Есть не так много людей, которые существенно повлияли на развитие независимой журналистики в России. Манана Асламазян, исполнительный директор «Интерньюс-Европа», — среди них. Она работала с русскими журналистами более 15 лет. Ее российская неправительственная организация «Интерньюс-Россия», входившая в Международную ассоциацию «Интерньюс Интернешнл», была долгое время тем местом, где корни свободной журналистики культивировали и где они становились сильнее.
Не удивительно, что «Интерньюс-Россия» стала бельмом на глазу для Путинского режима, который сделал все мыслимое и немыслимое, чтобы избавиться от неконтролируемого островка свободы. Против г-жи Асламазян были выдвинуты абсурдные обвинения в контрабанде ( позднее они были сняты конституционным судом), и ей пришлось покинуть страну. Атаки на «Интерньюс-Россия» нарастали. В итоге «Интерньюс» был вынужден закрыть свой офис в Москве.
Но это не означает, что прекратилась деятельность, направленная на эту территорию. Российские журналисты не забыли г-жу Асламазян и присудили ей премию ТЭФФИ за личный вклад в развитие российского телевидения в 2010 году. (Но во время церемонии награждения фамилия Асламазян не прозвучала. Позорным явлением назвал этот случай президент Академии российского телевидения Владимир Познер. Он не исключает, что, возможно, добровольно покинет свой пост из-за того, что произошло на вручении премии ТЭФИ. Эта ситуация вызвала бурное обсуждение в российских СМИ. — «День»).
— У Бориса Ельцина было много различных недостатков, но мы можем считать период его президентства периодом относительной свободы слова в России. Что вы считаете поворотным моментом, когда Россия начала идти к нынешней ситуации?
— На этот вопрос, как и на множество ему подобных, нет однозначных и четких ответов. У каждого свой ответ... И он всегда субъективен и очень зависит от твоих собственных убеждений, от критериев, по которым ты определяешь степень свободы, от твоего опыта и знания мирового контекста. Я считаю, что процесс превращения российских СМИ в то, что мы имеем сегодня, был длительным и постепенным.
Я могу высказать только свое собственное мнение, и оно, конечно, не совпадет с мнением многих. И я не историк и не теоретик. Я даже не журналист. Я попала в этот мир как раз в самом начале 90-х из вольной театральной среды и пришла туда как менеджер, администратор... Всему, что я сейчас понимаю про журналистику, я училась вместе со всеми, кто делал тогда новые российские СМИ. Сейчас многие называют эпоху Ельцина лихими 90-ми... Но именно эта эпоха дала начало огромному количеству новых телекомпаний, газет, радиостанций... Именно эпоха Ельцина дала стране новый закон о СМИ, без которого не было бы сегодня ни «Эха Москвы», ни НТВ, «Новой газеты» и СТС. Этот закон, который я считаю одним из лучших основополагающих законов России, действует до сих пор и настолько фундаментально демократичен, что, несмотря на многочисленные поправки, все равно позволяет верить, что качество СМИ может стать лучше, и зависит это улучшение, прежде всего, от самих журналистов.
Но когда же начались процессы, которые сегодня, спустя 20 лет, привели к состоянию СМИ, которое не устраивает все слои общества, конечно, по разным причинам, часто прямо противоположным? Мне кажется, когда в начале перестройки журналисты получили свободу, они совершенно не были к ней готовы. Вольный воздух кружил всем головы. Было можно все... но не было денег, не было необходимого количества медиа-менеджеров, способных организовать устойчивую медиа-компанию, не было профессионализма нового качества и, самое главное, не было запретов. Молодая российская журналистика не хотела пользоваться старыми правилами пропагандисткой советской журналистики и, вместо понятий «свобода и ответственность», взяла на вооружение понятия «свобода и вседозволенность». Российская журналистика того времени была бедной, азартной, голодной до работы, неопытной, особенно в регионах. Но самое главное, она не задумывалась тогда о роли СМИ в обществе, о природе демократии, о профессиональной солидарности и этических нормах. В России была новая власть, которая казалась «своей» для новой журналистики, которая эту «свою» власть поддерживала, прощала ей ошибки и не всегда замечала, что сама при этом нарушает необходимую дистанцию взаимоотношений с властью...
С годами, по мере того как развивалась страна, в медиа пришли новые владельцы, которые заменили группы журналистов-энтузиастов, делающих свои СМИ. В середине 90-х, в эпоху информационных войн, плюрализм мнений, существующий в России, уже достигался за счет разнообразия интересов новых владельцев СМИ. И при определенном усердии, просмотрев и прочитав некоторое количество источников, у граждан могла сложиться довольно сбалансированная картина мира.
Интересы владельцев того времени были не коммерческими, а политическими. Владельцы перекупали журналистов друг у друга, предлагая иногда баснословные гонорары, желая укрепить свое влияние. Многие журналисты даже не почувствовли, как ими манипулировали. Им было приятно хорошо зарабытывать и чувствовать силу своего влияния. Именно тогда возникло понятие «политический заказ». И стала разрушаться еще одна преграда, необходимая для существования сильного журналистского сообщества... между настоящей журналистикой и большими деньгами...
Для меня лично необратимые последствия начались именно в 2001 году, когда наступил «закат олигархов», когда госудрственная бюрократическая машина сильно активизировала свой контроль над СМИ, когда начался процесс индустриализации СМИ, когда развлечение стало основным содержанием и когда лозунг «Развлекайте, обогащайтесь, но не лезьте в политику» взяли на вооружение главные телевизионные начальники...
— Вы дали очень четкое и точное описание развития русских СМИ, которые прошли путь от перестройки, через попытки создания свободных средств массовой информации, к текущей ситуации, напоминающей нам иногда период «застоя». Особенно если говорить о государственных СМИ. Как вы думаете, большинство россиян довольны нынешним положением дел? Разве они не скучают по временам, когда русское ТВ и печатные СМИ были действительно интересным зеркалом общества?
— Медиа в России не ругают только очень ленивые люди и бабушки, которые любят смотреть сериалы... Остальная более или менее активная часть постоянно во всех опросах высказывает крайне негативное отношение к медиа в целом. Но, при этом странным образом зрители ссылаются на новости, как на факт, и в то же время не верят, подозревают в сокрытии или искажении действительности. Эту специфическую особенность сегодняшней России трудно объяснить. В российском обществе сегодня, как никогда, сильно недоверие к власти настолько сильно и присутствует уверенность в том, что власть контролирует все медиа. Но так же сильна зависимость общества от власти, и поэтому сообщения в медиа воспринимаются как необходимые сигналы для принятия собственных решений. Я не могу рациональным образом объяснить этот феномен доверия/недоверия...Оно, видимо, восходит из исторических корней..
Могу только сказать, что наблюдается очень высокий отток от телевидения, особенно молодежи... Уход в интернет, что, конечно, очень радует, потому что сегодня разнообразие мнений можно наблюдать только в отдельных, редких средствах массовой информации и в блогосфере...
— Свобода слова — очень хрупкий цветок, и он нуждается в уходе и соответствующих условиях. Трудно развивать свободу слова в современной России. Вероятно, получив урок из истории перестройки, правящие круги очень хорошо понимают, что свобода слова представляет начало конца каждого тоталитарного или автократического режима, поэтому вряд ли возможно, что ситуация будет улучшаться в ближайшем будущем, и свободное мнение, представленное публично, будет преследоваться. Или есть шанс, что ситуация может измениться?
— На ближайшее время нет никаких надежд. Самоцензура, состояние цинизма и неверия в собственные силы — болезни, которые лечатся долго и трудно.. Но кто знает. В современной России какие-то вещи меняются иногда очень быстро... Вчера все думали, что мэр Москвы Лужков несменяем, а сегодня все кому не лень критикуют его и отменяют его решения. Несколько дней назад ко дню рождения В. Путина студенты факультета журналистики МГУ выпустили календарь, где полураздетые студентки признаются ему в любви. А еще через несколько дней другие студентки того же факультета журналистики выпустили другой календарь с другими вопросами: «Кто убил Политковскую» и «Когда освободят Ходорковского». Поэтому прогнозировать что-то — крайне неблагодарное занятие. В приципе, как и у всех, у меня все же есть надежда на новое поколение, не зараженное этим цинизмом, которое задает пока вопросы без ответов на календаре.. Но, может, они скоро начнут искать ответы не только для себя, но и для своей аудитории. И, конечно, помочь им в этом может интернет, блогеры, гражданская журналистика. Ведь если информация появилась в Рунете, то традиционным медиа все труднее сделать вид, что ничего не случилось...
— Когда наблюдаешь за развитием событий в Украине, возникает идея, что Украина может повторить путь, который Россия прошла под руководством Путина. Как вы думаете, это возможно, что украинские СМИ могут оказаться в такой же ситуации, как российские?
— Я плохо знаю украинские медиа. Знаю, что это развивающийся рынок, что довольно много развлекательных программ для российского телевидения производится или в Киеве, или совместно. Но я знаю одно — когда я говорила с украинскими журналистами, представителями НГО, я чувствовала другую энергию, другое отношение к профессии и надежду. Я не встречалась с ними после президентских выборов и не знаю, изменились ли из ожидания и надежды. Но когда я говорила с ними еще год назад, я чувствовала искреннюю зависть и все время говорила: «Берегитесь, большие деньги в медиа принесут свои беды... Ваши процессы очень часто напоминают наши, но с опозданием на пару лет... Нужно создавать институты профессиональных стандартов, влиятельные элементы саморегулирования...»
Но боюсь, что люди не учатся ни на своих, ни на чужих ошибках. И в последнее время письма от моих украинских друзей содержат меньше оптимизма. Хотя может я зря волнуюсь?
— После падения СССР в каждом вновь созданном государстве оказался более или менее длительный период политической свободы, сопровождавшийся свободой слова. Кроме стран Балтии, которые очень быстро продвинулись в другом направлении, в дальнейшем новые государства отклонились от пути демократического развития и потеряли меньшую или большую часть свободы слова. Чтобы закончить наше интервью в несколько более оптимистичном тоне, где сейчас, по-вашему, на территории бывшего СССР более или менее благоприятные условия для развития свободы слова?
— Это, наверное, самый трудный вопрос. У нас общее прошлое, общая история болезни и, к сожалению, симптомы очень похожие... И, кажется, это не очень зависит от того, кто у власти в той или иной стране.
Пока не будет ярко выраженной общественной потребности в объективных, беспристрастных, сбалансированных медиа — вряд ли что-то измениться. Дальновидная власть и общественная потребность, профессиональное журналистское сообщество с сильными механизмами саморегулирования могут, наконец, родить ТРАДИЦИИ качественных медиа, которые мы с завистью наблюдаем, например, в британских медиа... Что касается конкретного вопроса, то с робкой надеждой говорю, может, Киргизия?
