Он верен одному театру — Русской драме им. Леси Украинки. «Ревизор», «Милый лжец», «Дон Кихот. 1938 год» — это далеко не весь перечень спектаклей, в которых занят Юрий Иванович. А еще в украинском переводе известных кинофильмов его голосом говорят культовые актеры — Арнольд Шварценеггер, Аль Пачино, Хью Лори (мегапопулярный сегодня среди телезрителей доктор Хаус).
— Вы работаете с очень разными текстами — Гоголь, Островский, — всего и не перечислишь, а какая драматургия вам наиболее близка?
— Прежде всего, любая классика мне интересна... Ведь это материал на все времена. Для актера это не просто тексты: приобщение к классическим произведениям — это, прежде всего, школа (в них заложено автором все). Если актер хотя бы «подтягивается» к этому уровню, можно ли желать большего? Поэтому — Островский и Гоголь, а еще Чехов (последнего автора я никогда не играл, но очень хочется). Вместе с тем, если говорить о современной пьесе, то она, к сожалению, пока не вдохновляет. На мой взгляд, ее попросту нет, или она совершенно обособлена от сценического искусства... Я еще молод, и сыграть хотелось бы многое — и Шекспира, и Достоевского, с текстами которого мне тоже не доводилось работать. На мой взгляд, это так своевременно для сегодняшнего дня. А Горький?.. Попробуйте найти более актуальную пьесу, чем «На дне»...
— Есть ли у вас «свой режиссер»? С кем особенно интересно и комфортно работать?
— Специфика нашей профессии такова, что мы не выбираем режиссеров — все как раз наоборот. Поэтому, так сказать, момент выбора отпадает сам собой. Но, конечно, есть «твой режиссер», есть «не твой» — это совершенно нормальная ситуация. А потом, знаете, я всегда старался сделать режиссера своим, даже если он таковым не являлся. Мне кажется, что одним из основных элементов актерской профессии является не только вера в предлагаемые обстоятельства, но и в режиссера. Вера в его ум, талант, удачу, если хотите.
Я очень рад, что на своем профессиональном и жизненном пути я встретил Михаила Юрьевича Резниковича. Это человек, который по объему профессиональных и человеческих знаний на голову меня выше. Поэтому работать с ним чрезвычайно интересно. Пока, к сожалению, мне пришлось работать с этим режиссером только в двух спектаклях — «Осенние скрипки» и «Дон Кихот. 1938 год». Но и по ним могу сказать, что наиболее ценен и значим репетиционный процесс. Это целый кусок жизни — продуктивный, насыщенный, несмотря на то, что физически сложный. Резникович — чрезвычайно требовательный режиссер: он признает только стопроцентное существование артиста на сцене — 99% его не устраивают. Если ты это прошел, то многие вещи тебе кажутся более понятными, близкими, зримыми, что ли. Короче говоря, любая работа с Михаилом Юрьевичем — это всерьез и надолго.
— Приходилось ли вам когда-либо отказываться от роли?
— Никогда. Это мой принцип, если хотите. Могу отказаться от съемок в рекламном ролике или даже в кино, только не от работы в театре.
— Как вы думаете, каков ваш зритель, и какой театр ему сегодня необходим?
— Я не могу определенно сказать, каков он — мой зритель. Но мне очень хотелось бы верить, что он — умный, и душа у него не мелкая. Не смотря на то, что люди в последнее время немного расточили себя, суть человеческая мало изменилась. Она остается такой же — и в V веке, и в XXI. Театр зрителю нужен, прежде всего, добрый, неагрессивный. Он должен обязательно нести веру, надежду, но ни в коем случае не унижать человека, не пугать его и не тянуть на дно. Возможно, ставить какие-то проблемные вопросы.
— Как бы вы охарактеризовали состояние современного украинского театра?
— Возможно, кто-то со мной поспорит, но, на мой взгляд, украинская театральная культура, к сожалению, не претендует на какую-то уникальноcть. Скорее всего, причиной тому — украинская ментальность. Даже театральный Киев держался и держится на отдельных личностях. Нет постоянной истории на высоком уровне. Есть определенная группа людей. И если она исчезнет, все тоже исчезнет. Подобную ситуацию, очевидно, сформировали разные факторы. Хотя бы то, что при развале огромного государства самые талантливые личности уехали в Москву. И сегодня, если из Москвы убрать знаковые театры или фигуры, театральный процесс не рухнет. В Украине, к сожалению, нет той волны, которая бы выталкивала на поверхность новых лидеров.
— Верите ли вы в социальную миссию театра?
— Не думаю, что театр должен быть трибуной, как когда-то было принято считать. Театр — дело семейственное: это разговор по душам, интимное обращение к человеку. А загонять людей в толпу?.. У нас уже был подобный опыт и ни к чему позитивному он не привел. Театр, скорее, близок к какому-то церковному таинству. Ведь, как и в церковь, человек идет в театр, если у него есть в этом потребность. А «социалка» никакого таинства не предполагает.
— Вы — актер психологического театра. Но сегодня режиссеры и актеры пытаются искать, экспериментировать также в других системах и эстетических направлениях. Хотелось бы принять участие в подобных экспериментах?
— Я всегда приветствую всяческие эксперименты. Чудаковатые или несуразные — это всегда свежая кровь, даже если они вызывают у тебя отторжение. Когда смотришь такие эксперименты, они остаются у тебя в подкорке, и что-то ты используешь, но уже переделывая под свою систему координат — психологическую. Самому поучаствовать? Откровенно говоря, даже как-то страшновато. Хотя, если там есть мощная человеческая посылка, какая-то философия, то почему бы и нет.
— Какие профессиональные навыки вам дает работа по озвучиванию кинофильмов?
— Во-первых, это хороший тренаж по технике речи. Бывают ведь разные персонажи. Одно дело озвучивать Шварценеггера, где не так-то уж и много текста, и совсем другое — Аль Пачино, за которым текстово даже трудно угнаться. Но самое интересное, конечно, — это игра. У актеров есть понятие — речевая характеристика персонажа. Вот с ней и работаешь. Нужно «поймать» голосом пластику, возраст, психотип, социальное положение, национальность — все, что угодно — и при этом не самовыражаться, чтобы это было органично и не мешало восприятию фильма. Если фильм хороший, то эмоций получаешь не меньше, чем на спектакле.
