На малой сцене Киевского академического театра юного зрителя на Липках режиссер Олег Мельничук поставил гоголевскую «Шинель». Наверно, все помнят историю одного чиновника, который служил в департаменте — Акакия Акакиевича Башмачкина. При помощи невероятных усилий он собрал средства и приобрел новую шинель, а когда ее украли, то умер от лихорадки... потому что стала она для одинокого человека не просто предметом гардероба, а настоящей подругой, с которой гоголевский Акакий чувствовал себя не таким одиноким, ненужным и ничтожным.
Придерживаясь гоголевской идеи предмет-герой, основным эмоциональным стержнем, возбудителем конфликта в спектакле является одежда, приобретенная чиновником. Жизнь Акакия (Александр Ярема) словно разделилась на два этапа — «до» и «после». «До» — старание ради новой шинели, которая далась невероятным трудом не только на службе, но и над собой: чай вечером не пить, свет не жечь, а пользоваться хозяйским, носить обувь так, чтобы не подбивать ее лишний раз — словом, экономить на всем. Акакий (Ярема) лихорадочно, словно одержимый какой-то высокой идеей, обматывает обувь клейкой бумагой и ступает тихо, крадучись, как, крадучись, тихо и нерешительно жил он всю свою жизнь. И вот жалкий, скромный Акакий, которого жизнь принудила поменять шинель, бегом (потому что в старой холодно) добирается к мастеру, который сможет справить новую, долгожданную, выстраданную одежду, о которой он мечтал. А «после» — это тоже он, «один чиновник», на которого еще недавно не просто не обращали внимания, его даже не замечали в новой, качественной и теплой шинели.
Интересно, что драматическая формула «счастья через несчастье» и дальше — к следующей трагической перипетии — прописана в спектакле довольно своеобразно. Приобретение шинели (а в этой сценической интерпретации она белая и торжественная) — это не просто радость маленького человека, который через материальное стремится изменить свою жизнь. Башмачников в новой шинели кажется совсем новым человеком, с ним происходят эмоционально-психологические метаморфозы. И где уже тот трогательный, несчастный, сконфуженный чиновник, который общался с буквами и цифрами? В спектакле «Шинель» мы ощущаем даже некую пародию на сегодняшний мир гламура,.. так и хочется позволить себе лингвистическое хулиганство, играя словами «шинель» — «Шанель». Акакий Акакиевич словно оказывается в плену брендов-трендов, и отныне он не просто чувствует себя на высоте — даже работать не хочет... Что ему теперь до этих злосчастных скупых букв в блеске новой белой шинели? Он похаживает гордо, красуясь и кичась обновкой. На экране появляются фото города и витрин с рядами модной обуви. И эта аналогия является ключом к пониманию сценического текста: зритель чувствует, что Гоголь писал о нас, сегодняшних, способных раствориться в материальном мире, забыв о том, кто мы, и чего желаем. А все потому, что разучились желать и стремиться, будто персонажи беккетовского «Годо».
Режиссер спектакля «Шинель» прибегает к композиционно-часовым трансформациям, умышленно нарушая хронологию, предлагаемую автором. На фоне основных событий контрастным является рассказ матери (зритель слышит интонационно трогательный женский голос) о том, как родился Акакий и как выбирали ему имя. А еще — песни матери, во время которых на экране появляются фото: ребенка до его рождения, а также младенца, поместившегося на ладони и уже улыбающегося этому миру... Такие визуальные эффекты настолько поражают, что у зрителя перехватывает дыхание, а на глаза наворачиваются слезы.
Эмоционально усиливают основную идею спектакля и философско-лирические реплики, написанные песком. Песок — время, которое непрестанно продолжается, забирая с собой жизненные заботы, страсти, и, в конце концов, саму жизнь. Остаются только слова... «Странно устроен мир наш», «А вы, чего желаете?» Да и действительно... чего?
