В центре Москвы, неподалеку от кинотеатра «Октябрь», припаркован джип. На его заднем стекле — надпись из приклеенных бумажных полосок: «Чистый джип — позор хозяину». Сам джип, кстати, загрязнен довольно умеренно. Георгиевских ленточек ни на антенне, ни в салоне не замечено. Чистый автомобиль, чистый на самом деле.
***
Чистота улиц на постсоветском пространстве всегда была вопросом политическим, особенно в Москве. Таджик-дворник, ненавидимый неблагодарным населением, стал такой же привычной фигурой московського пейзажа, как бунтующий в кафе «хипстер» (не могу это слово писать без кавычек) или милиционер, арестовывающий этого хипстера.
Но речь о другом: в Москве чисто. По крайней мере, намного чище, чем в прошлом или позапрошлом году. Мои друзья, живущие здесь, не очень согласны, но приезжему, находящемуся вовне ситуации, это видно. Чисто и в центре, и за его пределами — например, в районах Щукино или Новые Черемушки, находящихся между Третьим транспортным кольцом и окружной автодорогой. Нет, никуда не делись выбоины на асфальте, потрескавшиеся тротуары, заброшенные или недостроенные здания, пьяницы, но действительно чисто. И киосков под землей стало меньше.
Тут приходит на память еще один город, в котором несмываемая советская бедность сочетается с подчеркнутой чистотой. Минск.
Чистотой Минска восхищаются многие несведущие гости. Но у нее есть своя цена, о которой очень хорошо сказала моя старинная приятельница, белорусская журналистка, литератор Татьяна Замировская:
— Чистота не обманчива. Обманчивы ее первопричины и значение. Да, Минск чистый город, но эта чистота больничная, тут чувствуешь себя, как в гулком коридоре поликлиники, полном астматических бабушек, невротично сидящих в очереди на скамейках у стены. Причем ассоциация с поликлиникой возникала не только у меня.
Пожалуй, это наиболее точное наблюдение. В чистоте улиц нет ничего плохого. Но есть зажиточная и уютная чистота европейских городов, обеспеченная как стараниями ответственного перед жителями (не перед начальством) муниципалитета, так и самими жителями, а есть чистота диктатуры. Однокоренная со словом «зачистка». Таковая и наступает, похоже, в Москве.
И дальше будет чище.
***
«СЕГОДНЯ В РОССИИ — КУЛЬТ ЛОЯЛЬНОСТИ»
— Ныне российско-украинские отношения пребывают в наихудшем состоянии за весь период после распада СССР. Что в такой ситуации могло бы сделать российское киносообщество и, в целом, интеллектуальный класс России?
Антон ДОЛИН, кинокритик, радиоведущий:
— Ничего оригинального не скажу. Что можно сделать? Оставаться верным той творческой солидарности, которая всегда была отличительным свойством настоящей интеллигенции — то есть способность быть выше политических игр и пропагандистских усилий того или иного государства. И смотреть в корень происходящего, вместо того, чтобы поддаваться массовым истериям.
Даниил ДОНДУРЕЙ, главный редактор журнала «Искусство кино»:
— Киносообщество, по-моему, никак не может повлиять, потому что оно социально, эстетически, ценностно, психологически, личностно, как угодно, — анемично. Оно замерло с чувством — чтобы все побыстрее само по себе рассосалось. Сегодня в России культ лояльности. А лояльность — как лифт, везет или вверх, или вниз, и никаких других направлений нет. Главный игрок на рынке культуры — государство. И если ты хочешь найти деньги, а в кино без бюджета тяжело, то ты должен быть лояльным. Когда одна моя приятельница подошла к Павлу Лунгину с фразой: «Зачем ты подписал это письмо?» (в поддержку решения Совета Федерации, разрешающего Путину вводить войска в Украину), он ее отвел в сторону и говорит: «Как?! Это же сделали все люди, за которыми стоит дело! А вот вы, за кем не стоит дело (то есть нет компаний, съемок, продюсерских контрактов, работы с телеканалами), — вы можете болтать что хотите. А мы, люди дела, — ну что там, поставил подпись... Зато снимаем большой сериал «Родина» в Израиле». И ведь он не один такой.
На самом деле это детское поведение: закрыл глаза — и проблемы нет. Открыл — уже и мама рядом, и кроватка постелена, и ругать тебя за оплошность никто не будет. Это психология русской интеллигенции сегодня. Не было ни одного протеста по поводу беспрецедентной за 25 лет телевизионной обработки нации. Хотя бы в академических сборниках. Просто разберите, поговорите — психологи, социологи, философы, культурологи, искусствоведы — о том, как зачистили информационное поле — ничего этого нет. Ощущение, что это такой морок наступил — то ли день, то ли ночь, то ли свет, то ли тьма, то ли люди видны, то ли нет... И в этом мороке сегодня все находятся и не могут выбрать решения.
Андрей ШЕМЯКИН, председатель жюри критиков 36-го Московского кинофестиваля:
— Не просто могло бы, а должно, потому что кино никогда не делается в одиночку. Друзья остаются друзьями. Вопрос в том, что в моменты таких катаклизмов люди необязательно найдут и увидят то же, что и было. Точнее, это почти невозможно. Остается делать кино, которое мешало бы стратегии ненависти, которую я лично просто не приемлю, — потому и подписал письмо против вторжения в Украину. Здесь очень важно ответить на вал телевизионной пропаганды. Киносообщество как раз и будет проверяться способностью противостоять этому — внутри могут быть разные точки зрения, но есть понятие государственной лжи, и с ним надо что-то делать. Может быть, мой ответ покажется вам слишком академичным, но именно второй эшелон гуманитариев, который впрямую не выступал против власти, очень многое сделал, чтобы изменить ситуацию в конце 1980-х, пусть это и казалось относительно легко. Просто у каждого — своя стезя.
