НА ВСЯКОГО МУДРЕЦА ДОВОЛЬНО ПРОСТОТЫ
Популярный телевизионный проект 2007—2008 гг. «Великие украинцы», если вспомним, дал достаточно неожиданный результат: самым выдающимся украинцем был признан древнерусский князь Ярослав Мудрый. Не является тайной, что даже организаторы ожидали более привычного выбора — например очередного признания гения Тараса Шевченко. Впрочем, «великий Кобзарь» оказался только на четвертом месте, уступив в рейтинге симпатий соотечественников древнему князю из рода Рюриковичей, врачу Николаю Амосову и проводнику ОУН Степану Бандере. Конечно, результаты смс-голосания не являются репрезентативной выборкой общественного мнения, а скандалы по поводу «проплаченных» сотен тысяч смс-сообщений подвергают сомнениям любые полученные результаты, однако в данном случае это — окольные пути. Возникает один полностью банальный вопрос: насколько легитимно Ярослав Мудрый оказался в числе украинцев? Этот вопрос может очень по-разному восприниматься в среде историков, политиков или же рядовых граждан — не обремененных текущей «политической целесообразностью» или слишком подробными сведениями о жизни князя.
Сценарий проекта «Великие украинцы» предусматривал, что у каждой фигуры, попавшей в десятку наиболее популярных, будет «адвокат», который будет пытаться переманить симпатии телезрителей на сторону своего героя. Популяризатором Ярослава Мудрого выступил историк, бывший вице-премьер по гуманитарным вопросам и известный деятель Партии регионов Дмитрий Табачник. Именно он, по мнению «адвоката» Степана Бандеры Вахтанга Кипиани, инициировал «проплаченное» голосование за Ярослава вопреки искренним народным симпатиям к Степану Бандере. Но для нас не суть важно, отвечают ли эти обвинения реальности, — это забота организаторов телевизионного шоу. Важнее то, что Дмитрий Табачник является известным пропагандистом славных страниц «общей истории» Украины и России. Поэтому его активная симпатия к древнерусскому князю может выглядеть не только данью политической борьбе со сторонниками дела Бандеры, а следствием того, что Ярослав Мудрый является глашатаем именно этой желаемой «общей истории», ведь при его жизнь не было и мысли о таких понятиях, как «Украина» и «Россия», а была лишь одна-единая Русь. Вероятно, с точки зрения господина Табачника общенациональная победа сына Владимира-крестителя может быть непреодолимым аргументом в интересах верности украинского народа идее «общей истории». Впрочем, никто из нас не знает последствий собственных действий...
Конечно, на вещи можно смотреть с разных позиций, и только обычная, будничная история (а не какая-то «общая» или «отдельная») определит правоту оценки. Мне результат телешоу представляется совершенно противоположным: в результате победы Ярослава Мудрого украинцы наконец «присвоили» себе Древнюю Русь, на которую раньше в привычных представлениях не слишком претендовали. Ситуация полна иронии: стремление во что бы то ни стало обогнать по голосам Бандеру заставило преодолеть страсти прошлого, ХХ века и продлило «национальную историю» украинцев аж на тысячу лет. Ярослав Мудрый с подачи деятеля пророссийской украинской политической партии вдруг оказался украинцем! Разве что стоит протянуть кандидатуру его отца Святого Владимира, признав «россиянином» хотя бы его. Тогда бы было еще смешнее: ведь какой же фактор мог бы так существенно изменить «национальность» при переходе от отца к сыну? Но все это, в конечном итоге, — несколько абсурдные шутки на политико-национальные темы настоящего. Время обратиться от политики к науке, которая должна дать нам какие-то более надежные указатели в прошлом.
ПОЧЕМУ «НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ» РУСИ КОГО-ТО БЕСПОКОИТ В ХХІ ВЕКЕ
На первый взгляд, споры по поводу древнерусского наследства выглядят искусственными. Было себе государство, созданное киевскими князьями Рюриковичами, был центр этого государства — «Русская земля», расположенный в Среднем Поднепровье. Киев стоит и сейчас, Среднее Поднепровье также никуда не сдвинулось. Разве что каскады водохранилищ замедлили течение Днепра, который когда-то служил знаменитым путем «из варяг в греки». Соответственно, если Русь здесь была, то остается и в настоящий момент. Это значит, что если население нынешнего Среднего Поднепровья является потомком древнерусской людности (пусть уже и несколько «перемешано» в результате войн и миграций), то оно может полностью легитимно «претендовать» на древнерусское наследство — по крайней мере на местную часть. Но что собой представляет это наследство? Конечно, сохранились его материальные остатки, которые сегодня относятся либо к «достопримечательностям архитектуры», либо к «достопримечательностям археологии» и внесены в соответствующие государственные реестры. Это «имущество» — недвижимое, и ему угрожают разве что небрежность памятникоохранных учреждений и «черная археология». Другое дело — с наследством духовным... Оно является выразительно «движимым имуществом», причем чаще всего даже невещественным — как мысли и представления, воспоминания и память. Конечно, никто не может «помнить» события тысячелетней давности, однако наш образ отечественной истории начинается с хрестоматийного несторовского «Откуда есть пошлая Русская земля», написанного в начале ХІІ века. Без Руси представление о пути нашего народа в истории повиснет в воздухе, а стремление казацких гетманов создать как свое государство «Великое княжество Русское» будет выглядеть странным. Тогдашние надднепрянцы не сомневались в том, что они являются наследниками Руси. Возведенный в 1620 г. на киевский митрополичий престол Иов Борецкий весьма красноречиво характеризовал происхождение казачества:
«Это войско того колена, которое при русском монархе Олеге плавало на своих лодках по морю и по земле, поставив лодки на колеса, и штурмовало Константинополь. Это — те же, которые еще при Владимире Великом, святом русском монархе, завоевывали Грецию, Македонию и Иллирию».
Духовное, культурное и политическое возрождение украинства в XVII веке было бы невозможным без отождествления себя с «древним народом руським». Двести лет спустя передача эстафеты борьбы за украинское дело от потомков казацкой старшины национальной интеллигенции ХІХ века не была бы успешной без такого трактата как «История русов» (рубеж XVIII—ХІХ ст.). Фундаментальный для новейшего украинского самоосознания текст — «История Украины-Руси» Михаила Грушевского (с 1898 г.). Современные украинские учебники истории Древнюю Русь также не оставляют без внимания. В чем же проблема?
Повод к возникновению проблемы заключается в том, что сегодня наша страна зовется «Украина», а не «Русь»; это может у кое-кого порождать мысль, что украинцы могут существовать лишь в Украине, а не в Руси. С другой стороны, наследственность между древнерусской людностью, которая звала себя «Русь» или «русины», и ее потомками в лице современных «украинцев» несколько подрывает законность другой многоразово задекларированной наследственности: от Руси к России, от Руси к русским. Здесь расхождений в названиях — почти нет. Появляется достаточно давний вопрос: откуда же украинцы взялись на Руси?
ПУТЕШЕСТВИЯ РУСИ В ПРОСТРАНСТВЕ И ВРЕМЕНИ
Рассмотрим, как возник этот досадный вопрос. С XV века, освободившись от татарского контроля, московские князья и цари декларировали, что те русские земли, которые сегодня зовутся «Беларусь» и «Украина», — это их «отчина». Соответственно они стремились присоединить их к Московскому государству через длительную борьбу с другим конкурентом, который уже объединил эти земли на сто лет раньше, — Великим княжеством Литовским, Жемаитским и Русским. Более привычное для нас название этого государства — Великое княжество Литовское — является сокращением, скрывающим небеспочвенность части названия «русское». Пока владимирские, московские, тверские и целая куча других княжеств на поприщах современной России спорили за большую приязненность и надлежащий «ярлык» от своих ордынских сюзеренов, литовские властители Гедимин, Ольгерд, Витовт отрезали от татарских владений земли вплоть до Черного моря. Большая часть земель Древней Руси освободилась от унизительного ига, а сами литовские князья породнились с потомками Рюриковичей, ввели государственный «руський язык» и водили дружины русских воинов против немецкого Ордена, поляков, татар и московитов. Собственно, «воссоединение» Руси, если очень хочется, уже состоялось в XIV веке. Впоследствии, после Люблинской унии Польши и Литвы, украинские земли вошли в состав владений Короны Польской, но название свое «Русь» сохранили. Чтобы не быть голословным, процитирую на языке оригинала современную русскую академическую монографию:
«О терминах.
В источниках X—ХІІІ вв. Русью именовали территории Среднего Приднепровья, а позднее — православные земли, входившие в состав Речи Посполитой. Исторически этот термин охватывал территории современной Украины и Белоруссии, за исключением Буковины, Закарпатья, Крыма и причерноморского побережья междуречья Днестра и Дуная. В отношении этих земель Константинопольский патриархат в первой половине XIV в. впервые стал употреблять термин Micra Rosia («Малая Русь») для обозначения земель киевского церковного престола вплоть до вхождения Киевской митрополии в состав Московского патриархата в 1686 г., в отличие от Megale Rosia («Великая Русь») в отношении территорий, которые образовались после распада Киевской Руси, т.е. Галицко-Волынского княжества, Владимиро-Суздальских земель и Новгородского княжества. Из официальных документов терминология проникла в церковную письменность. «Руським воеводством» в составе Польской Короны называли только Галицко-Волынское княжество (с начала XV в.). Топоним «Украина» вошел в обиход лишь в конце XVII в. для обозначения земель Киевского и Брацлавского воеводств. Помимо терминов «русинские» и «руськие», для территорий современной Беларуси в период XIV—XVII вв. было также характерно употребление самоназвания «литвины», исторически обусловленного вхождением этих территорий в состав Великого княжества Литовского. Дабы не запутаться в дебрях исторических топонимов и самоназваний, наиболее корректным по отношению к XIII—XVII вв. будет употребление терминов «Русь» и «русинский». (Западные окраины Российской империи. М., 2007. С.15—16.)
Не лишним также будет уточнить, что термины «Киевская Русь», «Московская Русь», «Северо-Восточная Русь» или «Северо-Западная Русь», «Южная Русь» и большинство других подобных определений к этому слову являются изобретением историков ХІХ века, которые распространили узкое и аутентичное значение этого слова (Среднее Приднепровье) на весь конгломерат княжеств Рюриковичей, — кто для удобства географических очерчиваний, кто из частично идеологического интереса. Сами же жители этой «Киевской Руси» употребляли до ХІІІ ст. только узкое значение (околицы Киева, Чернигова, Переяславля). В ХІІІ ст., в апогее утекания остатков символической власти из рук Киева, Русь также начала «растекаться». Галицко-Волынский князь Даниил Галицкий стал «королем Руси», в которую де-факто уже Киев и Чернигов не входили. Древние жители нынешнего украинского Запада усвоили самоназвание «русины» и дольше всего пользовались им — вплоть до ХХ века. На этих, географически и культурно более близких к Киеву, территориях «Южной Руси» название «Русь» хорошо прижилось. Нельзя этого сказать в течение определенного времени о противоположном крае бывших киевских владений — «Северо-Восточной Руси». Впервые современник назвал ее «Русью» в тот переломный момент, когда страница с историей Давней Руси уже переворачивалась монголами, — в 1238 г. в «Повести о погибели Русской земли». До этого земли будущего сердца России звались «Залесьем», — но никоим образом не «Русью Залесской», как иногда пишут российские учебники. Впоследствии местным жителям трудно было себя определить иначе, чем по принадлежности к суздальцам, владимирцам, тверичам, рязанцам... В столетии XV бытовали там разные варианты (из патетического сказа церковного автора о князе Дмитрии Донском, победителе Куликовской битвы 1380 г.):
«И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Что же это ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю? Ведь побила тебя орда Залесская [...] И сказал князь великий Дмитрий Иванович: [...] Положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этой жизни и будущей. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю, к славному городу Москве» («Задонщина»).
Примерно в то же время и в тех же краях, как читаем, затвердел в слове «руський» до того мягкий звук «с», образовав слово «русский». Древнее самоопределение «русины» там не успевает распространиться. Со времен Ивана ІІІ и Ивана Грозного представления о величественной миссии «Третьего Рима» и претензии на все «русское наследство» закрепляются в идеологии Московского государства, внедряясь через московскую митрополию (впоследствии патриархию) и бюрократию. Способствовали этому упомянутые греческие церковные обозначения митрополий — «Великая» и «Малая» Rosia: они одновременно распространяли название «Русь» на все православное пространство от Карпат до Волги и внедряли в качестве параллельного (почти такого же) названия этого пространства очень перспективное слово «Россия». К началу XVIII века оно воспринималось образованными людьми (которые знали греческий язык) как торжественный синоним Руси, и употреблялся он в произведениях «высокого стиля» — стихотворениях, панегириках, речах и проповедях.
Студенты Киево-Могилянского коллегиума в начале восстания Хмельницкого писали в стихотворении, что с Богданом «Россия на ноги встала», причем имели они в виду никоим образом не ту страну, которая сегодня так называется. Для Хмельницкого «Россия» в их исполнении означало собственно ту «Русь», «единовластителем» которой он себя считал, которая у него пролегала «по Львов, Холм и Галич». Не совсем нынешняя Россия, верно? Следовательно, видим, что церковная «интеллигенция» начала понемногу запутывать ситуацию с тем, где именно Русь и Россия находятся.
Запоздалым следствием этой путаницы является параллельное употребление в советских и современных российских учебниках относительно Московского государства XVI—XVII веков названий «Московское государство», «Русское государство» и «Российское государство». Второе и третье названия содержат в себе определенные скользкие моменты — особенно относительно критериев употребление именного такого, а не другого.
Окончательно все запуталось после 1654 г. (Переяславская рада) и в 1686 г. (присоединение Киевской митрополии к Московскому патриархату). Состоялся определенный «бартер»: Московское государство распространилось на древнюю «Руськую землю», а яркие представители киевских интеллектуально-церковных кругов вместе с тем выступили в роли «идеологов-модернизаторов» (в ХІХ веке бы сказали — «культуртрегеров») Московии — Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Дмитрий Ростовский и др. Кто-то делал это сознательно, продвигаясь по карьерной лестнице, а кто-то неумышленно — просто в силу большей образованности.
В 1674 г. в киевский лаврской типографии вышел из печати «Синопсис, или Краткое описание о начале русского народа», авторство которого приписывают архимандриту этого монастыря Иннокентию Гизелю. Книга приобрела огромную, по тем временам, популярность, став (несмотря на сосредоточение на украинских событиях) единственным на то время учебником по истории восточных славян (он оставался таким до начала ХІХ ст., выдержав 25 переизданий и распространяясь в рукописных вариантах!). Гизель был патриотом «народа малорусского» и активно выступал против поглощения украинской церкви московской. Однако его взгляд на историю как на описание событий в пределах всего «православного пространства», где исторический путь всех православных (и мало-, и великороссиян) изложен как один-единый процесс, а государственность перетекает из Киева в Москву вслед за одной ветвью династии Рюриковичей, заложив фундамент под все схемы российской истории от Карамзина и Соловьева вплоть до советской теории «общей колыбели». Если генерации образованных людей в течение ста пятидесяти лет с детства изучают российскую историю «от Киева», то им потом и на ум не придет поинтересоваться тем, когда на месте будущей Москвы славяне сменили финно-угорские племена...1
Другой представитель «могилянского круга», Феофан Прокопович, в 1721 г. на одном из заседаний Синода предложил Петру І принять «титул императора всероссийского и именоваться Великим и Отцом Отчизны». Вскоре, в Акте 22 октября в 1721 г., появилось название «Русская империя», и Московия наконец окончательно стала Россией... Эта просветительская миссия украинских православных деятелей впоследствии существенно усложнила жизнь их соотечественникам, которым пришлось искать себе другое самоназвание. Уже никто не интересовался тем, отличается ли чем-то Россия от Руси; их тождественность казалась очевидной, тем более что на исходе того же века все древнерусские территории (за исключением Галичины, Буковины и Закарпатья) уже были присоединены к России. Правда, слово «россияне» тяжело входило в обиход. «Русские» закрепилось как этническое название, а «россияне» оставалось в области официоза, в окружении выражений наподобие «веселись, храбрый росс», в эпических работах Тредиаковского и Ломоносова.
В течение 150 лет, до середины ХІХ ст. образованный слой тогдашних надднепрянцев полностью удовлетворяло компромиссное и приличное название «Малороссия», которое охватывало территорию меньшую, чем «Русь», захватывая лишь Левобережье и Слобожанщину. Мы помним, что в исходном греческом значении это название означало более «давнюю», «центральную» Русь («Великая» — это периферия, присоединенные земли), но по мере «провинциализации» Малороссии в составе империи эти давние смыслы уже терялись. Малоросс со временем становился все больше действительно «малым». Часть малорусской шляхты активно интегрировалась в имперские структуры, часть заботилась своими местными делами, впрочем, кое-кто более раздраженно воспринимал унификационную политику имперского центра. Тайные малорусские сепаратисты типа Василия Капниста готовили себе немногочисленную, но живучую смену местных патриотов. На рубеже XVIII—ХІХ веков они осмелились напомнить великороссам, кто является настоящими «русами». Историко-политический памфлет «История русов или Малой России» подает героические деяния «русов» на «Руси», каковыми для неизвестного нам автора являются казаки на украинских землях. Богдан Хмельницкий в произведении осуждается за присоединение к Москве. Характерно, что Древняя Русь и древние русы автора очень мало интересуют в сравнении с казачеством. Но нам достаточно исходного, зафиксированного в названии отождествления с русами именно малороссиян. Следовательно, для некоторых наших соотечественников еще двести лет тому назад Ярослав Мудрый как выдающийся представитель «малороссиян» никак не стал бы диковинкой.
ВЕК ХІХ: ОТ РУСИ ДО УКРАИНЫ
Если интеллектуальные моды XVIII века с его идеологией Просвещения иногда «играли» на пользу российским монархам, вдохновляя их на строительство «регулярного», административно унифицированного государства с упраздненными региональными отличиями (например, губернии вместо казацких полков), век ХІХ начал портить им жизнь распространением национализма2 и либерально-демократических идей. Через Харьковский университет (основанный в 1805 г.) с его немецкими преподавателями на земли Слободской Украины и Малороссии приходят идеи романтического национализма, созданные немецким философом Гердером. Студенты и преподаватели исследуют фольклор — традиции, песни, быт. За тридцать лет бурное развитие исторических исследований, этнографии и языкознания приводит к осознанию того, что от Карпат до Дона проживает один крестьянский народ с выразительной отдельностью языка и культуры, отличаясь и от поляков, и от великороссов. На Слободской Украине и Надднепрянщине в народном сознании и представлениях с XVI—XVII ст. бытовало региональное название для своей земли «Украина». В указанных нами приветствиях могилянских студентов Хмельницкому «Украина» как обозначение родной земли занимала такое же место, как и книжное слово «Россия»: «теперь Украина чиста...». В фольклоре романтичные и преимущественно молодые исследователи с ХІХ ст. не услышали официального названия «Малороссия». Зная происхождение и способ употребления этого слова, мы вряд ли удивимся этому факту. Книжный термин был чужд (а скорее и просто неизвестен) сознанию украинского крестьянства. «Украина» в представлении местных жителей и соседей с XVI ст. значила «страна казаков». До казацко-польских войн Украина «находилась» на низовье Днепра. После Хмельнитчины она растеклась на всю Надднепрянщину. Казак же в представлениях крестьянства, его исторической памяти, легендах и традициях занимал доминирующее положение, будучи образцом, как мы бы сегодня сказали, «национального нрава». Народная память, «фольклорная история» не способна удерживать в себе всю реальную историю края и народа с самых давних времен. XVI—XVII ст. дали населению Надднепрянщины такой объем масштабных, жизненно важных и значимых событий (одна Руина чего стоит), что даже если на тот момент и бытовали какие-то сказания древнерусских времен, то более свежие впечатления их, очевидно, «вывели из обращения». Романтичные российские путешественники, вдохновленные популярной «Историей государства Российского» Карамзина, в начале ХІХ века отправлялись в Малороссию, чтобы увидеть руины княжеских дворцов и, возможно, услышать былины, — но даже и руин уже не увидели, а местные мужики пели лишь о «казаках и ляхах». «Печенегов уже никто не помнит...». С того времени молодое украинское национальное движение полностью поддалось казачеству, ведь использование для национального определения именно Руси нуждалось в более глубоких знаниях и «мертвых» летописных источниках. Как движение демократическое, украинский национализм должен был обращаться к крестьянству с понятными обращениями. Казаки же, потенциально вольнолюбивые и независимые, были «живы» и фактически жили вокруг. Поэтому первая украинская тайная организация «Братство святых Кирилла и Мефодия» (1845) зафиксировала в своих документах такое понятие, как «украинский народ». С того времени «малороссийство» стало определением формы провинциальной несознательности, невежества и конформизма украинцев.
1 Самым выразительным современным последователем идеологии «Синопсиса» является директор Института российской истории РАН А.Н.Сахаров. В своих учебниках по истории России он вообще не различает «Русь» и «Россию», ни хронологически, ни географически, а при изложении истории ІХ—ХІІ вв. он почти не обращает внимания на земли «Северо-Восточной Руси» — хотя они должны занимать какое-то почтенное место в истории России. Если российский школьник в течение первых четырехсот лет своей страны видит только Киев, то он никогда не поймет, отчего это город сейчас находится за рубежом.
2 Национализм — способ виденья мира через призму интересов нации (этнической или гражданской). Этническая нация — людность общего этнического (кровного) происхождения, с общим языком и культурой. Гражданская нация — сообщество граждан государства, независимо от этнического происхождения. Национализм в науке — нейтральное понятие; при конкретно- исторических обстоятельствах он может быть очень разным по своим проявлениям — либерально-демократическим, консервативным, тоталитарным, ксенофобским (шовинистическим), умеренным и экстремистским, государственной идеологии и движением сопротивления дискриминированной группы.
