Украина является великой космической державой. Звездный путь человечеству пролагали такие родившиеся и взращенные в Украине ученые и конструкторы, как Николай Кибальчич, Юрий Кондратюк и Сергей Королев...
В этом году 12 апреля мир празднует 50-летний юбилей первого полета человека в космос. До сих пор мало известно о том, что в подготовке звездного рейса Юрия Гагарина среди предприятий тогдашнего СССР принимали участие коллективы нескольких украинских заводов. Киевский «Арсенал» выпускал системы прицеливания ракет, «Киевприбор» — индикаторы для определения содержания масла в жидком кислороде для ракетных двигателей. Световоды для ракет делали на «Арсенале», на Харьковском авиазаводе и на «Пожмаше» в Прилуках. Итак, первый человек поднялся в космос благодаря уму и труду не в последнюю очередь украинских ученых, конструкторов, инженеров и рабочих.
Программа «Восток» предусматривала запуск в 1959—1961 годах космических кораблей с мышами, собаками, человеческим манекеном (которого остряки из ОКБ-1 Королева окрестили «Иван-Иванычем») и лишь после этих экспериментов — с человеком. Все эти корабли отправлялись в космос украинскими приборами.
К юбилею старта Гагарина мы собрали воспоминания нескольких участников этого события, которые находятся сейчас в преклонном возрасте и проживают в Киеве. Предлагаем эти воспоминания читателям «Дня» без лишних комментариев.
Николай Александрович ПОНОМАРЕВ, полковник в отставке, ветеран космодрома Байконур, в 1961 г. — военный представитель на заводе «Арсенал»:
— В июле 1960 года я получил назначение в военное представительство на заводе «Арсенал» в Киеве. Заводу поручили выпуск систем прицеливания для боевых и космических ракет. На «Арсенал», имевший опыт выпуска геодезических приборов, пришлась львиная доля работ по подготовке полета Гагарина среди предприятий Украины. Для решения «космической» задачи на завод привлекли немало молодых специалистов из ведущих вузов СССР.
Из-за сложности задачи работы на заводе велись с большим напряжением. Дело осложняли чрезвычайно высокие требования к качеству и надежности новой техники, которую создавали на заводе. Рабочий день длился столько, сколько было необходимо. К примеру, мне приходилось работать с девяти утра и до часу ночи. Впрочем, никто на заводе не возмущался: считалось, раз надо — значит надо!
Аналогичная напряженная обстановка складывалась и на космодроме, где мне посчастливилось участвовать в заключительном этапе подготовки корабля «Восток-1» к старту. Попал на Байконур в ноябре 1960 г., ехал тогда туда на месяц, а вернулся в Киев только через три...
Все работы по подготовке систем прицеливания ракеты прошли на космодроме успешно, но в последний момент случилось непредвиденное. Предстартовые замеры системы прицеливания провести не удавалось: световод ракеты (это тонкостенная труба, идущая вдоль корпуса ракеты) оказался деформированным — похоже, его зацепил монтажный кран при установке ракеты. Ситуация складывалась критическая и грозила срывом старта! Как рассказали мне коллеги-очевидцы старта, спасти положение вызвался слесарь завода «Арсенал», киевлянин Виктор Филиппов. Он был на Байконуре в составе стартовой команды. Получив разрешение главного конструктора С. Королева, Виктор Петрович залез на 30-метровую высоту ракеты, пробрался в трубу световода и плечами раздвинул ее помятые стенки. После этого система прицеливания ракеты сработала в штатном режиме, старт состоялся своевременно, мир получил Космонавта № 1, а слесарь Филиппов — звание Героя Социалистического Труда по представлению Королева.
Евгений Ефимович ПОНОМАРЕНКО, подполковник в отставке, в 1961 году военный представитель на заводе «Арсенал»:
— Я коренной киевлянин, на «Арсенале» работал с 1959 г. Мы разрабатывали системы прицеливания для боевых ракет, а в конце 1960 г. одну из таких систем модифицировали для космических ракет серии «Восток». Как военный представитель, я контролировал создание приборов для системы на этапах разработки техзадания, проектирования, изготовления, испытания и установки на ракетах.
Ракету прицеливали с помощью комплекса геодезических приборов — теодолитов, колиматоров и т. д., установленных на стартовой площадке. Составляющей системы был также прибор на корпусе ракеты на высоте 19 метров. Стартовое положение ракеты «привязывалось» к наземной геодезической сети.
Ракета Р-7, которая несла корабль «Восток-1», была баллистической. Траектория ее полета задавалась стартовым положением на Земле с таким расчетом, чтобы отработанные ступени упали на территорию СССР. Ракету запускали под углом 60 градусов к горизонту, чтобы вращение Земли придало ей дополнительное ускорение.
Во время создания системы прицеливания мне приходилось часто бывать на Байконуре. Летели тогда туда из Подмосковья более восьми часов почтовым самолетом Ил-12.
Очень отчетливо помню день 12 апреля 1961 года. Утром я прибыл на стартовую площадку «Востока», хотя все регламентные проверки наших приборов были успешно завершены накануне. Около семи часов увидел автобус с космонавтами, подъезжавший к стартовой позиции. Разглядел в окнах автобуса лица Юрия Гагарина и его дублера Германа Титова. Сразу после этого прозвучала команда всем незанятым на заключительном этапе предстартовой подготовки покинуть площадку.
Нас отвезли на наблюдательный пункт, который находился в трех километрах от стартовой позиции. Это была простая деревянная веранда с громкоговорителем, через который транслировались команды из бункера управления стартом. С веранды была хорошо видна стартовая площадка с белой ракетой и фермами поддержки.
Нас собралось несколько десятков людей, участвовавших в старте. Мы наблюдали стартовую процедуру, слышали радиопереговоры «Кедра» (Гагарин) и «Зари-1» (Королев). Затаив дыхание, слушали команды главного конструктора «Ключ на старт!», «Продувка!», «Ключ на дренаж!», «Пуск!», «Зажигание!», «Подъем!» и спокойный гагаринский ответ «Поехали». А дальше было белое пламя из-под ракеты и белый дым вокруг нее, прозвучал мощный грохот — и белая черточка ракеты оторвалась от земли и начала ускоренно подниматься в небо. Уже когда была в зените, мы заметили, как от нее отделились части первой ступени. Вообще ракету было видно еще около минуты после старта, затем она исчезла в небе...
Возбуждены все были чрезвычайно. Кто-то воскликнул: «Идем к Королеву!» Мы вернулись к стартовой площадке и деревянному бараку неподалеку, в котором был рабочий кабинет главного конструктора. Увидели, как Королев с другими специалистами зашел в кабинет, и остались ждать у крыльца. Где-то через сорок минут он вышел к нам с сияющим лицом и воскликнул: «Поздравляю вас! Гагарин успешно приземлился!» Чувство того момента я не забуду никогда. Это был настоящий триумф! О нем, о том далеком дне мне напоминает орден Красной Звезды, которым я был награжден за гагаринский полет.
Валентин Павлович РУДАКОВ, в 1961 г. ведущий конструктор Центрального конструкторского бюро завода «Арсенал»:
— В ЦКБ «Арсенала» я работал с 1958 г. Мы конструировали приборы азимутальной ориентации ракет на стартовой позиции. После моего прихода на завод ЦКБ получило задачу разработать систему приборов для прицеливания на старте ракеты с человеком. Речь шла о «выставлении» на стартовом столе многотонной ракеты высотой 70 м, которую качал ветер, сгибали и скручивали суточные перепады температуры, и при этом погрешность прицеливания должна была быть не более десяти угловых секунд. Ошибка в ориентации ракеты на старте была чревата тем, что «Восток» не смог бы выйти на определенную орбиту и после завершения полета приземлиться в заданном районе. Фактически это означало бы провал целого проекта.
Руководители ведущих оптических предприятий СССР отказались от такого сложного заказа. И тогда министр оборонной промышленности Сергей Зверев обратился к своему бывшему однокурснику по Ленинградскому институту точной механики и оптики Серафиму Парнякову, возглавлявшему ЦКБ «Арсенала». Тот согласился обдумать дело, и вскоре мы получили заказ разработать комплекс таких приборов для корабля Гагарина. Однако дело сдвинулось с места только тогда, когда Серафим Парняков придумал наверху ракеты установить оптическую пентапризму и через нее «привязать» положение ракеты к наземным приборам.
До воплощения идеи в жизнь было далеко, и мы работали, не считаясь с собственным временем. Нам организовали горячее питание прямо в КБ. Между кульманами поставили раскладушки, выдали постельное белье — и мы перешли на трехсменный режим работы.
Разработанные нами приборы должны были выдерживать жару, мороз, вибрацию от старта ракеты. Поэтому приходилось проверять конструкторские решения снова и снова. Все сложные расчеты мы делали с помощью логарифмических линеек и ручных арифмометров, компьютеров тогда не было. С кульманов чертежи приборов шли на производство. Готовые детали и узлы проходили испытания, которые иногда завершались неудачно. Поэтому дело приходилось повторять, подчас практически с нуля.
Вспоминая сейчас те тяжелые годы, я поражаюсь тому энтузиазму, с которым преодолевались трудности. Нам никто не обещал за работу ни больших денег, ни орденов. Но нам, тогда молодым, просто было ужасно интересно работать, нас вдохновляло осознание причастности к великому делу, к конструкторской элите страны.
Много раз мне приходилось ездить в командировку в Москву, в ОКБ С. Королева и на космодром «Байконур». К сожалению, на старте Гагарина 12 апреля я не был. Но мы в Киеве следили за сообщениями о полете. И когда он прошел успешно, мы были просто счастливы.
30 участников программы получили тогда правительственные награды. Среди прочих, Серафима Платоновича Парнякова наградили орденом Ленина, меня — орденом Трудового красного знамени.
После старта Гагарина были новые проекты, но мы работали в том же темпе, с тем же энтузиазмом, не ожидая никакой награды. Как-то Серафим Платонович спросил, не нужна ли мне квартира или еще что-нибудь? Я отказался — как видите, до сих пор живем с женой в «коммуналке»...
В следующие годы мы с коллегами создавали приборы для советской программы освоения Луны, потом я взялся за разработку приборов звездной навигации. Сконструированные мной звездные секстанты до сих пор работают на Международной космической станции. Но это уже другая история...
