Размышляя над советским обществом и культурой, Надежда Мандельштам пришла к выводу, что совок (это слово, конечно, появилось позднее) несовместим с трагедией, с трагическим мировосприятием, порождаемым поруганием ценностей. Другими словами, это неспособность признания краха, а значит и отсутствие стремления к перерождению и победе. К восстановлению и утверждению ценностей.
Наблюдая за происходящим в умах самых разных людей, постоянно вспоминаю эти слова. То, что сейчас скажу, относится ко всем, кто считает происходящее в России бедой, будь то здешние жители, грузины, украинцы. Самая большая ошибка, которую многие сейчас совершают, — отказ от признания победы Путина и своего полного поражения. И этот отказ — триумф Кремля.
Тот, кто не способен признать поражение, никогда не станет победителем. Чем дольше проигравшие внушают себе и другим, что все это случайно и ненадолго, тем дальше они будут оставаться от того, чтобы начать все сначала в ясном уме и твердой памяти. Они длят и углубляют свое поражение и не желают слушать тех, кто говорит им об этом. Цепляются за свои иллюзии и за свои статусы, позволяющие им не допускать свободного развития мысли и честного обсуждения того, что происходит.
Их проклятия и оскорбления в адрес Путина и Кремля, их пророчества о скором падении нынешних триумфаторов делают их пособниками тех, кого они поносят. Путь к победе начнется с признания трагичности происходящего и его необратимости в ближайшем будущем. Это трагедия народов, которые лишены возможности мирно и свободно развиваться.
И прежде всего надо оставить пустые надежды на то, что в России все это ненадолго, связано с одним человеком. Наркотик меняется, зависимость остается. Во время болотных протестов в России вопили о запуганной власти, которая вот-вот рухнет. Довод был один: посмотрите на лица людей, вышедших на улицы — они прекрасны.
Прекрасные лица отправились за решетку, болотные вожди ездят на Валдай и в Сочи, ходят на тусовки вместе с приближенными Путина. Теперь это в тренде, а не противуправительственные шествия.
В тренде и новые надежды. На то, что достаточно сменить Путина...
И что? вспомним, что было после смерти Сталина. Дело врачей и все, что за ним должно было последовать, прекратилось исключительно потому, что пошли внутренние разборки в органах. И все, кто попал потом под раздачу — а это единицы — оказались у стенки и за решеткой по тем же причинам. Ни в Берлине, ни в Будапеште, ни в Новочеркасске никакой оттепели не заметили, потому что имперское расширение и подавление любых социальных протестов — это не сталинская политика, даже не советская, а русская. И не надо украинцам рассказывать. когда и по чьему приказу был убит Степан Бандера, да и не он один.
Почему должна перемениться политика на постсоветском пространстве сейчас в случае смены первого лица, совершенно непонятно. Все, что с этой политикой связано, — многоуровневый, разномасштабный, разноименной бизнес. Война заложена уже в бизнес-планы, социальную структуру и массовую культуру нынешней России, стала частью ее образа жизни и идентичности.
Свой вклад в это вносят и былые фрондеры, следящие за трендами. В России формируется корпоративное государство, исключающее возникновение гражданского общества.
Обычная история. Тот, кто делает что-то полезное для вождя, должен исчезнуть. Неожиданно и своевременно умер Собчак. Был изгнан Березовский, приведший Путина в Кремль. Попал в опалу Сердюков, подаривший ему боеспособные части, захватившие Крым. Сейчас идет наезд на Суркова.
А Сурков подарил Путину нечто, может быть, более серьезное. Это не молодежки, хунвэйбины не пригодились. Хотя на них он отработал не идеологию, а нечто более глубокое и значимое — систему ценностей, легшую в основу новой корпоративности. В основе ее консумизм. Иногда это называлось прагматическим патриотизмом, но это для дурачков.
Для умных же людей — это отождествление успеха с привластным статусом. Прежде всего. Деньги тоже, но они следствие статуса. Это были зачатки корпоративного государства, возникновение корпорации статусных интеллектуалов, журналистов, писателей, художников, режиссеров. Всех их мы видели на фото с недавних светских тусовок, так поразивших людей, для которых гражданская позиция — не пустой звук. Ибо эти фотодокументы свидетельствуют о том, что самые ярые путинисты и записные фрондеры — члены одной корпорации. У них нет и не может быть гражданской позиции. Есть ее имитация, которая обозначает их место внутри единой корпорации, созданной во многом усилиями Суркова. Надо отдать должное — он допустил в нее действительно тех, кто может влиять на общественное мнение, повести людей за собой.
Может, но не будет это делать. Ибо потеряет тогда место в корпорации. И — круг замыкается — для потенциальных ведомых станет лузером, фриком и юродивым.
Нечто подобное проделывали с арт-тусовщиками и частью интеллектуалов Троцкий с Бухариным. Сталин, однако, предпочел избавиться и от них, и от тусовщиков. Выжили единицы. Вот и сейчас общественная деятельность в России подменена борьбой за выживание. Складывающиеся корпорации — это формы самоорганизации общества. Опровергнут стереотип о противостоянии гражданского общества и государства как единственно возможном взаимодействии социума и власти. Происходит самоорганизация, не имеющая ничего общего с гражданским обществом, прямо противоположная ему. Уже не власть, давшая толчок этом процессу, производит селекцию, а хозяева дискурса. Еще и еще раз повторю: как собственность не кража, так и тоталитаризм — не насилие власти над обществом
Хозяева дискурса — это не тайные агенты власти, хотя и такие встречаются. Можно даже поносить Путина, предрекать крах режима в ближайшие недели. В общем, можно сколько угодно лупить по клавишам «долой гениалиссимуса». Святое дело — подглядывать в замочную скважину.
А вот задавать вопрос, как же такой никчемный Путин пятнадцать лет удерживает власть и диктует свою волю миру, не стоит. И признавать укрепление его власти с каждым днем тоже нельзя.
Интеллектуальное и культурное развитие состоит в постоянном пересмотре дискурса, в переоценке иерархий и культовых фигур. Однако кому пересматривать, если хозяева дискурса никого не слышат, кроме себя? А всем остальным строго указывает на их место. В корпоративном государстве не может быть общественных дискуссий. На смену лагерной пыли пришла пыль социальная. Не с нею же разговаривать.
В корпоративном тоталитарном государстве миссия этих людей — быть гражданским обществом. Не представлять всякую шелупонь из метро, дешевых машин, панельных домов и с шести соток, а быть обществом. А все остальные — масса.
Для всего цивилизованного человечества они и будут обществом. Никто в мире других голосов не услышит. Там будут приниматься во внимание люди, которые заметны, влияют на контент СМИ и приближены к власти. в совке было по-другому, была еще и диссидентская ниша. сейчас она заполнена все той же номенклатурой.
Да и какой смысл цивилизованному человечеству интересоваться социальной пылью? А таковы все, независимо от профессионального и имущественного статуса, кто не получил от власти и от привластной корпорации иного статуса. Евтушенков вот был, и нету.
Столь подробно пишу об этом с одной целью: умом Россию понять можно. И нужно понимать — иначе рядом с ней, да и просто в одном мире с ней, не прожить. Понимание это начинается с отказа от проекции на тоталитарную Россию представлений о демократическом государстве и обществе. Тоталитаризм требует иной социальной оптики и политологической методики. Здесь только один пример: говорим «общество», а ежели приглядеться, то это корпорация, то есть нечто прямо противоположное. И так во всем, включая надежды на то, что вот-вот, друзья, упадут цены на нефть, а значит...
Ничего не значит. Умозрение бессильно. Самое главное: когда произносится само это слово — тоталитаризм — заканчиваются все попытки некоего безоценочного, объективного знания. Объект изучение — зло. С этого надо начинать. И с признания того, что зло не бывает смешным, оно всегда порождает трагедию и никогда — фарс.
Дмитрий ШУШАРИН, историк, публицист; Москва, специально для «Дня»
