В столичном кинотеатре «Жовтень» было показано четыре фильма. Хотя компания «Артхаус Трафик» и поспешила назвать организованное ею мероприятие новым громким проектом. Между тем громким он не мог получиться не только из-за скромного количества привезенных в Киев картин — среди их режиссеров не было громких имен, которые привлекли бы в кинозал зрителя. Что, впрочем, говорит не в пользу последнего: поколение молодых людей, которые сегодня в основном и посещают кинотеатры, о достоинствах кинематографа нашего западного соседа, несколько десятилетий считающегося одним из лучших в мире, ничего не знает. И, похоже, ничего знать и не хочет.
ЛИНИЯ 1: «ЭДДИ»
Открылась «Линия польского кино» картиной Петра Тшаскальского «Эдди», отмеченной призами ФИПРЕССИ и жюри на Берлинском кинофестивале, призом Филиппа Мориса на Фестивале в Карловых Варах, а также многочисленными наградами польских кинофорумов. Героями ленты стали сборщики металлолома, у нас именуемые бомжами, и уже одно это обстоятельство вызывает симпатию к ее авторам. В то время как экран давно отдан гангстерам, проституткам, силовикам и прочим бандитам всех мастей, режиссер обращает свой взгляд на маленького человека, оказавшегося даже не на обочине жизни, а на ее свалке.
Эдди, очищающего город от выброшенных велосипедов, холодильников и даже телевизоров, два промышляющих «левой» водкой брата, нанимают репетитором для своей семнадцатилетней сестры. Что, конечно же, учитывая нынешний род занятий героя, выглядит странным. Но такой сюжетный ход оправдывают два обстоятельства. Во-первых, Эдди вместе с ломом подбирает выброшенные книги и даже читает их, благодаря чему считается в кругах люмпенов и мелких торговцев интеллектуалом. Во- вторых, братья заботятся не только о том, чтобы сестра получила диплом техникума, благодаря чему они смогут открыть забегаловку. Помимо необразованности, они обеспокоены и ее проснувшимся и рвущимся наружу из молодого красивого тела либидо, которое держат под замком. Эдди же оказался идеальным преподавателем ввиду своей физической непривлекательности. Между тем именно он, оставшись ночью во время отсутствия полукриминальных типчиков с их сестрой, не усмотрел за девушкой, и та, сбежав из дому, естественно, забеременела. И тут на нашего героя свалились очень большие неприятности, а на нас — вопросы, которые хотелось бы задать авторам картины.
В подобных случаях такие тупые, безжалостные типы, как эти торговцы водкой, отправляют сестер и жен на аборт. Поэтому не совсем понятно, почему они этого не сделали. Впрочем, можно, конечно, предположить, что братья заботятся не только о дипломе, но и о здоровье сестры. Однако ход дальнейших событий ставит вопросы посложнее. Оскопленному братьями Эдди (презирающая репетитора-бомжа ученица свалила на него вину за беременность, чтобы отвести подозрение от любовника) отдают ребенка, и он уезжает с ним и своим другом в деревню. Но только герой успел размечтаться, как он воспитает приемного сына, как у него малыша забирают обратно. При этом все превратности судьбы Эдди переносит настолько стойко и смиренно, что недоумеваешь: откуда у него такое терпение и смирение, откуда мудрость и умиротворенность, ради обретения которых люди уходят в монастырь, в пустыню, в Тибет, постятся и совершают другие тяжкие аскезы, но порой так и не поднимаются на те вершины духа, на которых оказался наш герой? Он, правда, обмолвился товарищу, что, читая Шекспира и других классиков, обрел покой. Можно еще предположить, что мудрость Эдди черпает в вине, которое пьет чаще, чем воду. Но много ли просветленных, чистых душ вы видели среди любителей вина и беллетристики, пусть и попавшей в разряд классики? Если да, то покажите их мне.
В финале герой проявляет новые признаки святого. Своим смирением и всепрощением он размягчает сердце не только обрекшей его на страдания девицы. Он также преображает душу жестоких братьев, которые в обмен на некогда подкинутого ребенка дают кастрированному ими же бомжу деньги и при этом ведут себя покорно и пристыженно, не реагируя на оскорбления и тумаки друга Эдди.
Можно, конечно, понять, почему нравственный пафос оказался сильнее жизненной логики. Режиссер, принадлежащий к поколению сорокалетних, а значит родившихся и сформировавшихся еще в коммунистической Польше, как и другие его совестливые ровесники удручен новой посткоммунистической реальностью: появлением нищих, совершенно не защищенных людей, спаиванием народа — несимпатичные герои спиртным торгуют, симпатичные его пьют. Не нравится режиссеру и бессмысленная суетность городской жизни, которой он противопоставляет жизнь на природе, где, как объясняет Эдди, «есть все». Не меньшим дефицитом, нежели чистые воздух и вода, в современном мире является святость, которой режиссер наделяет не священника, не монаха, а бомжа. Факт довольно красноречивый для гордящейся и Папой Иоанном II, и самой своей приверженностью католической традиции Польше. Кстати, в фильме много кадров, снятых сверху — не ангел ли хранитель, паря над героем, наблюдает за ним?
ЛИНИЯ 2: «ЮГ — СЕВЕР»
Монахом делает своего героя Лукаш Кравовский, который, как и Петр Тшаскальский, пытается вывести социальные проблемы на иной, метафизический уровень. В названии его картины «Юг — Север» отражено направление, в котором движется не успевший повзрослеть за монастырскими стенами почти тридцатилетний… юноша, которого мужчиной и не назовешь. Он хочет увидеть море, и воплощение этой мечты не терпит отлагательств — из-за возникшей в мозгу опухоли дни парня сочтены. Ему в попутчицы набивается симпатичная девчушка, которая тоже обречена — проработав в Варшаве год проституткой, она заразилась СПИДом (тема актуальная и для Украины). Путешествие обреченных молодых людей, которые могли бы составить прекрасную пару, родить прекрасных детей, которым просто хочется жить и любить, но приходится умирать, становится метафорой своеобразной Голгофы. Восхождение на нее, как известно, символизирует очищение, через которое и должны пройти герои фильма.
Любопытно, что режиссер убивает своего героя, так и не дошедшего до моря, сразу же после того, как он вкусил плод мирской любви — очевидно, без этого, по мнению авторов картины, бывший монах не приобщился бы к блаженству вечной жизни. Юлия же, оказавшись на заветном морском берегу, сообщает нам о том, что полностью избавилась от страха — чувства, которое является преградой на пути к счастью и свободе. Как и в «Эдди», авторы фильма «Юг — Север» не питают иллюзий насчет того, что кто-то сделает нас счастливыми. Они как бы напоминают, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. И пути к спасению лежат не в сфере решения социальных проблем, хотя их и нужно решать, а в нашей душе.
ЛИНИЯ 3: «ПЛОЩАДЬ СПАСИТЕЛЯ»
Нет никаких шансов ни на счастье, ни на спасение у героев картины «Площадь Спасителя» Кшиштофа Краузе, получившей множество наград на польских кинофестивалях и объявленной лучшей польской лентой минувшего года. Жертвой дикого капитализма, сменившего ненавистный социализм советского образца, в фильме становится семья и, в частности, женщина. Супружеская пара с двумя детьми в ожидании ключей от долгожданной квартиры ютится у матери мужа. Когда же компания-застройщик вдруг обанкротилась (ситуация, знакомая и нашим соотечественникам), совместная жизнь совсем разладилась. Брошенная ради любовницы жена, которую выживает свекровь и не принимает муж сестры, идет на крайние меры. Оказавшись на вокзале, она, чтобы не обрекать своих детей на дальнейшие страдания, травит их таблетками, а себе режет вены. Но на этой ноте отчаяния картина не заканчивается. Всех троих спасают в реанимации, после чего покусившуюся на жизнь своих детей женщину судят. В конечном итоге на скамье подсудимых должен оказаться ее раскаявшийся муж, отказавшийся от ложных показаний. Но прежде чем суд определит степень его вины, моральный приговор своей картиной выносит режиссер: причиной семейных, социальных и прочих проблем является безответственность, легкомысленность, если хотите, инфантилизм мужчин — убегающих к любовницам мужей, смывающихся на Канары владельцев «обанкротившихся» фирм, обманывающих избирателей политиков и т.д.
ЛИНИЯ 4: «ТЕСТОСТЕРОН»
Четвертым фильмом «Линии польского кино» стал «Тестостерон» Томаша Конецкого —приперченная ненормативной лексикой комедия, герои которой собрались, чтобы отпраздновать свадьбу научного работника и поп-звезды. Однако более похожая на проститутку, нежели на певицу, невеста сбежала с венчания, которое, как оказалось, использовала для рекламы нового альбома. Свадебное застолье без невесты превращается в мужскую разборку, на которой только что зародившаяся дружба превращается из-за женщины во вражду, а вражда оборачивается счастьем: официант в отце горе- жениха обнаруживает и своего родителя — сперматозавра, сумевшего оплодотворить чуть ли не всю лучшую половину женского населения страны.
Режиссер вкладывает в уста героев столько шокирующих «откровений» об отношениях мужчин и женщин, мозги которых безнадежно затерялись где- то между ног, что появляются все основания более не относить себя к роду человеческому. Ирония достигает апогея в финале картины, когда гормональные страсти, каждый раз приводящие взбесившихся самцов к мордобою, завершаются венчанием новой пары. Представ перед алтарем, ненасытный до любовных утех официант-Казанова и его беременная невеста вместе с гостями выслушивают высокие слова о священном таинстве брака, после чего предаются празднику плоти. Последний кадр — компания гостей вместе с женихом и невестой резвится на природе, подобно стайке молодых животных в период спаривания, — не оставляет никаких сомнений относительно того, что режиссер и драматург Анджей Сарамонович, по одноименной пьесе которого и снят фильм, отводят нам место на эволюционной лестнице где-то между шимпанзе и гориллами.
А раз так, то и все попытки других режиссеров обратить наше внимание на социальные, моральные, метафизические и прочие человеческие проблемы бытия становятся бессмысленными. Тестостерон, коль мы поверили в его власть над нами, обрек нас на существование в сфере чистой биологии, не ведающей ни печали, ни сомнений, ни душевных порывов, ни культуры. По крайней мере таков окончательный приговор авторов «Тестостерона», которые преодолевает свое отчаяние с помощью кино.
