться. А что до метро – может быть, руки и дойдут. Это находка для власти – системный кризис, который как всемирное обледенение, какой смысл тратить силы, когда есть дела поактуальнее? А им пусть пока займутся путейцы.
Никто и не спорит.
Вадим ДУБНОВ, специально для «Дня», Москва
