Бомбардировками японских городов Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 г. мир вступил в атомную эру. Этому предшествовала грандиозная работа по созданию принципиально нового оружия. В Германии, США, Англии, Канаде, СССР, Японии, Аргентине над этим работали большие группы ученых. Создание атомной бомбы — грандиозный научный и инженерный проект. Обычно наибольшее внимание уделяется гуманитарным и политическим проблемам, в тени остается решение научных, технологических и инженерных задач, которые потом определили лицо не только второй половины ХХ в., а и наших дней.
Несмотря на многочисленную литературу, мемуары и рассекреченные правительственные отчеты многие стороны американского «Манхэттенского проекта» остаются малоизвестными. В частности, разведка и контрразведка. Чрезвычайная секретность о проекте, кроме военного министра и очень узкого круга ближайших сотрудников президента Рузвельта, никто в Вашингтоне не знал, долгое время сопровождало все связанное с разработкой атомной бомбы. Тем не менее, сохранить все тайне не удалось. И это не менее захватывающая история вполне пригодная для приключенческого фильма.
В декабре 1938 г. немецкие ученые Отто Ган и Фриц Штрассман успешно провели опыт по фракционированию радия и бария. Так экспериментально было подтверждено, что ядро урана распадается на более легкие элементы с высвобождением большой энергии. Об этом Ган сообщил своей бывшей сотруднице Лизе Мейтнер, которая была вынуждена уехать из Австрии после аншлюса из-за своего еврейского происхождения. Вместе со своим племянником физиком Отто Фришем она опубликовала в феврале 1939 г. теоретическое обоснование полученных данных в авторитетном английском журнале «Nature». В этой статье Фриш ввел термин nuclear fission — расщепление ядра.
Отто Ган и его жена Эдит всегда были противниками фашизма. Они спасли многих своих коллег, над которыми нависла угроза депортации. Супруги осуществили нелегальный отъезд Лизы Мейтнер из оккупированной Австрии сначала в Голландию, а потом в Швецию. Уже в начале 1934 г. Ган в знак протеста против увольнения еврейских коллег вышел из профессорско-преподавательского состава Берлинского университета.
После публикации в «Nature» физики в нескольких странах сопоставили массу ядра с количеством выделенной при взрыве энергии. Мир стремительно приближался к мировой войне и поэтому о боевом применении атомной энергии задумались очень многие. В материале «Наперегонки с Апокалипсисом» (День №119, 9 июля 2010г.) Виталий Аблицов пишет, что руководители гитлеровской Германии первыми начали атомную гонку. И это действительно так.
Гейзенберг и Вайцзеккер... Два выдающихся ученых-физика. Вернер Карл Гейзенберг — лауреат Нобелевской премии за 1932 г., один из создателей квантовой механики. Принцип неопределенности Гейзенберга ее краеугольный камень. Он вступил в конфликт с «арийскими физиками», прежде всего со Штарком. Ревнители чистоты арийской науки подвергли нападкам квантовую механику под предлогом того, что она являются теоретическим формализмом и «духом от духа Эйнштейна». Штарк опубликовал в 1937 г. в газете СС «Черный корпус» статью «Белые евреи в науке», в которой нападал на Гейзенберга. В этом великом ученом жило огромное тщеславие. Не приемля нацизм, он в то же время служил ему под предлогом того, что это нужно Германии. Во время встречи с датским физиком, лауреатом Нобелевской премии 1922 г. Нильсом Бором в оккупированном Копенгагене в октябре 1941 г. он уговаривал своего учителя смягчить свое отношение к нацизму и принять участие в немецком Урановом проекте. Но тот решительно отказался.
Карл Фридрих фон Вайцзеккер — физик, философ и политический деятель. Выходец из швабской семьи, давшей многих известных теологов, ученых и военных. Его дедом был премьер-министр Вюртенберга, отцом — дипломат нацистского периода Эрнст фон Вайцзеккер, а брат Рихард — президентом ФРГ в 1984 — 1994 гг.
С этими именами будут связаны немецкие ядерные исследования военных лет. Они станут основной научной движущей силой Уранового проекта. Пройдет много времени, отгремит Вторая мировая война, ядерная физика займет свое место в жизни человечества, принося ему радости и печали. Но Гейзенберг и Вайцзеккер будут хорошо помнить свои первые впечатления от своей встрече в Лейпциге, на которой они обсуждали перспективы военного применения атомной энергии. Через 30 лет, в 1969 г., Гейзенберг напишет: «Мы видели, что необходимо будет провести много экспериментов, прежде чем такая фантазия станет действительной физикой. Но богатство возможностей уже тогда казалось нам очаровывающим и зловещим».
В высшие военные инстанции Германии 24 апреля 1939 г. поступило письмо за подписью профессора Гамбургского университета Пауля Хартека, в котором указывалось на принципиальную возможность создания нового вида высокоэффективного взрывчатого вещества. В конце письма говорилось, что «та страна, которая первой сумеет практически овладеть достижениями ядерной физики, приобретет абсолютное превосходство над другими». Имперское министерство науки, воспитания и народного образования тогда же в апреле провело специальное совещание для обсуждения проблем ядерной физики. Среди участников наряду с крупными физиками и учеными смежных отраслей присутствовал руководитель исследовательского отдела Управления армейского вооружения доктор Шуман.
Боевые действия еще не велись, и общение ученых происходило достаточно интенсивно. Обо всем происходящем в Германии и об интересе руководящих кругов рейха к атомной проблеме стало известно как из личных встреч ученых, пока еще имевших возможность выезжать за границу, так и из частной переписки. Именно это обстоятельство и побудило Альберта Эйнштейна обратиться к президенту Рузвельту с предостережением в отношении возможности получения нацистами сверхмощного оружия. Английский ученый Джон Кокрофт, рассматривая в 1951 г. острейшую проблему моральной ответственности за применение атомного оружия писал, «В то время (весна 1940 г.) идея использования ядерной энергии в качестве оружия была впервые предложена в нашей стране и мы знали о работах немцев над тем, что считали атомной бомбой... В мрачные дни 1940 г. у нас не возникало сомнений относительно нашего долга». Американский ученый венгерского происхождения Лео Силард (иногда ошибочно пишут Сцилард) писал, что «весь 1943 и 1944 год нас преследовал страх, что немцам удастся сделать атомную бомбу раньше, чем мы высадимся в Европе...» В 1945 г, перед сенатской комиссией Силард заявил, что при определенных условиях нацисты могли бы к весне 1944 г. создать атомное оружие.
Когда американский генерал Лесли Гровс в 1942 г. возглавил «Манхэттенский проект» перед ним стала задача не только опередить немцев в изготовлении атомной бомбы, а и обеспечить секретность всего проекта как от спецслужб Германии, так и СССР. Как мы теперь знаем, предотвратить утечку информации не удалось. Да это было практически невозможно.
Уже в ходе осуществления немецкого Уранового проекта просматривая очередные номера американских и английских журналов по физике, Гейзенберг безошибочно определил, что в США ведутся работы по атомному оружию. Интересно, что ни гитлеровские спецслужбы абвер и соответствующее управление СС, ни германские дипломаты в нейтральных странах добыть эти журналы за 1942—1943 гг. не смогли. И только обращение в начале 1944 г. в «службу специальной литературы» электротехнического гиганта «Сименс и Гальске» позволило найти необходимые номера «Nature» и «Physical review».
В Соединенных Штатах с большим уважением относились к немецкой промышленности и к авторитетным ученым, в первую очередь лауреатам Нобелевской премии Отто Гану и Вернеру Гейзенбергу. По этой причине военная разведка и руководство «Манхэттенского проекта» прилагали немалые усилия для получения информации о германских достижениях в области ядерной физики. При этом ставилась задача не только выяснить достижения противника, но захватить и доставить в США ведущих немецких ученых-физиков, запасы делящегося материала и относящиеся к расщеплению ядра атома документацию и оборудование.
Для решения этой комплексной задачи в 1943 г. в рамках «Манхэттенского проекта» генерал Гровс сформировал специальное подразделение по научной разведке. Начальник Отдела военной разведки генерал Стронг предложил отправить в оккупированную союзниками часть Италии «небольшую группу ученых в сопровождении необходимого военного персонала». Начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл, будущий государственный секретарь и создатель НАТО, а также автор «Плана Маршалла» по восстановлению Европы после войны распорядился выделить столь важную задачу в ведение особого разведывательного органа со штаб-квартирой в Лондоне. Это подразделение, административно подчиненное военной разведке, а фактически действовавшее совершенно самостоятельно, получило кодовое наименование миссия «Алсос». По случайному и курьезному совпадению, это слово переводится с греческого языка как «роща», что почти полностью соответствовало значению фамилии военного руководителя ядерной программы США генерала Гровса (groves, англ., рощи). Поначалу это обстоятельство его встревожило из-за вероятного возникновения некоторых ассоциаций. Однако менять ничего не стали, и название миссии вошло в историю создания американской атомной бомбы.
Руководить итальянской группой миссии «Алсос I» назначили подполковника Бориса Паша (Пашковского) бывшего белого морского офицера. Наверное, впечатления от жизни до 1926 г. в СССР определили его радикальные антикоммунистические и антисоветские взгляды. Поэтому в публикациях в советской прессе его не очень жаловали. В переведенной на русский язык книге чешского автора Ярослава Путика «Совесть. Дело профессора Оппенгеймера» о Паше написано, что ему доверяли дела, которые требовали решительности без особого участия мозговых извилин. На самом деле это не так. Это был блестящий американский разведчик и контрразведчик, человек необычайно отваги, решительный и в то же время весьма расчетливый при выполнении заданий. Действовал он, в самом деле, без белых перчаток, часто не останавливаясь перед очевидными провокациями. Уже после войны он разработал и осуществил операцию Bloodstone — «Кровавый камень» по выявлению в лагерях перемещенных лиц в американской и британской зонах оккупации Германии советской агентуры, в том числе и среди членов ОУН. Достаточно большое количество было разоблачено, хотя невиновные тоже пострадали. Но Борис Паш руководствовался сталинским принципом: лес рубят — щепки летят.
В 1946—1947 гг. Паш служит в Японии в штабе американской оккупационной армии. Руководство Японской православной церкви принимает решение о вхождении на правах автономной в состав Московского Патриархата. Полковник Паш прилагает усилия для пресечения этой акции командующим оккупационной армией генералом Дугласом Маккартуром. И вхождение не состоялось. Американская разведка располагала данными о крупном ядерном центре в корейском городе Хыннам. Вероятно, появление в Японии «знаменитого атомного разведчика и контрразведчика» связано с этим. Перед началом Второй мировой войны большое количество немецкого урана было доставлено в Японию. Его судьба весьма интересовала Бориса Паша. Наиболее секретной является его служба в 1952—1953 гг. в американских войсках в Австрии. По крайней мере, в открытых источниках о ней не упоминается.
Бывший морской офицер Борис Пашковский помогал организации музеев русской белой армии. Посетители деревянного музея «Форт-Росс» в 80 км к северу от Сан-Франциско на месте русского поселения не раз видели престарелого полковника на крутом берегу Тихого океана. Он часто и долго сидел в коляске, всматриваясь в морскую даль. Борис Паш — герой Америки, злейший и опасный враг СССР скончался 11 мая 1995 г. Его могила на русском участке Сербского кладбища в Сан-Франциско.
Итальянская группа миссии «Алсос I» из четырех офицеров во главе с Борисом Пашем прибыла в страну 17 июня 1943 г. Там он встретился с офицерами итальянского военного флота, которым было известно о немецких исследованиях. Сами итальянцы исследований в области атомного оружия не проводили. Удалось найти майора Марио Каспаре, исполнявшего обязанности военно-воздушного атташе в Берлине. От него были получены сведения чрезвычайной заинтересованности немецких органов в тяжелой воде, производимой в Норвегии. С помощью местных партизан паром с ней был взорван, а завод по ее изготовлению был подвергнут сильной бомбардировке английской авиацией. Как потом оказалось, в этом не было собой необходимости, так схема немецкого ускорителя не могла дать необходимого количества ядерного горючего. Большего узнать не удалось, так как наступление союзников на Рим остановилось до весны 1944 г. Еще одним позитивным итогом миссии стала убежденность в том, что торий можно вычеркнуть из списка потенциального сырья для ядерного оружия Третьего рейха. Залежи этого металла находились в Бразилии и Индии, и доставка его в Германию в необходимых количествах полностью исключалась.
Хотя к этому времени появились данные, что немецкие ученые не сильно продвинулись в разработке атомной бомбы, тем не менее, опасения у генерала Гровса оставались. Рассматривалась возможность использование чешской урановой руды из Иоахимсталя, в связи с чем был взят под плотное наблюдение завод фирмы «Ауэр Гезельшафт». В результате воздушной разведки американцы убедились, что ни размеры отвалов породы, ни другие признаки не указывают на работу немцев в этом направлении. Одновременно изучались все германские заводы по переработке редких металлов, электростанции и заводы по производству центробежных и поршневых насосов. На все объекты заводились особые формуляры, и после установления отсутствия их связей с программой создания ядерного оружия они постепенно исключались из списков.
После высадки союзников в Нормандии в августе 1944 г. в Париж прибыла миссия «Алсос II». Она была подготовлена и организована гораздо масштабнее итальянской. Начать с того, что в ней было научное подразделение, во главе которого был голландец Самюель Гоудсмит.
В 19-летнем возрасте он опубликовал в престижном журнале Die Naturwissenschaften свою первую работу, посвященную релятивистскому объяснению дублетов щелочных металлов. В октябре 1925 г. Гоудсмит совместно с Джорджем Уленбеком ввел в физику концепцию спина, рассматривая электрон как вращающийся волчок, обладающий собственным механическим моментом.
После начала Второй мировой войны Гоудсмит работал в Радиационной лаборатории Массачусетского технологического института, занимаясь разработкой радаров. В мае 1944 г. его назначили в миссию «Алсос». Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, Гоудсмит был знаком практически со всеми значительными физиками Европы и, конечно, Германии. Владел иностранными языками. Во-вторых, он не принимал участия в «Манхэттенском проекте». В своей книге «Миссия «Алсос» шутливо отмечал, что, по мнению генерала Гровса, его «можно было израсходовать» в случае попадания в руки противника.
Во время поиска в Париже французского физика Фредерика Жолио Кюри, Борис Паш и Сэм Гоудсмит досконально изучили возможное использование французского циклотрона немецкими физиками. К их удивлению немцы этой установкой не заинтересовались, хотя самим пришлось затратить много усилий на создание собственного циклотрона в Берлине, который полноценно так и не заработал.
К самому Кюри Борис Паш отнесся с подозрением, так как физик был членом французской коммунистической партии. Тем не менее, удалось узнать, что физическую лабораторию Жолио Кюри посещали германские ученые-атомщики: Эрих Шуман, Курт Дибнер, Вальтер Боте, Абрахам Эссау, Вольфганг Гернер, Эрих Багге и Вернер Маурер. Этот список был основным документом в охоте за немецкими физиками и химиками.
Офицеры миссии «Алсос» имели значок, на котором была изображена буква альфа, перечеркнутая стрелой. Они имели полномочия получать любую помощь от армейских подразделений союзников, вплоть до изменения направления наступления подразделений, если имелись данные о наличии каких-либо объектов, представляющих для них интерес, или для захвата ученых или инженеров, связанных с атомными исследованиями. Когда стало известно, что немецкий город Хехинген находится перед фронтом французских подразделений, по требованию Бориса Паша американские войска изменили направление своего наступления и все-таки первыми вошли в Хехинген. Здесь находилась большая немецкая атомная лаборатория. Удалось до передачи города французам ее вывести вместе с известным немецким физиком Максом фон Лауэ. Всего миссия «Алсос» захватила и вывезла более 70 т урана и радия.
Когда стало ясно, что город Ораниенбаум попадает в советскую зону, по докладу Бориса Паша и просьбе генерала Гровса генерал Маршалл распорядился сбросить на него 15 марта 1945 г. 2 тысячи т бомб, полностью уничтоживших завод вместе со всем оборудованием. Полковник вместе со своими офицерами в апреле 1945 г. проник за линию немецкого фронта в будущую советскую зону оккупации и буквально обшарил ее в поисках ученых и интересующего оборудования. Если последнее не представлялось возможным вывезти, его взрывали.
В Страсбурге оперативная группа миссии захватила Гейзенберга и Вайцзеккера, несколько позже был взят в плен Отто Ган. Вместе с другими учеными они были переправлены в Англию и интернированы на ферме Фарм Холл вблизи Лондона. Там они содержались до начала 1946 г., после чего им разрешили вернуться в Германию, но проживать только в английской или американской зонах оккупации. Еще долгое время за ними велось наблюдение, так как опасались, что НКВД будет пытаться их похитить.
Советские спецслужбы действовали аналогично. Крупных ученых по разным причинам им захватить не удалось, но значительное число физиков и инженеров так или иначе связанных с атомными исследованиями были задержаны и направлены на спецобъект в столицу Абхазии Сухуми. Там они приняли участие в работах над советской атомной бомбой и были освобождены только в 1956—1957 гг. по настойчивой просьбе канцлера ФРГ Конрада Аденауэра. Вклад немецких специалистов признавали ведущие советские физики-атомщики.
Деятельность миссии «Алсос» завершилась в октябре 1945 г.
После окончания войны Гоудсмит в своей монографии сделал вывод, что Германия не могла сделать атомную бомбу, так как наука не могла процветать при тоталитаризме. Вывод спорный. Ведь сталинский СССР был не менее тоталитарным государством, чем фашистская Германия, но атомную бомбу все-таки сделал. Скорее всего, главную роль сыграла разобщенность коллективов немецких ученых, недостаток ресурсов и финансирования. Германия не могла себе позволить того размаха научных и опытно-конструкторских работ. А советским ученым помогла разведка. Как говорил руководитель советского атомного проекта академик Игорь Курчатов, «на 50% советская атомная бомба заслуга разведчиков».
