Ровно столетие с четвертью тому назад, 14 марта 1883 года, в свой лондонской квартире тихо скончался (близким показалось, будто он уснул) самый, быть может, противоречивый мыслитель ХIX века, автор «Капитала», «Манифеста Коммунистической партии» и еще сотен научных трудов по философии, политической экономии, социологии, истории, эстетике (заметим, что действительно полное собрание его сочинений до сих пор не издано ни на украинском, ни на русском языках...)
Читатель, очевидно, уже догадался, что речь идет о Карле Марксе. Десятилетиями канонизированный (разве что иконы не писали!) и многократно проклятый, объект тоталитарного обожествления и жесточайшей критики, этот человек, уж во всяком случае, не принадлежит к разряду тех, чьи идеи сданы в историко-музейный архив. Маркс, и в не меньшей степени «марксисты» всех разновидностей и калибров, от Плеханова и до Сталина, от Грамши и до Пол Пота (кстати, известны резкие высказывания Маркса, не раз отмежевывавшегося от своих «соратников» и заявлявшего: «Если это марксизм, то я не марксист!») оказал громадное воздействие (с каким знаком — особый вопрос) на историю большинства стран мира в ХХ веке, в том числе и Украины.
Предлагаем читателю две альтернативные точки зрения на идейное наследие Маркса и его роль в наши дни. Одна из них принадлежит доктору философских наук Василию Барановскому, другая — публицисту Александру Карпецу.
Самое слабое звено — диктатура пролетариата
В феврале исполнилась очередная годовщина выхода в свет (1848 г.) первого издания «Манифеста Коммунистической партии», главного программного документа коммунистов, в котором изложены основные положения марксизма. Еще недавно, в советском прошлом, его громадное влияние на формирование идеологии большевиков и подготовку русской революции не вызывало сомнений. Однако ныне значение этого документа (имеется в виду воздействие его основных идей на последующие события в мире) трактуется неоднозначно.
Поводом для постановки этой темы послужило знакомство с некоторыми публикациями последних лет, посвященными анализу марксизма-ленинизма, его роли в истории. Это публикации Н. Хандрулин («Коммунизм — историческая утопия») и А. Карпец («Крах великой идеи...»).Так, первый из них утверждает, что проблемы, с которыми столкнулось человечество, в частности, часть славянского мира, порождены догматическим пониманием отдельных сторон марксистско- ленинского учения и кризисом философской мысли. А суть коммунистической теории, изложенной Марксом в «Манифесте Коммунистической партии», главным положением которого является «уничтожение частной собственности», была истолкована в первой половине XX века схоластично и реализована на практике примитивно.
Второй же автор считает Маркса непричастным к русскому коммунизму и революции, идеи которого были сильно модифицированы, ибо в каноническом виде они не способны были адекватно отвечать ни реальным условиям развития социальных и экономических отношений в России, ни специфике российской общественной психологии. А. Карпец пришел к тому, что Ленин у него не является марксистом, а само понятие «марксизм-ленинизм» — абсурдно.
Если бы марксизм действительно не был замешан в продуцировании коммунистической революции в России и установлении тоталитарного режима, то тогда резонно было бы поставить вопрос о причислении Маркса к лику святых. На самом же деле предположение это неверное. Об этом говорит тождественная преемственность ключевых принципов марксизма и в идеологии, и в реализованной программе большевиков: отрицание гуманизма человека во имя коллектива, насильственное ниспровержение буржуазного строя, установление нового строя посредством диктатуры пролетариата. Остановимся коротко на каждом из них.
Вышеупомянутые авторы полагают, что марксизм по своей сути является гуманистическим учением. Но в этом они глубоко заблуждаются. Марксизм корреспондируется с гуманностью только на уровне определения цели — создания общества без эксплуатации. Но на уровне способа ее воплощения, практической реализации марксизм является антигуманным учением. Русский философ Николай Бердяев глубоко исследовал историю гуманизма и, в частности, гуманизм Маркса. В работе «Смысл истории» он описал этот феномен предельно четко.
В образе К. Маркса с особой остротой переживается конец ренессанса и кризис гуманизма. В личности К. Маркса происходит коллективистическое саморазложение гуманизма. К. Маркс не может удержаться на одном только человеческом, на утверждении человека, человеческой индивидуальности. И он переходит к нечеловеческому, к сверхчеловеческому. К. Маркс отрицает самоценность человеческой индивидуальности и личности, он отрицает учение о человеческой душе и ее безусловном значении. Для него человек является лишь орудием для явления нечеловеческих и сверхчеловеческих начал, во имя которых он также объявил войну гуманистической морали: он проповедует жестокость к человеку и к ближнему во имя создания царства коллективизма. Явление Маркса есть способ перерождения гуманизма в антигуманизм, форма самоистребления человека. У него вырисовываются неясные, но страшные черты нечеловеческого коллектива, во имя которого отрицается человек. Человек признается средством и орудием для появления нечеловеческого коллектива, в котором должен погибнуть лик человеческий, человеческий образ должен быть подчинен новому коллективному целому, распространяющему на все и на вся свои страшные щупальца и отрицающему самоценность всего чисто человеческого, всех чисто человеческих черт. Для Маркса заветы гуманистической морали теряют всякую ценность. Все старое буржуазное царство, в котором были провозглашены права человека, подлежит гибели, оно разложится, и на месте его возникнет новое, не гуманистическое, не человеческое, в котором будет своя новая, нечеловеческая, негуманистическая мораль и культура, со своими новыми, нечеловеческими «наукой» и «искусством» — это и будет новое явление страшного «коллектива». У Маркса предел гуманизма раскрылся в массовых низах. Проникновение в то, что принес К. Маркс, наложивший страшную печать в ХХ веке на жизнь человечества и на Западе, и у нас, очень многое должно раскрыть в самом внутреннем существе процесса перерождения гуманизма.
Одной из наиболее важных сфер общества, в которой особенно четко проявляется гуманизм или антигуманизм всякой идеологии, есть национальная. Положения марксизма о приоритете классовых интересов, о том, что некоторые нации следует отнести к неисторическим, обреченным на исчезновение (к ним, в частности, отнесена и украинская нация), безусловно, также по своей сути являются антигуманными, нечеловеческими, несправедливыми. Однако эти идеи, очевидно, послужили большевикам- ленинцам основанием для продолжения курса имперской России на подчинение Украины России, на практическую ликвидацию украинской национальности (путем русификации, борьбы с украинской культурой, физического истребления украинцев и т.п.).
К сожалению, многие из сегодняшних коммунистов Украины не желают осознать коренных пороков национальной политики своей партии в советский период, занимают по своей сути антинародную, антиукраинскую позицию, что особенно подрывает их авторитет в обществе.
Большевики усвоили завет Маркса: необходимо уничтожить право, гуманистическую мораль и культуру буржуазного общества, и заменить на пролетарское право, мораль и культуру. Они не могли не быть антигуманными, поскольку должны были подчиняться коллективу, право управления которым узурпировали коммунистическая партийная верхушка и бюрократия. История советского периода содержит бесконечное число драматических и трагических человеческих судеб, попавших в жернова «коллектива» — государственной машины и партии, которая ею управляла. Вспомним, как «ломали» представителей литературы, искусства, науки, церкви etc. Таких, как писатель Горький, режиссер Эйзенштейн, ученый Вавилов, патриарх Тихон. В Украине — Скрыпник, Довженко, Параджанов и многие другие.
Таким образом, антигуманизм марксизма, выражающийся в неприятии принципа личности как высшей ценности, явился одним из важнейших ингредиентов идеологии большевиков. И в этом они были истинными марксистами.
Теперь о принципе насильственного ниспровержения буржуазного строя в марксизме. В заключительной главе «Манифеста» прямо говорится о том, что коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение, направленное против существующего общественного и политического строя. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного(!) ниспровержения всего существующего общественного строя. Этот марксистский принцип Ленин и большевики без каких-либо изменений использовали в качестве стратегической установки и успешно его реализовали в русской революции при сложившихся благоприятных условиях. Разве в этом Ленин и большевики не были чистыми марксистами?
О диктатуре пролетариата в марксизме. Н. Бердяев писал, что мессианскую идею, которая была распространена на народ еврейский как избранный народ Божий, К. Маркс переносит на класс, на пролетариат, призванный освободить и спасти мир. Все черты богоизбранности, все черты мессианства переносятся на этот класс. Маркс открывает, что классовая борьба ведет к диктатуре пролетариата.
Из «Манифеста» ясно, что пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал (при помощи деспотического вмешательства в право собственности — уничтожения частной собственности — и в буржуазные производственные отношения), централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс. К. Маркс показал, что задача пролетарской революции состоит в том, чтобы разбить, сломать старую государственную машину. В качестве государства переходного периода он видел не парламентскую республику, а политическую организацию типа Парижской Коммуны — как форму диктатуры пролетариата.
Достаточно обратиться к программе-максимум РСДРП, чтобы убедиться в полной идентичности задач, поставленных Лениным перед российским пролетариатом, и задач пролетариата, сформулированных в теории марксизма. Найдена была и политическая форма государства — советы. Таким образом, и в этом отношении Ленин и большевики были последовательными марксистами.
Обосновав возможность совершения пролетарской революции в отдельной, с недостаточно развитым капитализмом, стране, Ленин несколько отошел от концепции марксизма. Он никогда не был догматиком. Пример тому — введение госкапитализма через НЭП. В нем жил большой прагматик. Но от основных системных принципов марксизма он никогда не отказывался. И потому нет никакой натяжки в утверждении, что завоевание власти большевиками произошло по сценарию, написанному Марксом и Энгельсом.
Самым слабым звеном и в марксизме, и в идеологии большевиков оказалась теория диктатуры пролетариата. В «Манифесте» сказано, что у коммунистов нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. Но такое возможно только в условиях парламентской демократии, в конкурентной борьбе с другими партиями. В реальных же условиях советской России при однопартийной политической системе эффективного механизма для установления совместимости интересов между рабочим классом и его передовой частью — Коммунистической партией — не оказалось. В строительстве нового строя функции у них оказались различными: у партии — управляющие, у рабочего класса — исполнительные. Различие функций породило и разное отношение к национализированной (государственной) собственности на средства производства. Следовательно, и интересы, и цели, и возможности у них никак не могли совпадать. Организация народного хозяйства по Марксу и Энгельсу на основе свободных ассоциаций производителей не состоялась. Большевистская партия отбросила лозунг «фабрики и заводы — рабочим», который был чрезвычайно важен для нее в революции. Диктатура пролетариата конвертировалась в диктатуру партии.
Также не разработан был вопрос отношений как между руководящими и рядовыми членами партии, так и между партией и государством. Большевикам после взятия власти пришлось по ходу становления нового строя строить политическую структуру общества и создавать эту систему взаимоотношений. В партии был установлен принцип демократического централизма, который в реальности действовал как жесткий авторитарный режим. Система государственной власти — советы — попала под абсолютный контроль партии. Такая политическая система стала основой коммунистического тоталитарного режима. Ахиллесовой пятой этой системы стал монопольный статус Коммунистической партии. Это и погубило режим в конечном итоге.
По прошествии более 80 лет со дня смерти Ленина легко говорить о догматическом и схоластическом подходе большевиков к учению Маркса при строительстве новой России. Находясь в уникальной исторической ситуации, когда первый этап революции — завоевание власти — был блестяще завершен благодаря следованию марксистской концепции, большевикам на следующем этапе — этапе утверждения нового строя — трудно было и психологически, и политически отказаться от дальнейшего пользования ее канонами. Высокий авторитет учения служил партии в качестве мощного идеологического средства при воздействии на массы. Поэтому неудивительно, что после смерти Ленина выбор большевиками был окончательно сделан в пользу тоталитарной системы, в культивировании которой догматы марксизма и стереотипы, приобретенные в революционный период, сыграли определяющую роль. При этом из учения Маркса и Энгельса выхолащивались или подвергались ревизии важные его положения. Например, о «засыпании» государства диктатуры пролетариата. Новая марксистско-ленинская теория явилась как суррогат марксистского учения. Она стала идеологией коммунистической тоталитарной системы.
Как идея сверхчеловека Ф. Ницше послужила предтечей возникновения Гитлера и фашизма, так и идея Маркса о миссии пролетариата стала прологом появления Ленина, русской революции, Сталина и тоталитарного режима.
Отмечая наиболее принципиальные пороки марксистско-ленинской идеологии, нельзя не констатировать, что многие ее положения базируются на реальных противоречиях капиталистического строя. Трансформация общественно-политической системы в государствах, образовавшихся на постсоветском пространстве, показывает, что с устранением некоторых старых проблем у них возникают новые. Эти проблемы связаны с появлением таких социальных групп, как «новые украинцы», с чрезмерным расслоением общества на «богатых» и «бедных». В Украине не решается должным образом и национальный вопрос. Следует признать, что украинская нация остается наиболее угнетенной на своей земле. Имеются проблемы и относительно учета интересов некоторых национальных меньшинств, населяющих Украину. Все эти и некоторые другие общественные противоречия, безусловно, создают почву для активной деятельности левых партий и движений. Правильный учет этих противоречий, выбор цивилизованных путей их разрешения создает левым силам потенциальную возможность усиления их позиций в общественном сознании и власти. Однако как для левого движения, так и для всего общества большую опасность представляет стремление вытеснить опыт прошлого из общего сознания, равно как и попытки идеализировать этот опыт. Без понимания и описания всех закономерностей и аспектов тоталитарного режима невозможно строить здоровое демократическое общество.
профессор, академик Украинской академии политических наук
Некоторые мифы и гениальные заблуждения
Видимо, В.Барановский имел в виду статью «Крах великой идеи, или Анатомия русского коммунизма и революции» (газета «Зеркало недели», № 2, 2004 г.), в которой автор этих строк предпринял попытку нетривиальной трактовки марксизма и большевизма. Целью этой статьи была, в частности, современная интерпретация наследия гениального Карла Маркса со всеми его сильными и слабыми сторонами.
Это у нас крайности: на смену демагогии большевиков пришло беспардонное отношение к Марксу. А на «буржуйском» Западе именно (нео)марксистские школы являются сейчас самыми распространенными и плодотворными. Весьма забавляет утверждение В.Барановского о том, что Маркс наложил «страшную печать на жизнь человечества и на Западе, и на Востоке»: на Западе величайшими политэкономами считаются Смит, Маркс и Кейнс, а мыслителями, сформировавшими нынешний «интеллектуальный ландшафт», — Маркс, Ницше и Фрейд. Удивил расхожий штамп о Ницше как о предтече фашизма. Не вдаваясь в подробности, отметим, что нацизм и фашизм — это взбесившаяся мещанская толпа, а Ницше — это религиозное отрицание мещанства; ему же принадлежат слова: «Патриотизм — последний довод негодяев»...
Подход профессора В.Барановского оригинальностью не отличается и представляет собой догматы «марксизма-ленинизма со знаком минус»: раньше было положено восторгаться идеями Маркса о диктатуре пролетариата и насильственном свержении буржуазного строя, теперь же стало модным эти тезисы предавать анафеме — вот и вся «парадигма» оппонента. Относительно того, что большевизм далеко отстоит от марксизма, а понятие «марксизм-ленинизм» есть абсурд, то сия мысль принадлежит отнюдь не нашему времени — ее так или иначе высказывали Георгий Плеханов, Николай Бердяев, Роза Люксембург, Эрих Фромм, Герберт Маркузе и многие другие. С этим вынужден согласиться и В.Барановский: в конце статьи он противоречит тому, что говорил в начале, заявляя, что большевики выхолостили и ревизовали идеи Маркса и Энгельса, превратив «марксизм-ленинизм» в суррогат марксизма.
Следуя расхожим штампам, В.Барановский утверждает, что идеи Маркса, воплощенные большевиками, привели к тоталитарным кошмарам ХХ века. Оппонент исходит из распространенного мифа о том, что социумом движут сознание и идеи людей, что частично верно, но для ХХI века примитивно. Реально обществом движет психика как противоречивое единство сознания и бессознательного при непрерывном энерго- информационном обмене между ними и доминировании бессознательного. Идеи и теории обычно служат поверхностной рационализацией более глубоких бессознательных импульсов и реализуются лишь в том виде, в каком соответствуют доминирующей психологии общества, а потому не столь уж важно, что написано в «Манифесте компартии», программе РСДРП или «Протоколах сионских мудрецов». Психология массы может быть творческой и созидательной, но чаще имеет приспособленческий, авторитарный и разрушительный характер (Фромм). В этом причина того, что все великие, идеи были извращены, включая христианство или коммунизм, который, кстати, не Маркс выдумал. Обвинять Маркса в сталинизме и Голодоморе несерьезно, а Сталин не совершил бы своих преступлений, если бы не было миллионов исполнителей, ибо, повторимся, социумом правит, в первую очередь ,психология толпы и лишь потом — идеи и вожди. Большевизм же является продуктом русской тоталитарной революционности, которая выросла из авторитарной, религиозной и люмпенской психологии толпы и лишь к концу ХIХ века поверхностно восприняла марксизм. В этом и состоит главная идея книги Н.Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», что оппонент игнорирует, хотя обильно ссылается на Бердяева.
Ссылаться на противоречивого Бердяева следует осторожно, а В.Барановский делает это однобоко. Верно говоря о религиозных корнях (парадокс, но объяснимый глубинной психологией!) материалистического марксизма, Бердяев пишет, что Маркс перенес на пролетариат мессианство евреев как избранного Богом народа, но тут же говорит о якобы русском происхождении идеи пролетарского мессианства, которую «подбросил» Марксу бунтарь-анархист Михаил Бакунин, что похоже на правду, ибо эта «русская по духу» идея противоречит западному рационализму и скептицизму Маркса.
Экстремизм Маркса и Энгельса имеет разные причины. В момент создания «Манифеста» (1848 года) они были «молодыми и горячими» — Марксу было едва 30, а Энгельсу — 28 лет. Важен социально-исторический момент: жестокая эксплуатация наемного труда, пролетаризация неимущих классов, всплеск классовой борьбы. Особое значение имела революция 1848 г.: хотя она считается «буржуазно-демократической», но, например, во Франции была во многом пролетарской, проходила под лозунгами социализма и была подавлена военной диктатурой буржуазии и консерваторов. В ответ Маркс вполне логично говорит о диктатуре пролетариата для подавления буржуазии.
Диктатура пролетариата и ее роль — это действительно слабое место марксизма, но не в том смысле, как пишет В.Барановский. После революции 1848 г. А.Герцен отмечал: во-первых, «мещанство — идеал, к которому стремится, подымается Европа... Работник всех стран — будущий мещанин... Будь пролетарий побогаче, он и не подумал бы о коммунизме»; во-вторых, пролетарии неспособны отстаивать и формулировать свои интересы, грабят и жгут все подряд, а «разнуздание дурных страстей» ведет к кровавому психозу, реакции, деградации. Герцен был первым революционным мыслителем, поставившим вопрос об издержках революции: революция — это хаос и выпадение общества из нормального развития, это обычно не прогресс, а регресс с неизвестным результатом; восстание морально незрелой массы чревато социальными кошмарами. Маркс этого так и не понял, но Энгельс перед смертью вынужден был согласиться с такой точкой зрения, а ХХ век доказал правоту Герцена.
Маркс действительно считал украинцев «неисторической», исчезающей нацией, о чем часто и истерично кричат некоторые наши публицисты, вырывая мысль Маркса из сложного контекста. Маркс ошибочно не признавал самостоятельной национальную борьбу, подчиняя ее классовой. Национальные движения в Европе он разделял на «революционные» и «контрреволюционные», которые содействуют или мешают борьбе с реакцией. А «контрой» Маркс и Энгельс считали не всех украинцев, а украинцев Галичины и Закарпатья (русинов): в революции 1848 г. они поддержали Австрийскую монархию, которая вынужденно дала им некоторые политические свободы, а селян освободила от барщины; «контрреволюционные» русины выступили против «революционных» польских и венгерских панов, которые боролись с монархией, но угнетали украинцев; Маркс же при всей своей гениальности не понял сложных национальных отношений на окраинах Австрии. Что касается большевиков, то, подавляя и уничтожая украинскую нацию, они руководствовались экономическими мотивами (хлеб, уголь, металл) и глубоко укорененными традициями русского шовинизма и империализма, а не туманными идеями о «реакционных украинцах» Маркса и Энгельса, которые, кстати, самой реакционной нацией считали именно русских.
Но совершенно антинаучна расхожая байка о том, как Ленин с большевиками устроили революцию по инструкциям, которые Маркс написал в тиши кабинетов и библиотек! Революция — это движение огромных масс людей, никакие партии и вожди не способны ее устроить. Революция вспыхнула в феврале 1917 г., когда большевики и другие партии ни на что особо не влияли. По Бердяеву, в России было лишь две силы — кондовое самодержавие и такой же народ. Сам Ленин справедливо говорил, что для революции нужны «объективные и субъективные предпосылки», обострение социальных противоречий, хаоса, нищеты.
Не было никаких «двух революций» — буржуазно-демократической и социалистической! Была единая Русская революция: начавшись в феврале 1917 г. и пройдя ряд этапов, она окончилась в 30-х гг. антисоциалистической контрреволюцией, крайней формой госкапитализма и сталинским фашизмом! Ленин совершил переворот на волне революции и подобрал власть, валявшуюся под ногами.
Не соответствует действительности мнение оппонента о том, что Ленин придерживался марксизма с небольшими отклонениями. Маркс говорил о рабочей революции. В России рабочий класс был ничтожно мал. Ленин заговорил о «рабоче-крестьянской» революции. Русская революция была пролетарской, но главной движущей силой были крестьяне — мелкие собственники, пролетаризованные войной и хаосом. Лозунг Ленина о «переходе буржуазной революции в социалистическую» — это чисто русская идея, восходящая к Белинскому, Чернышевскому и др. Здесь же уместно вспомнить мысли Ленина о том, что революционная масса не будет знать, что делать, и потому ей понадобится «руководящий и направляющий авангард». Все это в корне противоречит Марксу, но намного ближе к реалиям России, и на этом делал ударение Бердяев. Удивляет заявление В.Барановского о «введении госкапитализма через НЭП»: НЭП — это вынужденный отход Ленина от госкапитализма, а Сталин уничтожил НЭП и вернул тотальный госкапитализм. Советский госкапитализм в корне противоречит Марксу, у которого социализм — это «ассоциация производителей».
Маркс ничего конкретного о формах коммунизма не сказал, из него можно сделать анархические выводы, отрицающие государство совсем. Ленин отбрасывает Маркса. У Ленина диктатура пролетариата, а реально — бюрократии, означает власть более сильную и деспотичную, чем в буржуазных государствах. Государство — организация классового господства, оно отомрет и заменится на самоорганизацию только с исчезновением классов, когда это будет — никто не знает, а Советская Россия окружена врагами и погрязла в анархии. По Ленину, нужно пройти через железную диктатуру по отношению к буржуазии и рабоче-крестьянским массам; а когда они приучатся соблюдать элементарные условия, диктатура окончится. Подчинить массу одной силой невозможно. Нужны скрепляющие символы, религия. Извращенный марксизм для этого оказался пригодным. Большевики извратили суть марксизма: из учения о победе человека над довлеющими силами коммунизм стал системой закрепощения и подавления. Вместо бесклассового общества без эксплуатации возник привилегированный класс бюрократии, а госкапитализм оказался эксплуататором не меньшим, чем капитализм частный.
Рассуждения В.Барановского об «антигуманизме» Маркса говорят о том, что самого главного в Марксе он не понял! Гуманизм Маркса состоит отнюдь не только в мечтах об обществе без эксплуатации, а буржуазные права, мораль и культура — это далеко не только гуманизм. Мысли Маркса о «товарно-денежном фетишизме», «отчуждении» и «иллюзиях сознания» в ХХI веке стали еще более актуальными. «Цивилизации» требуется шизоидный отчужденный конформист. Рынок из экономической категории превратился в психологическую: человек видит себя только продавцом или покупателем. Маркс показывает патологию нормального среднестатистического индивида, который теряет человеческую сущность, перестает быть человеком как таковым. По Марксу, социум формирует в человеке «сущностные силы» (страсти), противоречащие сути человека. Это не что иное, как «раскол сознания», сиречь «шизофрения», которой больно все общество, а дегуманизация — это плата за цивилизацию. Возникает и такая мысль: товарно-денежные отношения и государство не являются единственно возможным и верным путем, цивилизация идет «не туда», а куда следует идти — никто не знает!
Ренессанс был культурой олигархии — богатых клерикалов, аристократов и магнатов, которым освобождение от догм религии давало уверенность, власть, силу, блеск, а реформация была идеологией бедноты и низов среднего класса. (См. хрестоматийную книгу Э.Фромма «Бегство от свободы»). Говорить о гуманизме ренессанса, как это делает В.Барановский, — несерьезно. Несерьезно, не поняв толком Бердяева, который тоже не все понял у Маркса, говорить о «разложении гуманизма в коллективизме Маркса». Нет у Маркса никакого «коллективизма»! Вопреки штампам об «индивидуализме» и «ценности личности», буржуазное «общество потребления» намного более стадное, чем советская «коммуналка», только на манипулятивной, нерепрессивной основе.
Гуманизм в нынешнем смысле восходит к просвещению. Главный догмат гуманизма таков: человек — высшая ценность и мера всех вещей. Но ведь жизнь человека имеет смысл, если есть надличностные ценности, более важные, чем «сексуально-бытовые» проблемы частной жизни. Специально для В.Барановского отметим, что Бердяев не отстаивал, а жестоко критиковал гуманизм: человек не может жить без Истины, Смысла и Бога, иначе остается мещанско-социальное устроение бессмысленного существования в краткий миг земной жизни. По Бердяеву, идея коммунизма явилась потому, что христианство свою роль не выполнило; по Фромму, коммунизм — это светская нетеистическая религия об избавлении и Царстве Божием. Идеал коммунизма извратили, прежде всего, так называемые коммунисты, но идеал-то в этом не виноват!..
Отбрасывая свои же противоречивые рассуждения об «антигуманизме» Маркса, Н.Бердяев дает гениальную трактовку экзистенциальной сути марксизма: «Марксизм есть не только учение... о полной зависимости человека от экономики, марксизм есть также учение об избавлении,.. о грядущем совершенном обществе, в котором человек не будет уже зависеть от экономики, о мощи и победе человека над иррациональными силами природы и общества». Здесь — «душа» марксизма, а не в экономическом детерминизме и классовой борьбе!
Маркс видел «спасение» человечества в том, что, получив нормальный уровень жизни, оно поднимется выше «социально-экономического болота» и реализует свое высшее предназначение в бесконечном познании и разумном преобразовании мира! Но ход развития современной цивилизации показывает, что он, похоже, и здесь ошибся...
