Еще до Второй мировой войны в каждом классе Машевской школы рядом с портретами польских королей висел и портрет Болеслава Пруса. Немало машевских бабушек помнят, как учительница пани Вербовая водила их на экскурсию на место имения, которое принадлежало семье Болеслава Пруса. В Машеве и до сих пор этот угол села называют «Гловаччиною». Ведь Прус — псевдоним, а от рождения будущий писатель назывался Александром Гловацким.
— Домка, а где же мои дети? — спрашивает у соседки мама. А сестра моя вылезла на этот дуб на самую верхушку! По коре вскарабкалась... Мама как увидела, так у нее и ноги онемели, — у 87-летней Надежды Николаевны Ретерук на удивление ясная память.
Ее семья, все поколения в которой с незапамятных времен носят прозвище Казаки (потому что один из предков — донской казак), испокон веков жила рядом с Гловатчиной. С усадьбой, которая принадлежала родителям Болеслава Пруса. От имения остался только одинокий дуб, с верхушки которого и сегодня, как и в годы детства бабы Нади, виден Любомль. Таких могучих дубов, которые вполне могли помнить и детство будущего писателя, было три. Стояли, вспоминает, колодец деревянный, абсолютно трухлявый, старая груша, столы и скамейки из трухлявых уже досок. В Машеве живо предание, что за этим столом, под этой грушей, и писал Болеслав Прус кое-что из своего знаменитого романа «Фараон». Во всяком случае уважение к писателю здесь, кажется, в крови каждого местного жителя.
В это лето, на Спаса, в Машеве отметили 160 годовщину со дня рождения великого земляка. По инициативе машевского сельского председателя Татьяны Михайловны Марченко создали своеобразный мемориальный уголок на месте бывшего имения. Огородили дуб забором, посадили цветы. Поставили табличку: «На этом месте находилась усадьба родителей Болеслава Пруса (Александра Гловацкого)». Испокон веков жители хат, стоявших на месте имения, сбрасывали в этот закоулок мусор. А теперь и сами присматривают за порядком. В Машеве жила семья Болеслава Пруса, а родился он в местечке Грубешев. Мама выехала туда перед самыми родами, — рассказывает большая поклонница творчества знаменитого земляка, завуч местной школы Мария Леонтьевна Краевская.
Отец будущего писателя, как рассказывает своим ученикам Краевская, получил агрономическое образование, однако «нигде не мог нагреть себе места, потому что был по жизни неудачником». Чаще нанимался управителем к более богатым шляхтичам. Так и оказался на Волыни. В «Гловаччине» был пруд, стояли барский дом, два дома для дворни и хозяйственные здания. У Томаша Гловацкого был всего 31 морг земли, что по тогдашним мерками не очень много.
Хотели машевцы пригласить на 160-летие со дня рождения Пруса и представителей власти и культурных заведений Грубешева. Послали свою делегацию в составе директора школы Трофима Кузьмича Влащука и коренного машевца, ныне заместителя председателя Любомльского районного совета Владимира Евтихиевича Соломянюка.
— Но сложилось впечатление, что Болеслав Прус больше нужен ныне в Машеве, чем в Грубешеве! — говорит Влащук. — Наш визит восприняли с непонятной настороженностью, без особого интереса. Никаких материалов для мемориального уголка в школе, как надеялись, не привезли. Музей очень скромный, а там, где были нужны нам материалы — хотя бы ознакомиться! — ремонт, и нас туда и не пустили. Правда, видели в городе памятник Прусу...
Польская делегация, и то не из Грубешева, а из какого-то небольшого соседнего села или городка, проезжая Волынь, заехала по дороге и в Машев уже через неделю после праздника. Прибыть вовремя грубешевцам якобы помешало отсутствие виз. Поэтому Мария Леонтьевна по результатам своего исследования составила семейное дерево Гловацких, из книги, которую привез директор из Польши, вырезала снимок дома, в котором и родился Александр. У машевских старушек выпросила уникальные, почти столетние, снимки с портретом Пруса в классе. И оформила два стенда.
Однако идея присвоить Машевской школе имя известного польского писателя, несмотря на определенное равнодушие его грубешевских земляков, только окрепла.
Ныне первого сентября в первый класс Машевской школы пришли только четыре ученика.
— Нам бы, как в той поговорке, «только день пережить, только ночь продержаться», — говорит сельский председатель.
Потому что уже в следующем году «первоклашек» будет 13, а потом и 15. Небольшое — до 250 дворов — село свою демографию таки улучшает. В последние годы очень многие машевцы проводят в дома воду, обустраивают ванны, в отдельных домах есть уже и туалеты. Немало хозяек приобрели стиральные машины-автоматы.
— Мой знакомый любомльский сантехник говорит, что из Машева ныне не вылезает! — констатирует Татьяна Марченко.
Еще одним машевским явлением становится возвращение из Штатов бывших эмигрантов. Одна семья уже строит в селе большой дом, собираясь сменить заокеанское Сакраменто снова на родную Волынь.
— Когда их шесть детей приехали в Машев на каникулы впервые за несколько лет, то две недели выгон звенел от их крика! Не могли насладиться свободой. Сначала все допытывались: так можно нам самим из хаты выйти?.., так можно нам самим в магазин пойти?.. Там, говорят, с этим строго, детей слишком опекают. А за этой семьей и другие машевские «американцы» уже взяли участок под застройку, — радуется сельский председатель.
Село живет с того, что держат хозяйство, сдают государству молоко, а перекупщикам за бесценок — скотину. Но выручает близость пограничного райцентра Любомля и Ягодинской таможни. И комплекса для отдыха «Машевский бор», который уже два раза показывали по телевидению в программе «Страна он-лайн» и в который заезжала даже знаменитая пловчиха Яна Клочкова. Отпраздновать здесь свадьбу приезжают из Ковеля, Червонограда. Крестьяне же имеют заработок, продавая картофель, уток и гусей. Хотя тревожит сельского председателя то, что заработки у многих машевчан не совсем легальные, как нелегальные (скрывают налоги) прибыли их хозяев.
Нынешняя Машевская школа поражает ощущением домашности. Возможно, это и от стендов с фотографиями почти всех выпускников и учителей, которых, конечно, смогли отыскать. Три года назад, в 2004 м, по случаю 160 годовщины заведения был издан даже историко-информационный очерк «Школа моей жизни».
— Видите, какая интересная реликвия! — Краевская протягивает старый журнал 5 класса 1948 — 1949 учебного года. — 32 ученика было! Записано откуда. Из Машева и с хуторов: из Запуст, Церковья, Загоры, Курганов... Курганы были таким большим хутором, что там была своя школа.
Старинный курган власть впоследствии распорядилась растянуть. Его землей проложили современную международную трассу. Дня нет, чтобы какой-то беды на том отрезке не случилось... Древняя история края напоминает о себе еще и древнеримскими монетами, которые и сама Мария Леонтьевна, и другие односельчане до сих пор выкапывают на огородах.
Идею присвоить школе имя Болеслава Пруса вынашивала еще Эмилия Верба, которая работала учительницей начальных классов в 1930 — 1939 годах.
— В день рождения Пруса и в день его памяти в селе были торжественные мероприятия. Молодежь собиралась здесь, около дубов Гловацких, читали отрывки из его произведений, — вспоминает бабушка Ретерук. По ее приглашению в Машев в 1938 году приезжали представители польского краеведческого общества. Ходили в имение, которое Болеслав Прус как потомок незадолго до смерти продал, расспрашивали людей. Якобы эта комиссия впоследствии хлопотала перед польским правительством, чтобы в Машеве построили новую школу и назвали ее именем Болеслава Пруса, и к ней в правительстве прислушивались.
Но через год Польша уже сделала первый шаг во Вторую мировую войну...
Новую школу в Машеве построили — на месте бывшего католического монастыря, от роскошного сада которого до нашего времени дошла тополиная аллея. Александр Гловацкий, став Болеславом Прусом, по пересказам, один раз таки побывал в Машеве. Пишет якобы об этом в дорожных заметках, которые существуют только на польском языке. Из маленького села, которое волей судьбы стало семейным гнездом писателя мирового значения, трудно изучить перипетии его жизненного пути. Однако сделанное уже силами Марии Леонтьевны Краевской и ее единомышленников поражает. Ведь в стремлении увековечить память сталкиваются и с тем, что кое-кто напоминает о национальности Болеслава Пруса. Мол, не украинец... И назвали ли бы именем украинского писателя школу где-то в Польше?..
— Он стоит вне нации, имеет мировой значение, — считает Краевская, которая перечитывает пятитомник Пруса и может многое цитировать наизусть. Больше всего же увлекается романом «Кукла». — На социальную тему мы читаем в школе много. Та же «Анна Каренина», «Мадам Бовари»... Но «Кукла» — шедевр критического реализма. А роман «Фараон»!.. Когда он писался, именно было увлечение темой Египта, потому что египтяне вели национально-освободительную борьбу. Я бы сказала, что Прус превзошел всех. Как талантливо поднял он тему власти, и его мысли актуальны до сих пор. «Я пришел к выводу, — говорит будущий фараон Рамзес Тринадцатый, — что в нашем государстве законы разные для всех. Словно те же двери: есть узкие, а есть широкие. Я, говорит, как стану фараоном, хотел бы сделать свои законы, одинаковые для всех». Далее еще одна интересная мысль о том, когда государство счастливо. Если люди радуются, весело живут, государство процветает. Если люди плачут, если им тяжело, государство приходит в упадок. Разве это и нам не актуально?..
— А ученики ваши читают Болеслава Пруса?
— Слава Богу, что читают!
Любознательная учительница, которую (как призналась ее бывшая ученица нынешний машевский сельский председатель Татьяна Марченко) называли «лучом света», дочиталась у Пруса до того, что нашла в его произведениях и «волынский след». Это и рассказ «Саксонский сад», в котором описывается встреча героя, шляхтича из Варшавы господина Болеслава, с провинциальными родственниками. Они ему говорят, что он — «настоящий волыняк». Есть ссылка на Волынь в примечаниях к произведениям, которые, несмотря на мелкий шрифт, Краевская все перечитала. Собственно и сама бабушка Ретерук, с абсолютно светлой памятью, хранит давние воспоминания о Машеве. А старые люди рассказывали, как богатые машевцы ездили в Варшаву к Болеславу Прусу покупать его имение. Как встречал он их гостеприимно, расспрашивал о крае, где прошли и его первые детские годы... У тех машевцев не было необходимой наличности, а ждать писатель уже не мог (он умер через два года). Имение приобрел машевский же помещик Петропавловский, потом оно перешло в другие руки, там смена власти, война... Остался один дуб, неизменный десятки лет, только начал усыхать вершок.
