Живя возле Андреевского спуска, на улице с особым шармом, давно обратила внимание, что тут все что-то постоянно ищут: кто самый маленький памятник гоголевскому проказнику Носу, который вовсе не имеет никакого отношения к Гоголю, кто дом-замок, спрашивая при этом, как он точно называется, а тот годами стоит то ли в вечном ожидании реставрации, то ли в надежде, наконец, обрести уважительное к нему отношение, кто беседку на Владимирской горке, кто вечное дерево возле Пейзажной аллеи, кто простой обменник. Есть и более прозаичное стремление — протиснуться между машинами, забившими своими «холестериновыми» боками узенькую измученную улицу, на которой не только обитают транзитные туристы да прохожие, но и просто живут люди. Все эти наблюдения особо обостряются в праздники, вот как в недавнем Дне Киева. Тогда ты невольно становишься одним большим репортерским ухом, одним большим блокнотом и любопытным зрителем одновременно. Радуясь солнцу и нарядным людям, незаметно растворилась в общем хороводе, решая, что лучше — отдать должное гастрономическому пикнику или присмотреть какую-нибудь безделицу из вечных ежегодных маленьких приобретений. Так, вазочки на один цветок, купленные в разные годы на Андреевском, уже и ставить некуда, а их все хочу. И прекрасно, ведь, может, самый ценный актив — это желания. Трудно поверить, ведь ловкие предложения допингуют только на время, а я наслаждаюсь годами любимыми безделушками, и потеря желаний не грозит, да и шопинг без страсти — извращение. Оказавшись на Контрактовой, наконец почувствовала наивную открытую прелесть народного гулянья. Мне показалось, что на Андреевском было как-то тускловато от сонных продавцов и безразличных гостей. Тут же, остановившись в так называемом греческом квартале, сразу была обласкана вниманием одетого в накидку мифического бога молодого парня, который, как оказалось, тоже собирает медные турочки, и их на его кофейном столе увидела более 20. Выдумщик принес их просто для настроения. Получается, и моего тоже. Мило болтая, выпили вместе чудный кофе. Тут меня отвлекли мордашки свежих панянок, которые уплетали хачапури уже в армянском квартале, и невольно услышала, как, весело гримасничая, они обсуждали не кого-нибудь из подружек, а наряд французской первой леди. Чем-то изящная жена нового президента их задела, возможно, сбила с привычной несгораемой уверенности, что это им надо быть в первом ряду любого, и политического в том числе, театра, это они бы украсили пейзаж, а то у нас даже в секретарши берут до 25—27, а потом — все — жаловались сами себя юные дамочки, пересказывая увиденное в телеке, а выходило, будто рядом стояли, все заметили: возраст, детали платья, сработал, видимо, вышкол от посещения полусветских джунглей, где все перемывают тайны друг друга. Эти провинциальные болтушки уже многое знают не понаслышке, но должны пройти годы, да и то не факт, пока они поймут, что молодость длится намного дольше, чем думают молодые.
Что говорить, и женская, и мужская, говорю сейчас о телевизионной аудитории, особенно нашей, оторопела бы — неужели так бывает, что женщина, которая старше на 24 года, — любима, более того, муж называет ее главным помощником и вдохновителем. Не было ни одного комментатора, который бы десятки раз не повторил, уточнил и обыграл эту цифру, особенно мужские голоса; старались, при этом ни разу не удивились более привычному альянсу и в политических глубоких водах тоже, когда мужчина старше лет так на 30 своей избранницы. У нас особенно живуча косность, консервативность в вопросе женского возраста. Еще не исчезли из памяти многих зловещие характеристики, культивируемые в советские времена, в частности, и клубами для тех, кому за тридцать. Такой подход, похоже, на генетическом уровне сохраняется в реакциях, может, потому, что все так строги, особо строги. Сколько раз слышала за спиной — какая там она молодая в свои 30, ведь у нее уже сыну 10 лет! Как смешно, цифры бегут и бегут, а шепот за спиной — в той же тональности. Фейсконтроль ведь не в паспорте. Он в походке, повороте головы, любопытстве, вернее, пытливости, жажде всего нового, и, конечно, в любви к взрослым детям, которая вовсе не старит. Ведь не молодиться надо, а быть молодой. Ошибочно забывают многие, что красота со временем для женщины становится все же вторичной. Недостатки иногда выглядят так симпатично, если женщина не замороженный брокколи.
Вот почему так задело собеседниц все, что они интуитивно уловили и что достигается не живописью на лице, а отменной стройностью, простотой, которая для француженки обычно формулируется тоже просто, во всяком случае, в одежде — безупречный крой, высшее качество материала, минимализм. Платье новой леди было сухощавым и гибким, смелым и статусным, и уже точно — этот выбор был не спонтанным. Может, женщина и сомневалась — смогу ли это надеть, буду ли чувствовать себя комфортно, а потом, допускаю, вздохнула поглубже и... сделала прыжок. И это, похоже, первое, что она сказала миру, всем нам — не собираюсь, мол, просачиваться как бы через дырочки сыра, чтобы всем нравиться, а элегантное озорство в одежде может себе позволить женщина любого возраста, если стройна и подвижна, уверена в себе и счастлива. Да и пришла она в политические круги не кутюр выгуливать, в ее жизни сейчас — бездна оттенков более весомых, чем длина маленького черного платьечка. Когда достигнут внутренний баланс — пани открыта и легка, стремительна и бесстрашна. На одной из раскладок среди медной кухонной утвари, естественно, старинной, затесался какой-то забавный ярко-красный эмалированный кувшинчик. Цвет, изгибы его носика и хвостика-ручки, стройность маленького сосудика заворожили меня с первого взгляда, но цена не вдохновила, хоть и была не очень высокой. Подойдя к хозяйке через пару часов, когда кувшинчик как бы слегка подустал, мы быстро урегулировали цену в мою пользу, и он, красненький да ладненький, вмиг оказался в моей сумке. Уже повернулась уходить, весело напевая «Несе Галя воду», конечно, спеша к письменному столу, чтобы отработать незапланированную покупку, но задержала та же тема, в совсем уж народном изложении. Две солидные тетушки смеялись — вот Макрониха учудила, за всех нас, женщин, постояла, я даже помолодела, да и ты тоже. Я бы ей орден за женскую отвагу вручила, а то эти мужики... да каждый из них считает, что он — коньяк, а коньяк, мол, старым не бывает.
Как смешно.