Он родился в январе 1938-го, а еще спустя двадцать лет написал:
Шумуйте, весни — дні, ярійте, вечори,
Поранки, шліть нам усмішки лукаві!
Вперед, керманичу! Хай юність догорить
— ми віддані життю і нам віддасться в славі.
В славе ему «віддалося». Хотя — как и надлежит бескомпромиссному человеку — он до этого не дожил. В ночь с 3 на 4 сентября 1985 года он ушел из жизни в карцере лагеря ВС 189/36 в селе Кучино Чусовского района Пермской области. В ноябре 1989 го Василия Стуса вместе с Юрием Литвином и Олексой Тихим перезахоронят в Киеве, на Байковом кладбище. Это странное кладбище... Оно «объединило» Стуса с разными номенклатурщиками, которые в свое время его преследовали. Впрочем, это касается не только Стуса, но и, скажем, Вячеслава Чорновила, могила которого неподалеку от последнего пристанища Владимира Щербицкого и других известных «вождей» КПУ/УССР...
В 1972 году в письме одному из них арестованный Стус писал: «Я не националист. Наоборот, я считал нужным делать так, чтобы среди определенной части украинцев развеять дурман самовлюбленности, антисемитизма, захуторянской ограниченности. Так же я считал нужным делать так, чтобы среди определенной части россиян, евреев и т.д. развеять дурман неуважения к украинскому языку, культуре, истории...» Да кто же тогда, в брежневском 1972-м, мог правильно понять, к чему стремился Стус?
А начинал жизнь Василий Стус так. Он родился в Винницкой области. В 1940-м семья переехала в Сталино (это современный Донецк), где папа работал на заводе. В 1954—1959 годах Стус учился в местном пединституте по специальности «украинский язык и литература» (сегодня это уже университет, и на стене одного из его корпусов я видел посвященную Стусу мемориальную доску). Потом учительствовал на Кировоградщине, служил в армии, в 1961—1963 годах преподавал в школе №23 города Горловки Донецкой области. В 1963 году, поработав немного в шахте и редактором газеты «Социалистический Донбасс», Стус стал аспирантом Института литературы АН УССР. Печататься он начал еще в 1959 году, а его первая поэтическая подборка появилась в журнале «Дніпро». Он успел напечатать несколько рецензий, стихов. Мог бы себе спокойно писать диссертацию, поскольку, по его словами, знал «все ходячие цитаты из патентованных классиков», но...
Но больше всего Стус ценил свободу. А свобода, как точно заметил один современный украинский писатель- «пофигист» — это мнение или поступок, ведущее в сторону, движение в сторону. Такое движение Стус сделал 4 сентября 1965-го. Он принял участие в выступлении-протесте против арестов украинской интеллигенции в киевском кинотеатре «Украина». Инициатором протеста был литературный критик Иван Дзюба. Стус присоединился к нему, крикнув публике: «Кто против тирании, встаньте!». Стус сделал свой выбор. С того времени он ничего не прощал Системе, а она ничего не простила ему. Уже 20 сентября того же года Стуса отчислили из аспирантуры с иезуитской формулировкой: «За систематическое нарушение норм поведения аспирантов». Он стал безработным, но не стал конформистом. Он не молчит, когда совершается несправедливость, он не скрывает своих взглядов. Он работает в строительной бригаде, кочегаром, потом устраивается в Центральный государственный исторический архив УССР, откуда его, ясное дело, увольняют «по собственному желанию».
После этого Стус устроился на должность инженера, но инженерную карьеру не сделал. В январе 1972-го его арестовали впервые. Следствие: 5 лет лагерей и 3 года ссылки. В августе 1979-го он вернулся в Киев. Вернулся уже в статусе известного литератора, члена PEN-клуба, а впоследствии и члена Украинской Хельсинской Группы.
А в жизни реальной он был формовщиком II разряда литейного цеха завода имени Парижский коммуны, а впоследствии — намазчиком затяжной кромки на конвейере обувной фабрики «Спорт». Однако Система об этого намазчике не забыла. Второй арест в мае 1980-го. Результат: 10 лет неволи и 5 лет ссылки.
Еще в 1968-м Стус написал:
«Отак живу: як мавпа серед мавп
чолом погрішним із тавром зажури
все б’юся об тверді камінні мури,
як їхній раб, як раб, як ниций раб...»
Преувеличение. Рабом он не стал, что бы формально ни делала с ним Система. Вот что написал о нем Иван Дзюба: «Он не принадлежал к людям, легким в общении. Неразговорчивый, но напряженный не только в слове, но и в молчании, он не годился ни для бессодержательных развлечений, ни для патриотической риторики... В каждое дело вносил серьезность и, сказать бы, невысказанный моральный ригоризм. Даже внешностью своей производил, особенно на новых знакомых, впечатление необычности, избранности».
Это серьезное замечание, поскольку сегодня слишком часто Стуса покрывают «бронзовой» краской, до некоторой степени деликатно высказываясь, идеализируют. Не следует этого делать, ведь когда-то он сам признался: «Мне легче — в зиме, без коротких летних иллюзий — тепла и зелени». Не нужно иллюзий по поводу таких «холодных» людей, как Стус, не следует их делать «белыми и пушистыми». Они такими не были. Стус был очень (слишком) честен с собой, а поэтому имел право требовать честности от других.
Уже этим лично для меня Стус — не только поэт и переводчик, а персонаж исторический или, по его собственными словам, «узник истории». Нам не хватает таких людей сегодня. Нынче можно услышать, что Украине нужны такие деятели, как Ежи Гедройц. Может, и так. Искренне и глубоко уважаю Гедройца. Однако он «создавал» независимую Польшу, собственно, за границами Польши. У Стуса никогда не было своего Мезон ля Фита. Он был в Украине, хотел в ней быть всегда. Вот почему кажется мне, что больше нужны именно такие люди, способные сказать панам, а особенно подпанкам, кто они на самом деле. Когда Стуса исключили из аспирантуры, он после ознакомления с приказом директора Института литературы АН УССР написал: «Пусть это останется на вашей партийной совести». Очень интересно, что бы он сказал о власти в Украине после августа 1991-го...
Пережив в 1975 году клиническую смерть в тюремной больнице в Ленинградской области, Стус напишет:
«Як добре те, що смерти не боюсь я
і не питаю, чи тяжкий мій хрест.
Що перед вами, судді, не клонюся
В передчутті недовідомих верст...»
Как же не хватает сегодня людей, способных, как Стус, признать:
«...Протрухлий український материк
росте, як гриб. Вже навіть немовлятко
й те обіцяє стати нашим катом
і порубати віковий поріг,
дідівським вимшілий патріотизмом...
Це твердь земна трухлявіє щодня,
а ми все визначаємось. До суті
доходимо. І, Господом забуті,
вітчизни просимо, як подання...»
Стус ничего не просил. Тем и интересен. Однако он не требовал лишнего. Он стоял ногами на земле. «Требовать от времени — и немудро, и недостойно, может. Но — и не плыви по течению». Это Василий Стус в 1983-м написал в письме сыну Дмитрию. Это завещание всем тем, кто еще не забыл, что живет именно в Украине, кто еще не утратил те чувства, которые когда-то в иерархии Стуса выглядели так: самоуважение, человеческое и национальное достоинство.
