Выбор этой темы, когда в Киеве льется кровь, может показаться странным и неуместным. Но отчего же не поговорить об истории, когда происходят исторические события? Может, как раз в «минуты роковые» лучше всего понимаешь, что же было упущено в создании исторического знания нации, какая мина замедленного действия взорвалась.
В России, к глубочайшему сожалению, монополию на историческое знание присвоило себе не государство даже, а узкая группа ограниченных лиц. Очень ограниченных. Моя однокурсница по истфаку МГУ Ирина Карацуба на днях сказала в «Ежедневном журнале», что она и многие ее коллеги думают о той компании, что собрал у себя Путин на совещание по новому учебнику истории. Самого Путина она, правда, пожалела, но недавно я опубликовал в газете «День» (№ 239 от 27 декабря 2013 г.) подбор его исторических ляпов. Не в смысле исторически значимых, а касающихся отечественной истории. И ведь никто не смеет ни поправить, ни прокомментировать.
Говорил я и о другом. Подлость проекта Путина в том, что все — учителя, ученики, родители — будут знать и понимать: в учебниках есть ложь и оценки, несовместимые с представлениями о морали. Но родители будут просить учеников не подставляться (пять минут позора, и вся жизнь — разве можно сравнивать); ученики, посмеиваясь или стыдясь, будут повторять, а учителя делать вид, что воспринимают все всерьез.
Целью советской школы, в частности идеологических дисциплин, было вовсе не усвоение коммунистической идеологии, а воспроизводство хомосоветикус, для которого нормой является двойничество, отсутствие любых убеждений, приоритет социальной адаптации в мотивации общественного поведения.
Путин сказал чистую правду: учебник должен стать основой исторической легитимности его режима и той национальной русской идентичности, которая этому режиму потребна и которую он воспроизводит.
Поэтому можно заранее предвидеть, что произойдет в русских школах с историей тех народов, что раньше входили в СССР и Российскую империю. Ее просто не будет. Или будет в таком виде, что согласованные с ЦК союзных республик формулировки советских учебников покажутся образцом политкорректности.
И еще я говорил о том, что инициатива упущена. Историческое знание отдано власти. Между тем формирование его — задача всего общества и всего политического класса. Социума и политикума. Прикладное значение истории в поисках собственной идентичности, в обретении идентичности исторической, в формировании нации с биографией.
Путь к этому идет через знание, которое должно обобщать опыт ключевых исторических проблем нации в ее взаимодействии с соседями. Имперская практика этому всячески препятствовала. Отголоски споров тех времен слышны до сих пор. Это — дискуссии, какой народ древнее, кто имеет авторские права на слово «Русь» и на колядки. Идеологическая власть благосклонно относилась к таким спорам. В них создавалась атмосфера враждебности и высокомерия в отношениях между народами. А главное — они замещали споры о главном: о национальном развитии в новое и новейшее время, в эпоху, когда нации обретали свое лицо, свои отличия друг от друга.
Тут все решалось в Москве. Одна история кавказских войн с их постоянной сменой оценки Шамиля стоит многого. Знаковые фигуры национальной истории проходили селекцию. Существовал всесоюзный культ Шевченко, противопоставлявшегося Кулишу, упоминания о котором были минимизированы. Это только один пример.
После 1991 года первостепенное значение стало придаваться поискам национальной самобытности, что с каждым годом вызывало недовольство Москвы. Пример абсурдного спора: можно ли считать Гладомор геноцидом. Совершенно очевидно, что искусственно созданный голод в Украине и на Кубани имел черты как социо, так и геноцида. Уничтожение крестьянского населения означало уничтожение украинцев и украинской культуры, в самых разных своих проявлениях связанной с народной и фольклорной стихией значительно в большей степени, чем культура русская. Последнее, понятное дело, нисколько не умаляет ни одну из культур, но определяет многовекторность удара по Украине.
Против такой трактовки были брошены ударные силы агитпропа, причем не самые дикие его представители, вроде дежурного либерала Николая Сванидзе. Понять кремлевскую концепцию Гладомора при этом было совершенно невозможно.
Но Гладомор был лишь частью одной большой темы, должного внимания которой не уделялось. Это те трансформации в национальной истории, которые были связаны с пребыванием в составе Российской империи и СССР. Крайним проявлением имперского невежества и высокомерия стали слова Путина, что РСФСР победила бы нацистскую Германию и без Украины. Этот бред и комментировать нечего, однако за ним стоит еще одна тема — коллаборационизм во Второй мировой войне, начатой, кстати говоря, Советским Союзом вместе с нацистской Германией совместным нападением и разделом Польши, а также аннексией балтийских государств.
Здесь наблюдается поразительное равнодушие русской общественности к собственно русскому коллаборационизму, в который было вовлечено куда больше людей, чем представителей других народов. Просто по статистическим причинам — русских было больше. Почти все европейские народы были представлены частями и соединениями, воевавшими на стороне Германии. В России часто вспоминают генерала Власова, но знать ничего не хотят о Брониславе Каминском и его 1-й русской дивизии РОНА. А он так отличился при подавлении Варшавского восстания, что в буквальном смысле поговорки был уволен из гестапо за жестокость. А вскоре и ликвидирован.
Но вот коллаборационизм украинский... Хотя сотрудничество, например, французских властных институтов с нацистами ни в какое сравнение не идет с тем, что было в Восточной Европе.
Однако это пропагандистская тема. А то, что вне сферы внимания агитпропа, вообще неведомо в России. Это — история украинской государственности меж двумя империями, деятельность Петлюры и Винниченко, украинская культура, литература, философия — все это терра инкогнита. Исключение составляют люди церковно и философски просвещенные, знающие о реформах Патриарха Никона как следствии присоединения Украины и знакомства с наследием Киево-Печерской лавры и других духовных центров православия.
Что же касается представлений украинцев о собственной истории, то мне кажется, что нынешний кризис украинской государственности связан с недостаточным интересом к особенностям развития украинской нации в составе русской империи под разными ее названиями. Речь идет, прежде всего, об интеграции национальной элиты в имперскую и ее дальнейшей эволюции. Это был основной способ расширения русской империи, с наименьшим успехом реализованный в Польше, где прямое имперское насилие играло самую большую роль во всей империи. А вот в Грузии и в Украине этот способ себя оправдал. Россия вмешивалась во времена внешней агрессии и внутренних междоусобиц, интегрировала часть национальной элиты и постепенно усиливала свои позиции.
Обратный отсчет начался с грубой русификации при двух последних царях, когда у народов империи произошло усложнение социокультурных структур общества. Новая идентичность вошла в конфликт с прежней, имперской.
При советской власти возникла необходимость создания новой национальной элиты. Так возникла политика коренизации кадров, положившая начало такому явлению, как украинская номенклатура союзного значения.
Советская украинизация — процесс противоречивый. Все двадцатые годы шла борьба за украинский язык и украинизацию общественно-политической жизни. Но в первой половине тридцатых, в годы Гладомора, начинаются аресты украинизаторов-перегибщиков.
И все же процент украинцев в украинской компартии вырос с 23 процентов в 1922 году до 60 процентов — в 1930-м. Так возникла украинская номенклатура, служившая кадровым резервом для номенклатуры союзной во всех сферах управления. И сколько ни называй группировку Януковича криминальным сообществом, они — продолжатели именно этой части украинской элиты. Именно продолжатели, потому что многие начинали в ней свои карьеры.
И политически они реализуют в политике наднациональную идентичность времен СССР.
Все это лишь один из примеров того, как события здесь и сейчас бывают связаны с историческими процессами и явлениями, временно оставленными вне прикладного исторического интереса. Так что Путин со своим учебником — это не беда. Беда — добровольное невежество.
