При переходе писателя в разряд культовых (а это весьма часто случается с нобелевскими лауреатами) его начинают вовсю читать. Но это вовсе не значит, что он будет прочитан. В случае со Светланой Алексиевич очень важно, чтобы ее, наконец, прочитали. Ее документальная проза о том, о чем совершенно не пишут ее коллеги в России и в Украине. Она о тех людях, которые создают на востоке Европы единое тоталитарное пространство. И это не Путин с Лукашенко и не Янукович с Порошенко, а население трех восточнославянских государств. Каждый народ делает это по-своему, но то, что Алексиевич пишет на русском языке, указывает на главное действующее лицо.
В России никак не хотят признавать, что народ не всегда свят. Вот типичная точка зрения приличного, в общем-то, человека, псковского «яблочника» Льва Шлосберга:
«Между этими людьми и народом — не просто пропасть. Эти люди глубоко, органически чужды народу, враждебны ему, его интересам, к каждому слову в названии этого властного органа можно добавить частицу НЕ: НеСовет НеФедерации и так далее».
Это клише, искажающее действительность с точностью до наоборот. Впрочем, реальность совсем не интересует Шлосберга, именующего сирийского вождя «Басар Ашад». Факты не важны. И не удивительно, что текст начинается так: «Владимир Путин решил вернуться в высшую лигу мировой политики на крови российских военнослужащих». А может, все-таки на сирийской крови? И на украинской? Русские солдаты едут в другие страны не умирать, а убивать, но до сих пор о русских войнах говорят так, будто, кроме цинковых мальчиков, о которых Алексиевич писала в начале своего пути, никто и не погибает в войнах, развязанных Россией.
Между тем новый нобелевский лауреат уже много лет пишет совсем о другом. Читали бы ее, не удивлялись бы совсем недавно, когда родители русских офицеров, взятых в плен в Украине, подтверждали официальную версию об их увольнении. И когда суровая мать над грузом-200 гордо заявила, что ее сын погиб за веру Христову.
Вот что говорит Алексиевич:
«Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо. Человеческая жизнь для него ничего не стоит, и понятие о великости не в том, что человек должен жить хорошо, а в том, что государство должно быть большое и нашпигованное ракетами. На этом огромном постсоветском пространстве, особенно в России и Беларуси, где народ вначале 70 лет обманывали, потом еще 20 лет грабили, выросли очень агрессивные и опасные для мира люди».
И об этом серьезный разговор только начинается. Скажу вполне определенно: продуктивным считаю обсуждение украинских дел лишь с теми здравомыслящими людьми, которые понимают, что Украину ждут годы существования без Крыма, без Донбасса, без полноценного суверенитета, без евроассоциации, без стремления большинства населения изменить что-либо и с постоянной угрозой дестабилизации, территориальных потерь и русской агрессии. А также со все более углубляющейся интеграцией с Россией во всех областях и на всех уровнях.
Уже очевидно, что в новую украинскую элиту кооптируются не участники АТО и не волонтеры, а те, с кем они воевали. Борьба за свободу и независимость обернулась междоусобицей и согласием населения на потерю территорий и ограничение суверенитета.
Остальное — самообман, как и пустые надежды на дестабилизацию в России и на то, что эта дестабилизация может быть благотворной для Украины. Война для России — способ улучшения ее экономического положения: расчеты на разорение и ослабление тщетны, линейная логика к современной экономике на уровне государственном и межгосударственном неприменима.
Теперь мир действительно стал однополярным. Сбылась вековая мечта русских, желавших быть американцами. Такими, какими они их видят. Кремль вынуждает США сдавать своих союзников. Сначала Украина, теперь сирийская оппозиция. Обама бормочет «как вам не стыдно» и читает мораль. А если учесть, что Израиль он и так уже сдал, то руки у кремля развязаны. Ближний Восток, считай, под ним. Все уже заметили: активизация террористов в Израиле совпала с началом русской операции в Сирии и началась сразу после визита Махмуда Аббаса в Москву. Убежден, что главной целью кремля на Ближнем Востоке был и остается Израиль.
И все участники событий — Обама, Меркель, Олланд, Порошенко — могут с полным правом сказать, что выполняют волю народа, волю избирателей, а Путин — волю массы.
Массовая культура и массовые коммуникации окончательно доказали, что тоталитаризм — это народовластие, результат народного выбора. И порождается тоталитаризм недееспособностью демократии, которая вовсе не должна быть, по природе своей, прямым выражением всех желаний большинства. Иначе бы никто не платил налоги — их-то точно вообще никто платить не хочет. Демократия — это способ формирования институциональной системы управления и отбор людей для управления этой системой. И их задача — принимать решения в интересах нации, общества и государства, что далеко не всегда соответствует воле большинства.
Противостояние русской угрозе, наступлению русского тоталитаризма, безусловно, отвечает интересам цивилизованных наций. Но не соответствует их желаниям, следование которым — вовсе не демократия, а создание тоталитарного мира. Именно это я и имел в виду, когда говорил, что мир становится тоталитарным.
Принять эту точку зрения, взглянуть на мир в такой оптике не так просто. Это отказ не только от русских традиций почитания народа и поисков сермяжной правды, но и от того видения мира, которое сложилось в интеллектуальном и культурном мейнстриме иудео-христианской цивилизации после Первой мировой войны. Нельзя сказать, что подобной ревизии не производилось — можно назвать десятки имен от Честертона и Оруэлла до Рейгана и Тэтчер. Но господствующими были и остаются антиинституциональные настроения, сформировавшиеся к концу Первой мировой войны. Значительное место среди них занимает пацифизм — важнейшее орудие тоталитаризма, как доказал и опыт Мюнхена, и сталинского движения за мир, ставшего стратегическим успехом СССР.
Слова «борьба за мир» настолько скомпрометированы, что никто не решается употреблять их в первоначальном значении. Между тем это действительно борьба, а иногда и война, какой была Шестидневная война, начатая Израилем. В наше время частью такой борьбы стали и события в Одессе, после которой ватники убедились, что они сами могут сгореть в пожаре, который они разжигали. Такой борьбой было и обещание мэра Николаева стрелять на поражение. Блефовал, конечно, но победителей не судят — проверять его слова никто не решился. И Алексиевич вовсе не пацифистка, иначе бы ни строчки не написала бы. Мир не достигается увещеваниями и недеянием.
Остановить тоталитаризм может только институциональная демократия со всеми своими недостатками и пороками. Главное — чтобы без всяких инноваций и усовершенствований — тупая примитивная демократия, тупая примитивная бюрократия, полная бездуховность, никакой пассионарности и одухотворенности, никаких попыток прямой демократии, никакого синдикализма, никакой корпоративности.
И все? Так просто? Нет, конечно. Институциональность и технологичность становятся орудием тоталитаризма, если в них нет главной составляющей демократии — человека, человеческой личности. Формула тоталитаризма: институты — технология — массы, то есть демократия минус личность. Поискам личности и посвятила свою жизнь Алексиевич, изучая причины обращения людей в массу, когда вроде бы есть внешние условия для иной эволюции.
Дмитрий ШУШАРИН, историк, публицист; Москва
