Волнения, продолжающиеся в Иране на фоне 30-летней годовщины революции, в результате которой был свергнут шах, вызывают вопрос: а не находится ли Исламская Республика на грани краха? Как и в 1979 году, миллионы иранцев вышли на улицу, на этот раз протестуя против фальсификации результатов президентских выборов, прошедших в июне.
Обманутые кандидаты в президенты — оба ветераны той революции — подумали о повторении истории. Мир Хоссейн Муссави увидел в зеленых символах демонстрантов отображение цвета Дома Пророка и убеждал своих сторонников продолжать их ночные песнопения «Аллах Акбар!» на крышах домов. Таким образом, первый слоган оппозиции взывает к религиозному кредо революции 1979 года. Не так давно протестующие распевали это во время траурных митингов по случаю годовщины смерти Великого Аятоллы Хусейна Али Монтазери в последние дни 2009 года.
И все же мы рискуем быть введенными в заблуждение воспоминаниями о 1979 г. Еще слишком рано предрекать очередную революцию. Но раскол между иранским обществом и его правительством намного более велик сегодня, чем при шахе 30 лет назад. Кажется, перемены просто неизбежны.
Технический прогресс немало помогает протестующим в наше время. Текстовые сообщения, твиттеры и интернет бесконечно превосходят контрабандные кассеты с речами Аятоллы Рухоллы Хомейни, которые разжигали оппозицию в 1979-м. Вот чего не хватает на этот раз, — так это харизматичного лидера, сравнимого с Хомейни. И действительно, отличительной особенностью иранского оппозиционного движения является недостаток эффективного руководства, несмотря на поразительное упорство протестов. Даже Муссави с готовностью признал, что ни он, ни другой кандидат в президенты — Ахмад Карруби — до сих пор не чувствуют себя ответственными за происходящее.
Величайшее отличие между 2009 и 1979 годами было создано самой революцией. Революции всегда дают рождение новому политическому классу, и иранская исламская революция не была исключением. Иранское руководство, сформировавшееся после революции, состояло из узкой правящей прослойки и намного более широкого поддерживающего класса, который был наделен правом администрирования и политической мобилизации.
Спустя 20 лет после смерти Хомейни состав этого политического класса радикально изменился. Духовенство постепенно утратило влияние в силовых структурах и армии, из чьих рядов и вышел президент Махмуд Ахмадинежад. Бюрократические и силовые структуры, в которых доминируют стражи исламской революции и их ополчение, Басиджи (мобилизационный корпус) сейчас крепко утвердились во власти.
Лидер Исламской Республики, Аятолла Али Хаменеи, благословил решение стражей исламской революции украсть победу на выборах президента. Прямо отождествляя себя с военно-силовым аппаратом, возглавляемым Ахмадинежадом, Хаменеи вызвал отчуждение у важного сегмента правящей духовной элиты. Он также ослабил свой статус арбитра высшей инстанции в иранском обществе — эта роль была центральной в доминировании Хомейни. В результате он породил раскол между двумя столпами революционного режима: духовенством и военно-силовой структурой.
Рост личной, внеконституционной власти Хаменеи вносит сильный элемент неопределенности в иранское будущее. Политические режимы, основанные на личной власти, обычно называемые диктатурой, оказываются непрочными в кризисные времена. Это было слабостью шахского режима, который рухнул, как только был парализован в своем принятии решений. За ним не было ничего, что могло бы поддержать систему.
Поддержка Хаменеи, оказанная путчу 2009 года, по-видимому, была ошибкой, которая дорого обойдется. Одной-единственной ошибкой он подорвал все то, что казалось незыблемым постреволюционным курсом на первую и единственную теократию в современной истории. На недавних демонстрациях в Тегеране, Тебризе, Ширазе и других иранских городах вслед за криками «Аллах Акбар!» теперь уже слышатся возгласы «Смерть диктатору!».
Иранский режим сейчас критически зависим от решений, принимаемых одним человеком, — Вождем. По этой причине он и демонстрирует сейчас степень хрупкости, сравнимую с шахским режимом в конце 70-х.
Большинство ораторов зеленого протестного движения выступают в поддержку гражданского неповиновения, а не революции. Ранее в этом же месяце Эзаттола Сахаби, который был членом временного революционного правительства в 1979 году, категорично заявил, выступая в Тегеране, что «революция в сегодняшнем Иране как невозможна, так и нежелательна». Примерно в то же время пять известных оппозиционных интеллектуалов, живущих в изгнании, опубликовали реформистский, но не революционный манифест, направленный против «деспотичных попечителей».
Но слишком мало шансов, что эти дети исламской революции — теперь седеющие реформаторы — останутся у власти в зеленом движении, которое сейчас отражает стремления постреволюционного поколения студентов, молодых женщин и мужчин.
Аятолла-диктатор и стражи исламской революции сделали все, что в их силах, чтобы дискредитировать своих противников, фабрикуя обвинения в преступном заговоре с целью смены режима, основанного на опыте «бархатных революций», порожденных «западными общественными науками», подкрепляя их вынужденными признаниями на показных судах.
В глубине души они знают, что не существует никакого заговора. Их страх основан на том, что они видят перед собой: неумолимый ход истории.
Саид А. АРДЖОМАНД — профессор социологии и директор Института глобальных исследований Стоуни Брук при Университете штата Нью-Йорк Стоуни Брук.
