«Когда вы не уверены в настоящем времени, то взгляд назад — вполне утешительная вещь», — написано в одной американской брошюре по ностальгия-маркетингу. В ней авторы рассуждают о методах использования «власти прошлого» для процветания бизнеса. Полезные рекомендации. Наверняка, многим интересно узнать, как специалисты определяют количество людей, готовых заплатить, скажем, за комбинезоны и футболки в стиле американской фермы начала прошлого века. Хорошо, когда прошлое оживает в предметах и костюмах, когда о нем помнят и дорожат им. Но совсем не годится превращение ностальгических чувств в политические программы и стиль жизни основной части населения.
Из-за того, что Одиссей всегда думал о Пенелопе и мечтал вернуться домой, мы приобрели важную когнитивную функцию под названием ностальгия. Ибо nostos по-гречески возвращение, а боль и переживания — algos. Но Гомер называл этим словом действие, а не то, что подразумевает современная цивилизация. Тоску по родине документально закрепил в медицине врач Йоганн Хофер, лечивший швейцарских солдат на службе у французского короля в 1688 году. Пан Хофер заметил: как только раздается звон колокольчиков, его подопечные растекаются в реминисценции, как квашня в кадушке. Оказалось звон напоминает солдатам родные Альпы, где лучшие в мире коровы дают лучшее в мире молоко, которое прекрасные Лауры подают солдатам с сыром, хлебом или поцелуями... «Дзынь-дзынь» — и цепь воспоминаний подрывает боеготовность.
С того времени и до середины прошлого века ностальгию считали болезнью. Впадавшие в нее редко вписывались в новые правила жизни: будь то солдаты на войне, горняки на рытье каналов, или селяне приехавшие в город. Существовал список наиболее подверженных недугу: моряки, солдаты, иммигранты, студенты... Отсюда и многочисленные названия, вроде психоза иммигрантов, или «репрессивное умственно компульсивное расстройство», как назвал его Джерри Фодор, крупнейший эволюционный психолог прошлого столетия.
Однако в том же столетии психическое состояние превратилось в приводной ремень творчества, маркетинга и патриотизма, открыв свой настоящий потенциал. С помощью ностальгии разделились генерации. Поклонники чарльстона не смешивались с фанатами джаза, а те отделялись от танцующих твист. У каждого поколения появилась историческая ниша, где можно было посидеть, как в любимом баре, чтобы музыка, напитки и собеседники отвечали давно приобретенным вкусам. Ностальгия оказалась духовно и материально выгодна. Конфета в обертке 1930 года отлично раскупалась постаревшими детьми довоенной поры в 50-х и 60-х. Так же, как у нас сегодня раскупается «советское шампанское», траурная этикетка которого засела радужным воспоминанием навсегда утраченного купажа.
Но особенно ярко ностальгия властвует в наиболее динамичных сферах культуры: кино и музыке. Почти не осталось в живых любителей Чарли Чаплина, и «Свинарки с Пастухом», зато миллионы не едят салат оливье без «Иронии судьбы». Заправлять вкус жизни старыми рецептами счастья — сладостное занятие. Сам люблю в дороге слушать Джо Дассена, Битлз и прочий «отстой», говоря языком тинейджеров.
Так хороша или плоха тоска по родине и прошлому в наш век меняющихся ориентиров?
С одной стороны ностальгия благородное чувство, питающее традиции, любовь к родине, культуру... Шекспир, Шевченко, Гоголь, Набоков состоят из нее, как мы — из воды, на 75%. С другой — она лишь психосоматическое расстройство, убивающее в человеке стремление вперед.
В начале нынешнего века ностальгический туман поднялся из низин социального ландшафта к его вершинам. Поглощение происходило незаметно, но с нарастающей динамикой. Сначала на уровне потребительских предпочтений и попсы, затем в политике, культуре, образовании. «Старые песни о главном» из телевизора перешли в допотопные методы управления экономикой и жизнью. Например, вполне серьезно говорили, что мы еще не достигли уровня советского производства и надо строить больше заводов и фабрик для трудоустройства населения и лучшей жизни людей ( читай — рабочих и селян). Хотя, как можно сравнить целиком государственную закрытую экономику с многоукладной и полностью интегрированной в мировую — не понятно. Вернее понятно, что нельзя, но делали наоборот, чтобы общество на подсознательном уровне привыкало к мысли стремиться в пройденный этап. За 15 лет в науке, экономике, искусстве, политике, тренды и концепции XXI века отжала ментальность предшествующих столетий. Всем хотелось жить по Сен-Симону и Марксу. Быть богатой и счастливой страной нам мешало лишь воровство начальников и несправедливое распределение бюджета. Из воображаемого прошлого мы смотрели в сегодняшний день широко открытыми глазами советских людей. Мы не принадлежали современности, находясь по горло в реке, куда не войдешь дважды. Конечно, мы пользовались товарами сегодняшнего дня, но их поставляли в наш мир извне авторы инновационных технологий и взглядов на жизнь. Мы, оставались благодарными потребителями, как индейцы, оценившие превосходство ружей над луками. Мы не возражали против скорости 4G в Интернете и начинкой электромобиля, научившись соединять их с мечтами о былом, но в душе тосковали по стрелам. Поэтому из виртуальных офисов, полностью автоматизированных цехов и кабин транспорта будущего мы до сих пор отправляемся платить налоги, рассчитываться «за свет и воду», стоя в привычных очередях, привычных контор прошлого. И хотя не одна ностальгия привела нас к таким парадоксам, мы должны признаться себе, вектор прошлого нас интересовал больше направления в будущее.
Психологи до сегодняшнего дня не могут оценить уровни пользы и вреда ностальгических чувств. Морякам и военным они по-прежнему вредят и приносят пользу одновременно. Тут все определяется порогом подверженности. Как показывают исследования, в этот вид тоски чаще всего впадают с 16 до 25 лет и с 45 до глубокой старости, чаще жители северных стран, чем южных. Синдром помогает повысить самооценку, некоторые ученые называют его «эго-идеалом». Другие полагают, чувство дано нам, чтобы жизнь сделать ярче, а смерть не страшной. Словом, как и все другие инструменты эмоционального оркестра человека, ностальгия должна звучать гармонично. Еще лучше — приглушенно. Ведь переборщив с теплыми воспоминания о былом, легко скатиться в депрессию. Так говорят психологи, консультациями которых в нашем обществе пренебрегают, даже если они бесплатны, как в той медицине, что до сих пор является нашим кумиром.
На склоне своих лет писатель и мыслитель Лев Толстой утверждал: настоящего времени нет. Нынешняя жизнь человека принадлежит либо прошлому, либо будущему. Уроки истории подтверждают слова классика, чьи потомки сейчас сражаются за торжество идеалов давно исчезнувшего мира. И, если мы сопротивляемся, то лучше прикрутить ностальгический кран, из которого вода может течь лишь в ином измерении.
