Что видело и что запомнило общество за эти последние дни? Недели... Месяцы... Разрушение, вандализм, грубость, провокации, инвективы, грязь. Возвращение кровавого флага над Украиной и битву мордоворотов в сердце Галичины. Общественную полемику: не поступили ли вслед за пседопатриотами русскими на кремлевскую зарплату псевдопатриоты украинские. Пьяные убойщики громят музей Ольги Богомолец в Радомышле, возведенный кирпичик к кирпичику со свалки, в которую превратили знаменитую бумажную фабрику ХVІІ в. власти советские и постсоветские. К бандитским и чекистским сериалам на телевидении добавились не менее захватывающие спектакли авторства то ГПУ, то СБУ, то МВД: военные персонажи гоняются за оппозицией, за историками и писателями, за ректорами университетов. Наконец, незачем и голосование ВР за красный флаг, ни к чему и подпись президента. Этим флагом уже давно размахивает над Украиной в ритме «Мурки» воскресший из недотлевшей советской истории сатана, тем более унизительный из-за своей узнаваемой нахальной морды нестареющего Шарикова.
Но в разнесенной по карманам олигархов стране все равно весело. В литературе торжествуют дети клоаки. Громогласные «противвсехи» протестуют против существующего порядка вещей алкогольными турами и миньетами в «крыивке». «Последняя баррикада» — коктейль. «Кровь москаля» и «кошерное сало» — меню. У русских тоже «любимая игра — убить хохла». Все — игра, все — «нестерпимая легкость бытия», почти по Кундере. На Черкасщине осквернили памятник Хмельницкому, в Харькове с памятника независимости сбили трезуб, в Сумах на мечети нарисовали свастику, в Харькове мечеть подожгли, а в Днепропетровске осквернили памятник жертвам Холокоста... В виртуальном пространстве блуждает ксенофобский спам. Это всего лишь через несколько дней после 9 Мая. Но все равно: в видеократичном мире все, что случилось сегодня утром, забылось до обеда, а что случилось позавчера, никогда больше не вспомнилось. Поэтому не очень кому-то и интересно, что случится завтра. Сказано: «Любите Оклахому». Так и получилось: все любят условную Оклахому. И — от русского шпиона до украинского постмодерниста, от бомжа до министра не любят реальную Украину.
Поэтому немногим и вспомнилось, что в эти майские дни — юбилей одного из крупнейших художников не только Украины, но и всей Европы и, наверное, мира: Ивану Марчуку 12 мая исполнилось 75. Разве что родная Тернопольщина отметила. Да еще Укрпочта выпустила художественный немаркированный конверт с картиной «Пробуждение», на котором 12 мая в Киеве и Тернополе состоялись памятные спецпогашения. Это та его прекрасная Украина, которая просыпается от оцепенения, возвращается к жизни в триумфальных тонах золотой голубизны.
А между тем художник говорил в недавнем интервью: «На этой территории никогда не прорастал нормальный талант, потому что государство является его могильщиком». И еще: «Наши руководители все время повторяют: строим Украину, а в действительности выстраивают какое-то псевдогосударство с его попсовостью. Одно слово, это могильщик уникальных людей, могильщик людей талантливых и могильщик всего прогрессивного и неординарного».
Поп-совесть есть. А совести — нет.
Художник вернулся из Америки. Вернулся для того, чтобы сегодня сказать: «Потому что я в свое время поверил, что возвращаюсь в независимую, свободную Украину. Мне нельзя было возвращаться». В Австралии на протяжении 12 лет был рай для художника — выставки, интерес, условия для работы. Пространство. Свобода. Дыхание. Уважение к личности. Уважение к творчеству. И в Америке безумно работал — за один год написал более девяносто картин. А здесь: «Я уже десять лет в Украине. Хотя это десять лет нервов, десять лет негатива. И то, что я работаю, так это исключительно для себя, чтобы не обезуметь». Из чего состоят дни? «У меня есть это дурное радио, которое ежечасно дает новости. А я ежечасно их почему-то слушаю. Если я уже здесь живу, это моя болезнь, это мой наркотик. Я не могу отгородиться от общественной жизни. (...) Все, что вокруг происходит, отражается и на мне. Как начинается мой день? По дороге в студию я покупаю несколько газет. (...) Нет, я не фанат какой-то одной мысли или политического течения. Я беру разные взгляды, а затем сам вывожу определенную линию. А вот все поражения государства воспринимаю как собственные. К сожалению».
Вспоминаю восьмидесятые, ошеломляющее открытие: Господи, у нас есть такой художник?! Все шестидесятые у нас его отнимали — запрещениями, невозможными условиями для труда, забвением. Еще и в момент агонии системы, помню, сильно критиковали Марчука за пессимизм: что это за цвета такие, слишком мрачные, пессимистические, — при такой солнцесияющей советской действительности!.. В те времена так много картин — десятки! — растерялись, и как это пережить художнику?! «Потому что я был за бортом, под прессом, при малейшей возможности пытался подарить свои произведения, чтобы меня хоть где-то увидели, узнали. Поэтому давал их вывозить актерам, художникам, которые имели возможность бывать за рубежом или хотя бы организовать какую-то выставку в Москве или где-то».
А сегодня о своих картинах: «Нужно все это развеять по миру, потому что здесь оно никому не нужно».
Это все цитаты — из одного только интервью1. Вчера — преследование, запрещение, замалчивание, забвение. Неизвестный Марчук — как забытые, перечеркнутые, неизвестные и его учителя: выдающиеся украинские художники европейского направления Роман Сельский, Данила Довбушинский, Карло Звиринский. Дважды Марчука не приняли в Союз художников. Его обвиняли в «национализме» и «формализме» — как, наконец, всех шестидесятников (художника преследовали в частности за подписание письма в защиту русских диссидентов Юлия Даниеля и Андрея Синявского). Поэтому в реальности словно и не было Марчука: выставочные залы, заполненные изображениями вождей революции, доярок и пролетариев. Первые выставки — из цикла «Голос моей души» — прошли в 1979—1980 годах в Москве, тогда в Москве была парадоксально менее удушающая атмосфера, чем в Киеве. А первая своя выставка в Киеве у художника состоялась только в 1990 году... Когда уже было за пятьдесят. И несмотря ни на что: «Меня не коснулись времена застоя. Я давно понял, что мой личный день труда — это самая большая ценность, которую дарит человеку жизнь».
Сегодня, когда Международная академия современного искусства «Рим» приняла художника в ряды «Золотой гильдии» (а из всего мира там едва полсотни художников!) и избрала его почетным членом Научного совета Академии, когда Марчук фигурирует в британском рейтинге «100 гениев современности», ему все равно нет места у себя на Родине. Картины сложены в мастерской как попало за нехваткой места. Было бы это цивилизованное государство — устроило бы десять выставок по всему миру, ведь у Марчука свыше четырех тысяч картин, самые разнообразные грандиозные циклы: «Голос моей души», «Пейзажи», «Цветение», «Цветные прелюдии», «Портреты», «Экспрессии», «Шевченкиана» («мы живем под единственной родительской крышей, которая называется — Шевченко», — говорит художник), «Абстрактные композиции», «Белая Планета», «Выходят мечты из берегов», «Взгляд в бесконечность»... Цивилизованное государство издало бы альбомы, которые были бы художественной визитной карточкой страны.
Но нет даже постоянной мастерской-музея Марчука в Украине. В 2004 году был заложен фундамент музея на Андреевском спуске. Но так и не построен. В детстве не мог иметь альбома — первый альбом подарили, когда уже был подростком. И сегодня тоже нет того, что необходимо художнику. Вчерашний президент обещать обещал, но дальше слов проект не пошел. («Правда ли, что Вы знакомы с таким-то президентом», — спрашивали несколько лет назад Марчука. «Нет, — отвечал, — то президент знаком со мной».) Да и Андреевский спуск теперь — не украинский Монмартр, а столпотворение рейдеров, которые отбирают у художников мастерские. Пираты штампуют копии картин Марчука, продают их на спуске и где угодно.
И по стольким годам своего страдальческого паломничества художнику остается сказать: «Гениальность, титулы, звания — меня не интересует. То, что имеем действительно настоящее, не хотим открыть миру. Мне лишь очень болит, чтобы все было доступно людям. Но что я здесь могу сделать? Это проблема власти. А вернее — псевдовласти, которая не хочет быть лучшей, не хочет показывать себя, свою родину миру с лучшей стороны. То, что имеем настоящего, мы не хотим показать за границей. Я уже на протяжении многих лет многим министрам культуры предлагаю: «Вы же хотите создавать позитивный имидж Украины, я даю вам свои работы — везите по Европе». Но ни одного ответа. Сам же я их повезти не могу, потому что нужна целая куча разрешений и всего прочего. Мертвая зона какая-то. Поэтому повторяю — это могильник для уникальных людей. Могильник для талантливых людей. Могильник для всего прогрессивного. Осталось еще землю продать, и все».
Так видит Украину, так видит мир человек этики, человек, который еще ребенком имел в себе эту этику отношения с землей, природой. Рассказывал, как мальчишкой долез было до вороньего гнезда и его всполошил. И от того чувствовал себя виноватым всю жизнь не перед кем-нибудь, а перед вороной. Помнит ли ворона его, а он ее — да. Все ту ворону рисовал... Будто извинялся. А здесь не воронье гнездо, а государство разорили — и ничего.
А что дальше? Будет ли иметь это государство перспективу? Марчук комментирует — без иллюзий: «Нужно, в первую очередь, не красть, а во-вторых — не враждовать. А потому нужно, чтобы пришли китайцы, малайцы, африканцы, а лучше всего, чтобы пришли немцы. Немцы не дадут плохо жить, потому что они не дадут красть. Они просто заработают честным своим трудом. А украинцы никогда не смогут управлять государством. Потому что Бог дал украинцам рай, но забрал ум». И кому в попсовом государстве, управляемом шулерами и «кровососами», в попсовой культуре с ее алкогольными угарами и невротическими завистями нужен тот, кто так просто и жестко, почти по-протестантски чувствует себя в мире: «О праздниках мы не говорим, у меня их просто нет. Все дни у меня одинаковые. Если я рисую на Рождество, то я Божье дело делаю. Когда кто-то пьет, гуляет, то я работаю. Отдыхать я вообще не умею».
Годы проходят. «Судьба страны — моя болезнь. (...) Хотел бы так, чтобы кто-то меня вывез отсюда в нормальную страну и дал пожить спокойно, но нет такого». Как грустно читать такие слова. «Хотел бы убежать, но не могу...» 2. «Боролись за свободу, верилось в свободу — а затем ее опять отбирали. Не раз и не два. И опять отберут».
Но думают, что отберут. Над Художником ни одна политика не властна. Марчук — «это планета, которая вертится только вокруг собственной оси, и никуда она из своей орбиты не сойдет». Его естественное пространство — как у Бога — небо: «Если бы сказали небо разрисовать и дали бы на это несколько тысяч лет — разрисовал бы — и нигде не повторился бы!» 3.
«А еще у вас много обнаженных деревьев», — говорила журналистка в цитируемом интервью. «Это потому, что у меня нервы обнажены», — ответил художник.
Эти нервы — как струны Вселенной в его картинах.
Говорит, что собирается в Чернобыльскую зону: «Хочу сделать целый цикл этой поруганной земли». Уже написал трагические виды: «Аккорды Чернобыля», «Предостережение», «Баллада о чистых водах», «Постскриптум к Красной книге», «Чернобыльская Мадонна».
Марчук — магнетическое взаимное перетекание света и темноты, сознательное и интуитивное нарушение перспективы и пропорций, застывшая неразвязанным клубком симфония переплетенных линий, сюрреализм и реализм в таком естественном синтезе, что это уже творение какого-то внеземного мира. Конкретные обиды с мистической подсветкой и абстрактный визионаризм, но с прочеркнутыми судорогами реальности. Четкий контур — и, в то же время, сплетение неразвязываемых линий. Часто картины называются «Разорванные струны», «Музыканты», «Цветные прелюдии», «Реквием», «Утихшие струны», «мелодия», «симфония», «сюиты», «ноктюрны»: как и подобает модерной живописи, здесь есть синтез живописи и музыки. И то большое красное яблоко на снегу среди маленьких домов, и эпические груши, спокойно отдыхающие на берегу реки, и те высокие старые, которые — словно тени — попримерзали к тем своим меньшим их хатам, и те святые и мыслители, сквозь которые проглядывает эсхатологическая пустота мира, — все это стереоскопическая орфическая символика всего живого и сущего.
Деревья, люди, звери, птицы, сны — трансцендентная круговерть конкретных пережитых смыслов. Марчук любит зиму — туман, изморозь, иней... Кажется, коснешься картины — и свежо почувствуешь холод. Никто не узнает, как он рисует эти картины. Как отец-ткач в тернопольском селе ткал нить, так сын «пльонтає», как говорит художник, тысячи нитей незримого космического холста. Не в технике дело. Эти картины приснились — и появились. Апокалипсис и ноктюрн, пластика молитвенной тишины, аскетизм и взрыв жизни. А затем — цветы, цветы, цветы — самых невероятных форм и цветов. Цветы космические, растут на другой планете. Замерзшие цвета стали монохромной гаммой в сюрреальных пейзажах «Белой Планеты-1», «Белой Планеты-2»... «Я пишу все для райской этой планеты, но живу в аду». И «Кобзар» Шевченко в оформлении Марчука — люди со снятой кожей, люди, сплетенные из обнаженных нервов и сухих веток, тени «на нашій, не своїй землі». В целом эти его старики — это эсхатологический образ Голодомора, — задолго до того, как к этой теме обратились историки.
А затем вдруг — условность, не люди — пронизанные цветом фигуры. Кубически расколотые лики музыкантов с разбитыми инструментами, с зажатыми на них пальцами Паганини. А дальше опять — абстракционизм, «Четвертое измерение» — из хаоса рождается смысл, расщепленная материя разворачивается ломаными линиями и каскадами цветов. В отличие от Джексона Поллока с его экспрессионистическими абстракциями, где остыла стерильная материя, у Марчука материя, которая протестует, высвобождает себя из себя, творит и пересоздает...
Марчук — художник переходных состояний. У него ночь на изломе рассвета, у него вечер хранит тепло дня. Не лето, а «Конец лета». Отсюда этот мистический свет, загадочный эффект его таинственной техники: взглядом «обживаешь» картину, а от нее лучится переменчивый подвижный свет. Его темпера мерцает и вибрирует — потому что это внутренний космический свет, воспаленный Богом внутри его завороженных пейзажей, остролицых апостолов, инопланетных цветов, погруженных в тайные пульсации бытия женщин.
Пришли в его творчество и философы: «Секрет жизни», «Мыслитель», «Два философа», «Где же истина?». Тайные персонажи, живущие своим молчаливым, посвященным в лишь им одним доступные тайны, сквозь их мысли пробивается свет пророческой свечи, удлиненными пальцами они выколдовывают смысл из этого абсурдного мира. «Я мечтал через искусство поднять зрение человека к небу и показать ему лучезарный лик извечного», — говорил художник.
Марчук начинал с «Голоса моей души», а в настоящее время пишет — «Взгляд в бесконечность». А, в конечном итоге, одна бесконечность продолжает другую. Было детство в селе на Тернопольщине, где красок не найти, так начал рисовать цветочным соком — из голубых и желтых цветов делал акварельку для украинского флага. Было мозаичное панно — иконостас «Ярослав Мудрый» и «К далеким планетам» — в Институте теоретической физики АН УССР в Феофании. Была жизнь везде по миру — и в самом центре Манхеттена. Мальчишка из тернопольского села, который лазил по деревьям выдирать яйца из вороньих гнезд, потому что не любил ворон, — Марчук видел, как падали Манхеттенские башни — на фоне спокойного неба небоскребы складывались, как «карточные домики» и стонала земля. И сказал об этом коротко и пророчески: «Те дома-близнецы показались мне двумя большими спичками» 4. С этих эсхатологических спичек поднялся Великий Мировой Пожар.
А затем опять — по всему — Украина. Пешком шел от Триполья в Канев — искал себе пристанище после Манхеттена. Нашел — потому что, говорят, во дворе дома росла какая-то особенно покрученная старая яблоня. Она его и позвала. Нашел, потому что рядом — вода. Чтобы с порога рисовать пространство. Чтобы держать утреннее солнце в ладонях. Чтобы — как «хіндуси» в священную реку Ганг — вступать в святую реку Днепр...
Марчук — характерник, исчезающий, был и исчез, пошел рисовать. Дом художника — мольберт. «Бог привязал меня к мольберту».
Художник возвращался не из Америки, а из космоса. И не в Украину, а в космос своей души. Души «свободного путешественника, прикованного к мольберту».
Мир — «моя палитра и моя мастерская. Пока буду жить, буду идти вперед — остановки не будет. В этом весь я».
Свобода — это состояние души, говорит Марчук. Потому что он написал множество картин. И одну-единственную — Вселенная, подсвеченная кистью в его руках.
МНЕНИЕ
Сергей ЯКУТОВИЧ, художник:
— Иван Марчук — выдающаяся фигура украинской культуры. Художник непростой жизни. И все же он счастливый. У него — талант. Божья искра. А тогда, как писала Лина Костенко, «...митцю не треба нагород, його судьба нагородила. Коли в людини є народ, тоді вона уже людина».
Творчество Марчука — безгранично. По количеству созданных работ. Тематике. Его картины — философско-композиционные. Я Ивана, что называется, воспринимаю полностью. Раннего, более позднего, современного. Когда ему не позволяли выставляться, я смотрел работы Ивана на закрытых выставках. Еще тогда меня привлекли те его философские размышления на полотнах, о которых, собственно, уже шла речь, и метафоричность. Говорят, в Украине много талантов. Но молчат о неблагоприятных условиях для их реализации. Рад, что мастеру это таки удается. Вопреки всему! Он не ожидал благосклонности судьбы, просто рисовал и искал возможности показать себя миру. В конечном итоге, находил. Ведь сказано: кто стучит, тому откроют. Гениальному художнику время от времени нужно слышать, что тот именно такой — гениальный...
Я поздравляю Ивана Марчука с 75-летием! Рад, что живу с этим Великим художником в одно время!
1 Иван Марчук: «На цій території ніколи не проростав нормальний талант, бо держава є його могильником» http://www.golos.com.ua/Article.aspx?id=225629 (Інтерв’ю: Марина Кривда).
2 http://golosna.ucoz.ua/publ/1-1-0-1/.
3 Иван Марчук: «Я міг би розмалювати небо і не повторитися» [Інтерв’ю: Л. Островська, Г. Саловська]. — Вільне Життя плюс. — 2009. — № 37 (15045), 15.05; http://vilne.org.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=314:mar....
4 Иван Марчук: «Не могу согласится, когда мой портрет Ющенко интерпретируют как пророчество Оранжевой революции и личной драмы Виктора Андреевича...» [Интервью: Л. Журавлева]. — Зеркало Недели. — 2005. — № 39 (567), 8-14.10; http://www.dt.ua/3000/3760/51428/.
