Этот компакт-диск проводит слушателя в мир высокого шевченковского слова. Невидимый, но уверенный в какой-то своей глубочайшей правоте голос берет тебя и ведет за собой в звук, образ, мысль — это Богдан Козак читает Шевченко (не со сцены своего родного Львовского театра им. М. Заньковецкой) по-ораторски открыто и призывно, не в радиостудии, пробиваясь сквозь волны эфира, не с телеэкрана, с помощью визуальных эффектов, а в камерном пространстве. Доверчиво, интимно звучат шевченковские строки, как будто собственной совестью прикасаясь к самым потаенным струнам Кобзаря, и начинает диалог с собой, иногда, с нами: «Один у другого питаєм...»
Литературно-музыкальная композиция «Думи» (автор и исполнитель — народный артист Украины, профессор. Б. Козак, режиссер — Г. Воловецкая, фрагменты вокальной музыки — в исполнении хоровой капеллы «Боян», дирижер — Б. Анткив) вместе с кантатой-симфонией С. Людкевича «Кавказ» на слова Т. Шевченко в исполнении лауреата Национальной премии Украины им. Т. Шевченко капеллы «Трембита» (художественный руководитель и дирижер М. Кулик) и Симфонического оркестра Львовской областной филармонии (дирижер-постановщик И. Юзюк) составили восьмой выпуск серии «Персоналії», начало которой положила и выпускает в свет фундация «Андрей». На первом, музыкальном, диске — Шевченко предстает эпически-монументальным, а на обратной стороне — камерным, вдумчивым...
Слушаешь — и словно находишься с чтецом рядом: в одной комнате, за одним столом, на расстоянии вздоха, видишь пламя свечи, слышишь ритм пера поэта, который выводит в твоем присутствии новые и новые строки-размышления... Ощущение неожиданных открытий в известных с детства словах сохраняется каждое мгновение — актер словно медиум-посредник транслирует не столько прямые текстовые значения, сколько передает нам внутреннее состояние автора: покой и взволнованность, умиротворение и горькую боль, минутную радость и бесконечную тоску, изредка — гнев, и никогда — злобу. Между высказанным и прочувствованным, между видимым и скрытым разворачивается пространство множества измерений, нехрестоматийных смыслов.
— Я читаю произведения Шевченко так, как их понимаю. Тарас Григорьевич писал кровью своего сердца. Читать его индифферентно или сухо для меня невозможно. Когда мне тяжело, что-то в обществе вызывает боль, то об этом можно сказать через поэзию Кобзаря, — признается Богдан Козак.
Композиция составлена преимущественно из малых поэтических форм: «В неволі тяжко...», «Якось то, йдучи уночі», «Сонце заходить, гори чорніють» и др. Это словно короткие вспышки мыслей на экране сознания чтеца. И даже романтические балладные стихотворения: «Русалка», «Чого ти ходиш на могилу?» несут на себе выразительные черты лирически-созерцательного настроения. Точнее было бы это назвать философской лирикой: за садиком вишневым словно встают извечные горизонты человеческого бытия, в размышлениях монаха на склоне лет высекаются искры прошлых мечтаний и грядущих разочарований. И каждая эмоция, которая присутствует в том или ином стихотворении — опосредована, «преобразована» (по Лесю Курбасу) в своеобразную медитацию, исповедь.
Поэтому очень важными становятся звуки, которые словно тканая основа служат опорой тонкому сплетению слов. В центре этой звуковой вселенной — звонкоголосое, округлое, теплое «а». Не то, обыкновенное — степное, открытое, а какое-то высокогорное, межскальное, вибрирующее в каньоне где-то между сердцем и мозгом актера: «Укр-а-а-йн-а», «Пос-а-дил-а ст-а-р-а м-а-ти...», «З-а б-а-йр-а-ком б-а-йр-а-к». Исследователи говорят, что эта гласная — опорная во множестве мировых языков, с ней начинается жизнь человека в мире. Богдан Николаевич Козак открывает с помощью этого ключа самые сердечные, глубочайшие тона шевченковской и собственной, а поэтому и нашей души. Далее вверх — высокое, вершинное «о»: «вис-о-кі могили», «г-о-ри», «м-о-ре»... Вниз, вглубь — тяжелое, темное «у»: «засн-у-в», «д-у-ми»... И уже почти совершенно женскоголосый диалог матери и дочери, с опорой на высоком «і»: «Щоб послав в-і-н дощ-і вноч-і»... Весь этот богатейший звуковой космос вибрирует в огромном напряжении, актер словно боится выплеснуть на нас всю энергию, скрытую, свернутую в Слове. И только безупречное владение чтеца ею ограждает нас, слушателей, от прорыва плотины накопленных веками дум...
Голос, который слышим, лучше всего сравнить с камерным струнным оркестром: кантилена, вибрато, пиццикато. Отсутствуют духовые инструменты, группа ударных молчит... Еще в конце ХІХ века французский теоретик Легуве разработал систему «тембров», используемых в декламации. Козак для своего Шевченко выбирает в первую очередь бархатный: «мягкий, сердечный, всегда более или менее печальный, элегический...» как охарактеризовал этот тон в свое время украинский знаток искусства слова
В. Ревуцкий. Сначала в «Розритій могилі», а далее ближе к финалу композиции — «Іржавець», «Чернець», «Стоїть в селі Суботові...» — возникают, словно всепроникающая радиация, «медные» интонации, исполненные энергичного и в то же время темного, тяжелого минора. Последние же строки — «І день іде, і ніч іде» — возвращают нас назад, к бархатным краскам.
Несмотря на всю камерность и интеллигентность изложения, Б. Козак сохраняет в своем чтении праооснову шевченковского ритма и мелодики — народные поэтически-песенные источники. Поэтому и «Косар», и «Хустина», и «Розрита могила» предстают словно отрывки мифа, народной думы, «виспіваної», «виголошеної» — только не на площади, не перед толпой, а где-то рядом, близко, возможно — на кухне, за кофе, возможно — в салоне автомобиля, который летит трассой «Киев — Львов».
Музыкальность чтеца поражает безупречной чистотой тона, отточенностью интонаций, внутренней свободой ведения стихотворения. Она проявляется с одинаковой силой и в моменты рецитации с хоровым коллективом, и в способности актера — подобно мастерам музыки вводить непредсказуемые ритмичные и динамичные акценты.
Кое-где народную метрику стихотворения декламатор «раскачивает» почти к торжественному ритму гекзаметра, не теряя при этом ощущения интимности общения. Он словно просится остаться в небольшом серебряном кружочке с надписью «Думи», чтобы вновь и вновь входить в наши дома и души негромким «Світе ясний! Світе тихий!»... И это — действительно современный Шевченко.
