История, собственно написание истории, историография всегда играли и будут играть особую роль в формировании идентичностей: клановых, государственных, конфессиональных, этнических и др. Поэтому неудивительно, что «написанию истории» уделялось и будет уделяться внимание со стороны властных структур. Любая власть, желая осуществлять эффективное управление, должна иметь «свою историю».
Соответственно, историография — это не столько наука (хотя она может использовать научные методы), сколько мировоззренческая дисциплина. Она формирует представление сообществ о своем месте в мире. Будучи ориентированной в прошлое, историография на самом деле предлагает проекцию в будущее: мол, мы такие, имеем такие достижения, победы, а значит, у нас есть будущее и мы можем многого добиться.
Наверное, нет смысла говорить о роли историографии в формировании современных наций. Каждая из них должна иметь «свою историю», большие исторические нарративы (в основном они появились в XIX — начале ХХ веков). Например, для россиян таким большим нарративом стало сначало «История государства Российского» Николая Карамзина, затем исторические синтезы Соловьева и Татищева. Закономерно, национальные политики апеллировали и апеллируют к «истории», используя популярные стереотипы и мифы. Последние могут стать средством для осуществления агрессивных, захватнических действий. Это, в частности, наблюдалось в царской России, в Советском Союзе, а также в современной Российской Федерации.
Мифология российской историографии активно формировалась в конце XVIII — начале XIX в., когда происходило завершение формирования Российской империи. Ее правители изначально начали позиционировать себя как представители православного и славянского (руського) государства. Хотя основные российские имперские мифы начали формироваться еще при Петре I, когда начала формироваться Российская империя. Собственно, тогда получает широкое распространение мнение, что Российская империя берет свое начало в Древней Руси, столица которой была в Киеве. Это нашло дальнейшее воплощение в идее «русского единства», которая, несмотря на разные модификации, была и является идеологическим обоснованием российской экспансии.
Рассмотрим ее модификации и то, как она функционировалась.
Первую модификацией можно назвать династической. Династическая идея «русского единства» довольно неплохо была представлена в «Киевском Синопсисе» 1674 г.1 «Синопсис» — это изложение истории Руси с древнейших времен и заканчивая событиями середины XVII в. Его нельзя назвать оригинальным произведением. Преимущественно это компиляция разных исторических хроник, летописей, которые были распространены в те времена. Ценность «Синопсиса» в другом. Он в концентрированном виде представляет «схему русской истории», которая надолго стала определяющей в российской историографии и которая дает о себе знать по сей день. «Синопсис» выдержал немало изданий (всего их насчитывается 29). В царской России он почти в течение ста лет выполнял роль учебника истории.
Правда, это произведение не преследовало цель утверждать упоминавшуюся династическую идею «русского единства». Последняя была нужна авторам «Синопсиса», чтобы получить определенные привилегии для Киево-Печерской лавры от московского царя. Но именно благодаря этой идее «Синопсис» стал популярноым в имперской России.
Династическая идея сводилась к тому, что в Древнем Киеве утвердилась династия, ведущая начало от князя Рюрика, который пришел с севера. Затем на основе этой легенды появилась нормандская теория. Одним из самых известных представителей этой династии считался князь Владимир — креститель Руси. Однако феодальные усобицы, а затем татарское нашествие разрушили Русское государство. И тогда династический центр Руси переместился в Москву. Именно здесь осели князья-династы, которые вели свою родословную из Киева. А уже из Москвы этот династический центр переместился в новую столицу Российской империи — Санкт-Петербург. Например, такое объяснение истории Руси видим у Феофана Прокоповича, который был ведущим идеологом Российской империи в начале ее создания2.
В российской историографии для обозначения руських (российских) династов утвердилось название Рюриковичи, хотя в древних источниках оно не фигурировали. Этот термин стал широко употребляться в российской историографии XIX в. В общем, проблематично выглядит прямая династическая линия от мифического Рюрика до российской царской династии Романовых. Есть здесь много «темных моментов». В конце концов, в древнерусских летописях, например Ипатьевской, наблюдалась определенная конкуренция между династическими линиями Рюриковичей и Киевичей3. Судя по всему, династическая линия Рюриковичей неоднократно прерывалась. Однако это не помешало российской имперской власти, используя роялистские представления, культивировать миф об этой княжеской династии, которая якобы связывала правителей Московии, а затем Российской империи с Киевской Русью.
Есть основания полагать, что в последние годы XVIII в. российская власть даже прибегла к зачистке архивов, фальсификации документов, а то и «изобретению» новых памятников. К последним могло относиться знаменитое «Слово о полку Игореве», в котором даже «очерчивается» желаемая западная граница Руси-России. Делалось это для того, чтобы создать «правильную историю» и обосновать претензии Российской империи на бывшие земли Руси. Мол, России по праву должны принадлежать не только «великорусские территории», но и земли Правобережной Украины и Беларуси, которые когда-то входили в состав Древнерусского государства. Ведь этими землями правили русские князья, наследниками которых были московские цари, а сейчас российские императоры.
Династическая идея «русского единства» сыграла не последнюю роль в разделе Речи Посполитой. Ведь из этой идеи следовало, что Россия не захватывали чужие земли, а возвращала то, что ей положено. Впрочем, не все земли удалось «вернуть», в частности Галичину и Карпатскую Русь. Поэтому «возвращение» этих земель надолго стало идеей фикс российской политики. На Галичине и Карпатской Руси в ХIХ — начале ХХ в. работали российские агенты, не без поддержки России здесь сформировалось и активно действовало движение москвофилов5, а во время Первой мировой войны российские войска захватили Львов и часть Галиции.
Захват Львова, кстати, вызвал настоящее шовинистическое безумие в России, которое, например, нашло выражение в следующих стихах:
«Сердце радостно забилось снова,
Снова сбиты полчища врагов.
Нет уж больше Лемберга чужого,
Есть родной, старинный русский
Львов.
Боже, этой радости минуты
Ждали мы уж многие года,
И порой казалось, что замкнуты
Двери в Львов для русских навсегда.
Но наш меч пробил себе дорогу
В русский край давно минувших
дней,
В древний край Владимира Святого,
Володаря и Владимирка князей.
Под своей державой, Русь святая,
Возвращённых приголубь сынов
И в свою семью их призывая,
Дай покой им, ласку и любовь»6.
В XIX в. династическая идея «русского единства» потерпела определенную «национализацию». Появилась формула «православие, самодержавие, народность». То есть династическая власть находится в единстве с народом, а духовным их интегратором является православие. Под народом понимались православные славяне — прежде всего великороссы, а также малороссы (украинцы) и белорусы. То есть считалось, что есть один русский народ, который относится к одной православной церкви и имеет одного самодержца — императора российского. Между представителями этого народа существуют определенные различия, но они не являются значительными, преимущественно имеют этнографический и региональный характер. И народ, естественно, должен находиться в одном государстве7.
События Первой мирыовой войны, а затем так называемая Гражданская война развеяли миф о едином русском народе. Несмотря на тотальную русификацию, в Украине возникло мощное национальное движение, достижением которого стало образование своего государства. Аналогично произошло и в соседней Беларуси. И хотя тогда не удалось сохранить новосозданную государственность, однако не считаться с национальной позицией двух братских народов уже было невозможно.
После указанных событий на территории бывшей царской России образовался Союз Советских Социалистических Республик. Руководители этого государства как будто отказались от политики национализма (по крайней мере в форме старого российского имперского национализма) и начали реализовывать политику так называемого интернационализма. Согласно этой политике, СССР преподносился как образец будущей федерации социалистических наций, где каждый народ имеет свою культуру (национальную по форме, социалистическую по содержанию), имеет даже свою государственную автономию (квази-государство), но входит в состав социалистического сверхгосударства8. Такая идеология обеспечивала легитимизацию экспансии: мол, СССР имеет право «освобождать» другие народы от «гнета капиталистов» и присоединять их к федеративному государству «свободных» социалистических народов. Такая политика интернационализма, казалось бы, обеспечивала лучшие возможности для экспансии.
Однако через некоторое время советские правители поняли, что эта политика не всегда эффективна, и начали обращаться к старым стереотипам российского имперского национализма, апеллируя к истории. Особенно это стало заметно перед Второй мировой войной и во время войны. На основе этого национализма в сочетании с интернационализмом сформировалась теория о «трех братских восточнославянских народов». Здесь имеем вторую модификацию идеи «русского единства».
Согласно упомянутой теории, русские, украинцы и белорусы имеют общие корни, являются этнически близкими, также они имеют общую историю и всегда стремились к «воссоединению». Соответственно, русский народ выступал в этой теории как «старший брат», который всегда помогал «младшим братьям».
На самом деле, эта теория была не менее мифическая, чем династическая идея «русского единства». Говорить об общих этнических корнях русских, украинцев и белорусов довольно проблематично. Если украинский этнос преимущественно сформировался на славянской основе с заметными тюркскими примесями, то российский в большей степени — на угро-финской, а белорусский — на летто-литовской основе. При этом предки русских и белорусов подверглись сильной славянизации. И этнически, и ментально — это разные народы. Хотя их длительное пребывание в составе одних государственных организмов — сначала Руси, а затем Российской империи сблизили их культурно. Эти народы преимущественно являются православными, их языки сформировались на славянской основе.
Теория о «трех братских восточнославянских народах» с соответствующей апелляцией к истории не только «обосновывала» этническую легитимность Советского Союза, основой которого были эти народы, но и сыграла не последнюю роль в экспансии Советского Союза в начале Второй мировой войны. Нападение СССР на Польшу представлялся как «освободительный поход» Красной армии на западноукраинские и западнобелорусские земли и «воссоединение» западных украинцев и западных белорусов со своими соплеменниками и братьями-россиянами.
В послевоенной политике Советского Союза моменты интернационализма постепенно нивелировались, но на первый план выходили моменты российского шовинизма. Происходила интенсивная русификация народов СССР, прежде всего «братских восточнославянских народов». Во времена правления генерального секретаря КПСС Леонида Брежнева даже появилась доктрина «советского народа», которая легитимизовала русификацию народов СССР.
Распад Советского Союза положил конец этой доктрине, которая, по большому счету, так и не была реализована. Нынешняя Российская Федерация, считает себя преемником СССР, конечно, к ней не обращается. Зато ее руководители снова начали апеллировать к стереотипам имперского русского национализма, в том числе стереотипам историческим. В последнее время на щит была вознесена доктрина «русского мира». Хотя она преподносится не как политическая, а как духовная и культурная, но имеет откровенный экспансионистский характер. Эту доктрину правомерно считать еще одной модификацией идеи «русского единства».
Собственно, доктрина «русского мира» сводится к тому, что русские, украинцы и белорусы — это представители одной цивилизации, одного «мира», начало которого уходит во времена Древней Руси, когда состоялось крещение Владимира. Эта цивилизация является православной. Именно русскому православию в этой доктрине отводится едва ли не самое главное место. Православие — это «духовные скрепы», которые объединяют россиян, украинцев и белорусов. Собственно, идеологи «русского мира» склонны эти три народа рассматривать как единый народ. А раз так, то они должны находиться в одном «мире», а еще лучше — в одном государстве.
«Оригинальным» моментом в доктрине «русского мира» можно считать сочетание старых исторических мифологем царской России и мифологем советских. С одной стороны, наблюдается реанимация старых имперских символов, возвеличивание российской имперской «славы», даже белогвардейщины, а с другой — апелляция к советским представлениям о «Великой Отечественной войне», аж до реабилитации сталинизма. Вообще обращение к советским стереотипоам о «Великой Отечественной» — это один из существенных моментов идеологической политики нынешнего российского руководства.
Доктрина «русского мира», которая активно раскручивалась в течение последнего десятилетия как в Российской Федерации, так и в странах СНГ, была не чем иным, как идеологической подготовкой и легитимизацией широкомасштабной экспансии России в отношении Украины и Беларуси. Через масс-медиа, а также структуры Российской православной церкви постоянно навязывалась мысль о единой «русской цивилизации», «русском мире» и едином «русском народе», который имеет общую историю и, соответственно, общее будущее. Этот народ является духоборцем, носителем высоких нравственных ценностей и противостоит «гнилому» Западу с его «упаднической» культурой.
Захват Крыма, нынешняя война на Донбассе идеологами «русского мира» рассматривается как борьба высоконравственной и высокодуховной русской цивилизации против антиморального и антидуховных Запада, прежде всего Соединенных Штатов Америки. Это как борьба светлых сил с силами зла, антихриста.
Бесспорно, доктрина «русского мира» преследовала и преследует амбициозные планы. Это не только присоединение Крыма, который трактуется ее идеологами как «русская земля». Кстати, Крым никогда русской землей не был — собственно, с XIX в. он стал землей русских и русскоязычных мигрантов. Доктрина «русского мира» была ориентирована на захват восточных и южных земель Украины, которые начали трактоваться ее идеологами как Новороссия. Хотя сам этот термин, под историческим углом зрения, имеет сомнительный характер. В царской России это было, скорее, административное понятие, которое так и не прижилось. Доктрина «русского мира» ориентирована на подчинение и других украинских земель, а также Беларуси и северных («русских») районов Казахстана. Сомнительно, что ее удастся реализовать. Однако в том, что эта доктрина привела и продолжает вести к кровопролитию ради удовлетворения имперских амбиций нынешнего российского руководства, можно не сомневаться.
1 Текст «Синопсис» см .: І.В. Жиленко. Синипсис Київський // Лаврський альманах / Ред. рада: В. М. Колпакова (відп. ред.) та ін. — К., 2002. — Спецвип. 2: Синопсис Київський синопсис.
2 Прокопович Ф. Философські твори: в трьох томах. — К., 1981. — Т. III. — С. 311 — 342.
3 Літопис Руський. — М., 1989. — С. 4-24.
4 Отнросительно автентичности «Слова о полку Игореве» дискуссии велись давно. Среди российских исследователей доминировало мнение, что это произведение является аутентичным. Однако и здесь находились «еретики». Одним из тех, кто попытался серьезно подорвать автентичность «Слова ...» был советский российский исследователь Александр Зимин. Его книга о «Слове ...» в советское время была уничтожена и фактически попала под запрет. Лишь недавно она была опубликована в России. См .: Зимин А. А. Слово о полку Игореве. — СПб., 2006.
5 Сухий О. Від русофільства до москвофільства (російський чинник у громадській думці та суспільно-політичному житті галицьких українців у ХІХ ст.). — Львів, 2003.
6 Цит. По: Слабошпицкому М. Що записано в Книгу Життя. Михайло Коцюбинський та інші. — К., 2014. — С. 254.
7 Миллер А. Украинский вопрос в Российской империи. — М., 2013. — С. 39-50.
8 Главным специалистом по национальным вопросам у российских большевиков считался Сталин. А его работа «Национальный вопрос и марксизм», опубликованная в 1914 г.., Рассматривалась как их своеобразная программа действий при решении национального вопроса.
