В начале 1930 годов в Чехословакии, которая после распада Австро-Венгрии получила независимость, почти четверть населения составляли немецкоязычные судетцы, Sudetaci, как их называли чехи, которые компактно проживали в Судетской области, а диффузно — в Словакии. При этом немецким у них был только литературный язык, а между собой они разговаривали на диалекте, который отличался от этого языка почти так, как голландский от немецкого. Заметных межэтнических конфликтов не было, хотя пражское правительство, побаиваясь региональных сепаратизмов, слишком увлекалось централистской политикой. На выборах Sudetaci голосовали за социал-демократов, коммунистов, аграриев, христианских консерваторов. И все бы ничего, но в январе 1933 года канцлером Германии стал фюрер НСДАП Адольф Гитлер. А следовательно уже осенью того же года был создан «Немецкий патриотический фронт» под руководством Конрада Генлейна, официальным требованием которого стала автономия Судет в составе федеративной Чехословакии, а неофициальным (то есть настоящим) — присоединение Судетской области к Третьему Рейху. Еще через год прошел первый массовый митинг фронта, который собрал 20 тысяч человек.
Работа «патриотов» не была оставлена на самотек. Из Берлина шло щедрое финансирование, поступала партийная литература, приезжали квалифицированные кадры агитаторов, и не только они: за год-другой появились умелые организаторы массовых беспорядков и индивидуального террора против политических оппонентов. Поэтому «по неизвестным причинам» резко уменьшились количество желающих голосовать за социал-демократов или христианских консерваторов; зато «соотечественники» (это словцо с подачи берлинских идеологов вошло в моду, хотя в одном государстве немцы и судетцы никогда не жили, если, конечно, не считать таким государством аморфную Священную Римскую империю немецкой нации) теперь, с подачи Берлина, осознав себя «истинными арийцами», дружно голосовали за генлейновцев, а самые предприимчивые — маршировали в рядах военизированных партийных отрядов, дружно поднимая ноги в белых гетрах. Да, межвоенная Чехословакия была действительно демократическим государством и разрешала оппозиции очень многое из того, что, по-видимому, и не надо разрешать...
Между тем фронт превратился в Судетско-немецкую партию, которая постоянно заявляла о притеснении чехословацким правительством «соотечественников». Прага постоянно шла навстречу требованиям генлейновцев: было обеспечено широкое представительство этнических немцев в Национальных собраниях, расширены права местного самоуправления, развивалось образование на родном языке (даже больше: определенное число чешских граждан немецкого происхождения демонстративно не разговаривало на чешском языке, и это им ничем не угрожало). Но «борцы» не угомонялись — ни в Судетах, ни в Берлине. В феврале 1938 года Гитлер обратился к Рейхстагу с призывом «обратить внимание на ужасные условия жизни немецких братьев в Чехословакии». А в марте, после аншлюса Австрии, Генлейн прибывает в Берлин, где получает новые инструкции и достаточно большие деньги. Границу нелегально пересекают инструкторы из СС. Следовательно в апреле 1938 года генлейновская партия принимает Карлсбадскую программу, где содержится требование национально-территориальной автономии, а в мае выдвигает требование провести референдум по присоединению Судетских земель к Германии. На 22 мая — на день муниципальных выборов — был назначен путч с тем, чтобы взять под контроль Судеты и превратить эти выборы в плебисцит. Одновременно Вермахт начал выдвижение своих дивизий к границе.
Но чехословацкое правительство действовало решительно. Оно провело частичную мобилизацию в стране, ввело армию в Судеты, подавило силой выступления генлейновцев. Одним словом, на время навело конституционный порядок. А дальше начались переговоры при посредничестве группы представителей западных государств во главе с лордом Ренсименом. Переговоры оказались безрезультатными, поскольку Берлин дал команду: тянуть время и готовить вооруженный захват власти (стрелкового оружия через границу доставили немало и «добровольцев» приехало достаточно).
И вот, несмотря на то, что Прага согласилась на создание немецких автономных районов, 12 сентября 1938 года съезд НСДАП принял резолюцию с требованием к Чехословакии предоставить самоопределение судетским немцам. В речи на съезде Адольф Гитлер заявил, что он хочет мира и только мира, но «не для того Всемогущий создал семь миллионов чехов, чтобы они притесняли три с половиной миллиона судетских немцев», и что за спинами «измученных» судетских немцев «стоит вооруженная немецкая нация». 13 сентября началось вооруженное восстание в Судетах; в ответ чешское правительство ввело военное положение в населенных немцами районах и выдвинуло туда войска. После двухдневных боев мятеж был подавлен, Генлейн бежал в Германию. В боях погибло свыше 300 путчистов, сотни были ранены, немало арестовано.
Казалось бы, все. Но за спинами «соотечественников» стоял Берлин. Снимки «зверств чешских военных» с легкой руки ведомства Геббельса обошли весь мир. Немецкое телевидение (напомню, Третий Рейх с 1936 года, с Олимпийских игр в Берлине, стал беспрекословным лидером в использовании несовершенного еще телевидения в пропагандистских целях) кричало о «преступлениях чехов» и показывало их. Гитлер со всех трибун угрожал — он, мол, очень хочет мира и является признанным миротворцем, но в этой ситуации возможна война самого широкого масштаба. И демократический Запад заколебался...
А пока Берлин, Париж, Лондон и Рим обменивались посланиями, пока западная пресса наперебой требовала «давить на Чехословакию» и «обеспечить права немецкого населения относительно воссоединения со страной, с которой оно связано происхождением», Генлейн сформировал на территории Рейха «Судетский немецкий добровольческий корпус», который развернул боевые действия и террористические нападения в пограничных районах Чехословакии. Чешские военные достойно бились, но чешские лидеры потеряли уверенность в себе. 17 сентября президент Чехословакии Эдуард Бенеш предложил передать несколько населенных немцами районов Третьему Рейху; но Гитлер с этим не согласился — ему не была нужна такая «мелочь». Следовательно 19 сентября послы Британии и Франции передали Бенешу требование своих правительств вывести войска из зоны конфликта и передать Германии территории, населенные «соотечественниками». Так как речь шла об обеспечении мира в Европе, об умиротворении почему-то разъяренной высококультурной немецкой нации, которая дала миру Баха и Гете (в то время старая антинемецкая пропаганда уже с десяток лет как сошла со страниц газет — мировой экономический кризис заставил забыть многие из прежних установок).
Последующие события хорошо известны. 30 сентября было подписано Мюнхенское соглашение между Германией, Италией, Францией и Великобританией (чехов на него даже не пригласили). От Чехословакии к Германии отошла не только Судетская область, но и все районы, где немцы теоретически составляли свыше 50% населения (реально же — по 35—40%, то есть достаточно большое число чехов было записано «немцами»). Президент Бенеш пошел в отставку и выехал — вместе с достаточно большой группой политиков — из страны. Чехословацкая армия прекратила существование как реальная боевая сила.
Одним словом, «миротворческая операция» Адольфа Гитлера успешно завершилась.
По крайней мере, так он заявил публично. В действительности же его планы были совсем иными. 14 марта 1939 года с подачи Берлина автономная Словакия провозгласила свою независимость, а 15 марта в Прагу «по просьбе правительства Чехии» вошли немецкие войска. Страна была превращена в «протекторат Богемия унд Моравия»; но не думайте, что Берлин лишил чехов всех признаков государственности, совсем нет — протекторат имел своего президента, Эмиля Гаху, свою полицию, свою администрацию. Вот только подчинялось все имперскому протектору — сначала Константину фон Нейрату, а затем обергруппенфюреру СС Рейнгарду Гейдриху. С соответствующими последствиями в виде построения концлагерей, уничтожении политической оппозиции, геноцида евреев и цыган и, конечно, мобилизации мощной чешской промышленности для военных потребностей Рейха.
И опять Гитлер заявил, что он добился нормализации ситуации и обеспечил мир.
Так реально выглядело умиротворение образца 1938 года, вот таким был действительно позорный Мюнхен. При этом в основе Мюнхенского соглашения вовсе не лежало стремление к войне западных демократий и их желание направить нацистов на Восток, на СССР, как опять — впервые это утверждал еще товарищ Сталин — пишут официальные московские авторы. Британия и Франция хотели мира и стабильности, опираясь при этом на общественное мнение. А настроения граждан Франции и Британии после мирового кризиса очень сильно изменились. Инерция воинственности исчезла; на смену ей — вполне мотивированно с точки зрения социальной психологии — пришла усталость от потрясений, от военных угроз и классовых боев, желание продолжительной стабильности как экономической, так и политической. А вдобавок существенно изменилось отношение к Германии. Из «врага № 1» она превратилась в массовом восприятии в страну высокой культуры, место, где происходит интересный, хотя и противоречивый социальный эксперимент (напомню, что, по состоянию на середину 1930 годов, уровень жизни среднего немецкого наемного рабочего стал наивысшим в Европе, а уровень безработицы сократился до незаметных величин). Осознание несправедливости многих положений Версальской системы тоже стало фактом, тем более что мощная нацистская пропаганда умело раздувала истерику вокруг «разделенной немецкой нации». Экономические же претензии относительно Германии были сняты во время мирового кризиса — в конце концов до политиков дошло, что эти претензии составляют существенное препятствие для развития общеевропейской экономики, разрушая немецкий рынок. Да и Олимпиада 1936 года дала о себе знать: во время нее произошло определенное смягчение внутренней политики, в частности относительно евреев. Несколько спортсменов еврейского происхождения получили места в олимпийских командах Третьего Рейха. Куда-то исчезли все антиеврейские плакаты, брошюры и книги. Немецким газетам на весь период Игр было запрещено печатать тексты расистского или антисемитского направления, а жителям Берлина сурово приказали воздерживаться от негативных публичных высказываний о евреях и неграх. Из концлагерей выпустили большинство узников, расселив их, однако, подальше от столицы, а для полной ликвидации безработицы были созданы дополнительные рабочие места. Следовательно четыре миллиона иностранных туристов получили сугубо позитивные впечатления и затем еще долгое время категорически отрицали преступления нацизма — мол, это все выдумки, мы там сами были и ничего такого не видели.
И еще один важный момент: подавление мятежа в Судетах повлекло определенные жертвы среди гражданского населения. Нацистская пропаганда умело раздула на весь мир этот момент. Все понимали, что число таких жертв неминуемо будет расти — ведь нацисты не собирались отступать, а чешское войско должно было и дальше проводить военно-полицейскую операцию. Поэтому гуманитарный фактор и его использование тоталитарной пропагандой тоже не надо упускать из поля зрения. В конечном итоге мы видим, что воевать за целостность Чехословакии европейские демократии не очень и хотели, тем более что изъяны централизаторской политики Праги были очевидными. Хотя, с другой стороны, и морально, и юридически Мюнхен таки был предательством...
Трагический же парадокс всей этой ситуации заключался в том, что Sudetaci, как уже говорилось, не были собственно немцами; они как этническая группа сформировались в империи Габсбургов, которая представляла собой другой культурный и политический мир, нежели Пруссия, Саксония или, собственно, Германия, объединенная «железом и кровью» только в 1870 году. Поэтому «соотечественниками» их сделала нацистская пропаганда. И последствия этого оказались очень тяжелыми. И для них самих, и для Чехословакии, и для мира...
