Вечер на Владимирской горке выдался настолько интригующим, что незаметно для себя, начала играть с туманом в поддавки, одевшись, как и все, кто прогуливался, в его трендовую вуальную дымку. Не видя ничего и на 10 шагов, все же на автомате продолжала шагать с скандинавскими палками, зная по памяти все повороты, тропинки и дорожки. Наслаждение усиливала романтично освещаемая туманная завеса, и хоть кто-то, проходящий мимо, озвучил свою мысль, мол, ноябрь — парень нудный, даже захотелось непременно возразить: как, а листва, а запах, а особые дали, а увядающие березок, которые становятся еще краше, чем в юности, а поэтическая мысль: «И начинает остывать вода, а это означает близость снега». По правде, осень вовсе не нуждается в комплиментах и живет она по своим правилам. Захочет и оденется вмиг не по возрасту, как сказали бы нудные тетки, которые на различных тренингах вечно мечтают схватить недоступный позитив за бороду, или за то, что попадется под руку, но у осени нет возраста, она всегда молода, а если усталость возьмет свое, состарится ненадолго и без намеков на панику. Не то, что дамочки, денежные, конечно, которые осенью, выскакивают из листа ожидания прямо на стол пластического хирурга, причем, ни многочасовой наркоз, ни риск, ни возможные побочные детали — все по боку, только к цели. Скорей, скорей, — рисуют они свою мечту скульптуру в белом халате и с ножом — пусть лоб будет глаже шелка, под глазами и следа темноты и припухлости, и чтоб подбородок не трепетал как белье на ветру. Согласна на все — верните молодость, хоть пусть лицо и застынет как часовой у мавзолея. Жажду этой очаровательной мимолетности, очевидной временности, всяческого непостоянства, но молодого, молодого. Плачу за все, нужна только категория «А» — так, чтоб и не проиграть в моменте, и выиграть стратегически. Если в результате будет реакция окружающих, как у властей на Шагала — почему корова зеленая, почему лошадь летает в небе, — спросила при случае у бывалой, — и услышала: «Я в себе всю жизнь уверена, делаю, что наметила и иду до конца, а муж все оплатит, лишь бы я не ломала границы, его пространства и не взламывала наши мирные границы, а это уже почти любовь, я считаю».
Да, вспомнила этот сложный случай, и тут же обмахнулась, продолжая быстрый темп в тумане, а он висел прямо передо мной, он был и на мне, и, может, я его уже дегустировала как мороженое, и вдруг замерла — по одной из темных дорожек, увидела странного старца, в черном одеянии и у цилиндре, а за ним загадочную процессию: за этим хромым бородатым сказочным персонажем с ярким фонарем гуськом двигались в полном молчании подростков двадцать, тоже в черных мантиях с тихими, вернее, выключенными, отстраненными лицами. Так вереница проследовала мимо и нарушать их своеобразный обет молчания не стала, может, они так постигают свое внутреннее Я. Подростков всегда это заводит — люди-то они новые в жизни, непременно хочется открывать то, что нам давно известно. И меня, гуляя как бы на развалинах Зеленого театра, поражаясь поэтичности чудесных естественных природных декораций, очаровало поверье-легенда, которую пересказывают особо впечатлительные, утверждая, что там бродит кто-то в капюшоне, и с ним непременно нужно поздороваться, чтоб не разгневался. Ничего, тогда подумала, женская интуиция всегда на бодром старте, она и подсказала нужные слова, их и прошептала загадочному приведению: «Ты — неповторимый, таких больше нет, ты — лучший». Кому из мужчин, скажите, может не понравиться такое, независимо — в капюшоне он, без него или в цилиндре. Мои скандинавские прогулки никогда не бывают нудными, потому что они скоростные и без протокольных пропорций, всяких совершенных симметрий — значит, бегу, куда хочу. Но свой любимый поворот никогда не пропущу. Именно там растет старая яблонька с райскими яблочками. Как раз передо мной незнакомки пытались дотянуться до них, румяных малышек, что еще остались. Не понятно, как они в тумане различали плоды, да еще в процессе учили друг дружку. Собственно, женская дружба важна и для обмена программой определенного успеха, и, естественно, инстинктивно, я хотела и от них случайных встречных получить информацию и получила, услышав: мы с тобой, — произнесла одна, — как обезьяны, те, пока за новую ветку не ухватятся, старую не отпускают. Я вообще старую ветку не хочу отпускать, — ответила ей подружка. Старый друг, знаешь. Гравитация и все такое... И они пошли, жуя яблочки — последние подарки осени, к тому же, вымытые туманом.
Кто-то, сидя на скамейке, вовсе не любовался парком, а уставившись в планшет, рассматривал яркое морское дно и его обитателей, собачники играли со своими питомцами в догонялки, какая-то озабоченная дамочка, громко терзая мобилку, кому-то переправила свое раздражение, не понимая, что это и есть ревность в чистом виде и вовсе не к какой-то там любовнице мужа, к их нежной дружбе, с его матерью, которая ей поперек горла. Я хочу, и это нормально, чтобы наши проблемы он обсуждал только со мной, а не с ней, или с ней, но только при мне. Мой муж — мой iPhone, — отрезала она, пусть синхронизируется только в рамках одного аккаунта. Бедняжка, пожалела ее, как не уверена в себе, как примитивна эта айфоновская философия. Странно, и при этом она — по сути, вечна. Ничего, будущая девочка уже ее сына, когда-нибудь объяснит ее место. Думаю, тоже где-то в тумане. Люди с большой цифры, понятно, туманными вечерами по паркам не бегают, к счастью, не то, можно и не различит какое-нибудь неприкасаемое (уже последние недели) тело и налететь с разбега, нарушив некую творческую несостоятельность, вовремя переведенную в политическую активность. Монетизация там — развес, отдача — шустрее и климатические аномалии им не страшны. Аномалии вранья намного опаснее, коварнее, а ведь жадность тоже имеет свою цену.
Зачем-то вспомнила детское: «Не ходите дети в Африку — там гориллы, злые крокодилы...». Да, непросто не дать замусолить свое желание, свой вечер в дивном парке, но и не так сложно.
Не хочу гнаться за фальшивым зайцем и не буду.
Знаю, туман одобрил.
