В первую очередь, хотел бы присоединиться к тем, кто уже выразил благодарность редактору и коллективу газеты «День» за проведение дискуссии по поводу создания в Украине «Музея советской оккупации». Эта дискуссия была не только интересной, но и полезной. Исторический материал, которым пользуются ее участники, позволяет не только лучше понять их позиции, но и сущность событий, пережитых Украиной за период «советской эпохи».
Бесспорно, сочетание слов «советский» и «оккупация» звучит для нас необычно, вызывая разные, иногда противоположные, эмоции. Тем более что оно прозвучало на самом высоком уровне. Можно спорить по поводу того, стоит ли бросать такие слова в наше общество, которое еще до сих пор не имеет установившейся оценки прошлого, но термин «советская оккупация» уже пошел в широкое обращение, вызвав при этом как поддержку, так и различные возражения. От категорично-эмоциональных: «...никакой советской оккупации не существовало в природе» (Виктор Пушкин), «Музей советской оккупации — это святотатство над всем нашим прошлым. Мы все из того времени — пенсионеры». (Лина Томчи), «Считаю, что никакой советской оккупации у нас не было...» (Дмитрий Мартынов) до научно-взвешенных: «Объективные исторические факты свидетельствуют о том, что не стоит тезис об оккупационном характере советской власти в западных областях распространять на всю Украину. Советская оккупация — это термин, имеющий право на существование... Но использовать этот термин по отношению к основной части Украины — некорректно с научной и политической точек зрения». (Станислав Кульчицкий). (Позвольте мне и в дальнейшем называть только имена авторов — участников дискуссии, без указания их должностей и званий).
В аргументации большинства противников музея есть одно слабое место. Категорически отвергая термин «оккупация», они не предлагают взамен другого, собственного объяснения событий. Сказать: «не было никакой оккупации» — этого мало. Нужно еще сказать — а что было? Каким термином можно обозначить ту власть, тот политический режим, который действовал в Украине с конца 1917 (с перерывами) до 1991 года. Нам отвечают: «советская власть», «коммунистическая диктатура», «тоталитарный режим». Это верно. Но остается самый важный вопрос: а чья это была власть? «Наша», украинская, или «импортная»? Эта диктатура была порождением украинского общества или она была навязана нам извне? И мог ли этот режим возникнуть, укорениться и существовать в Украине без внешних влияний? Без мощного «силового поля» другого государства?
Вопрос: «Чья власть?», на мой взгляд, является сутью дискуссии. Мы можем долго спорить, какой термин будет более точным («оккупация», «аннексия», «колониальный режим»). Это не так важно, ведь по сути — это только разные юридические определения одного и того же явления, называющегося «иностранным порабощением».
Но, если мы не воспринимаем термин «оккупация», то должны признать, что эту власть создали сами, согласиться с мнением Михаила Веригина, утверждающего: «Украина добровольно вошла в состав СССР. ...Так что никакой оккупации не было — мы сами так решили». Неужели и на самом деле, мы, украинцы, так решили: посадить себе на шею диктатуру коммунистических вождей из Москвы; сами организовали для себя Голодомор, ГУЛАГ, коллективизацию, раскулачивание, депортации и репрессии?
Поэтому противникам термина «советская оккупация» я бы посоветовал поработать над «позитивной» частью своей критики. Дайте свое название этого явления и обоснуйте его.
Хотя вряд ли это удастся, потому что придется спорить с «самим Лениным», который абсолютно откровенно называет вещи своими именами — «оккупация», «оккупированные области». (Эту чрезвычайно интересную цитату из телеграммы В. Ленина к И. Вацетису от 29 ноября 1918 года приводят в своих статьях и Станислав Кульчицкий, и Роман Круцик.) Простите, но если уже даже «вождь мирового пролетариата» считал советский режим «оккупационным», то неужели мы будем убеждать и его, и самих себя в противоположном?
Не могу согласиться с некоторыми аргументами сторон. Так, Станислав Кульчицкий утверждает: «Когда мы говорим: «советская оккупация», то имеем в виду совсем другое словосочетание: «российская оккупация». Мне кажется, если бы организаторы музея хотели говорить о «российской оккупации», то назвали бы его «Музеем российской оккупации», а не прятались бы за словом «советский». Ведь никто не боится использовать термин «российский колониализм» на определение того времени, когда большая часть Украины находилась в составе Российской империи. А с конца 1919 — начала 1920 года (после третьего большевистского нашествия) большая часть Украины была под оккупацией войск Советской России. Поэтому вполне правомерно использование термина «советская оккупация». Безусловно, между Российской империей и Советским Союзом было много общего, но, тем не менее, мы признаем существование и существенной разницы как в формах, так и в сущности этих государственных образований. Поэтому «советский» и «российский» — далеко не одно и то же. К тому же, слово «Советский» было частью официального названия как РСФСР, так и СССР — Советского Союза. То есть, и по сущности, и по форме название «советская оккупация» отражает суть явления: территория Украины была оккупирована войсками Советской России и в последствии включена в состав Советского Союза. Поэтому, когда мы говорим о «российском колониализме» и «советской оккупации» —мы просто пытаемся называть вещи своими именами, а не «закладываем взрывчатку и зажигаем фитиль в отношения между украинцами и россиянами (русскими)», потому что прекрасно понимаем принципиальную разницу между «Российской империей», «российским коммунизмом» и российским народом.
Полностью согласен с мнением Станислава Кульчицкого, что «Не нужно перекладывать ответственность политического режима той или иной страны на саму страну и народ, который ее населяет». Но мы не должны забывать и того, что коммунизм был не «просто» коммунизмом, а именно «российским коммунизмом», как нацизм — «немецким», фашизм — «итальянским», маоизм — «китайским». ХХ век был временем появления, расцвета и упадка тоталитарных режимов, которые в разных странах приобретали несколько различные «национальные» формы. «Советский коммунизм» был российским вариантом тоталитаризма, порождением российского общества, явлением, выросшем на российской почве, как нацизм вырос на немецкой, а фашизм — на итальянской.
Но, когда мы говорим о «немецком национал- социализме» или «итальянском фашизме», то разве мы ставим знак равенства между немецким народом и нацизмом, итальянцами и фашизмом? Нет, потому что мы прекрасно понимаем, что не все немцы были нацистами и не все итальянцы были фашистами, как не все россияне были коммунистами, и что нельзя отождествлять политический режим с народом и страной. Так почему же, когда мы жестко и справедливо критикуем нацизм, рассказывая об ужасах немецкой оккупации времен Второй Мировой войны, никому не приходит в голову мысль о том, что мы при этом якобы обижаем всех немцев и разжигаем антинемецкие настроения? Так, спрашивается, почему кое-кто считает, что, критикуя и осуждая российский коммунизм, мы при этом якобы обижаем россиян?
А «украинского» коммунизма не было и не могло быть, как не может существовать «еврейский» или «цыганский» национал-социализм. Существование «национал-коммунистического течения в правящей партии» еще не является свидетельством существования «украинского коммунизма». Это была «национал-уклонническая» ересь в ортодоксальном российском коммунизме, которая не имела никаких шансов на существование, не говоря уже о том, чтобы стать чем-то полностью самостоятельным. Печальная судьба представителей этого течения является убедительным свидетельством этого, ведь независимая Украина (пусть даже коммунистическая) была абсолютно неприемлемой для российского коммунизма. Бесспорно, оккупационный режим пытался придать себе «украинские черты», замаскировать настоящую сущность за внешними признаками. Но разве попытки М. Скрипника и других придать «советским формам» украинское содержание не продемонстрировали их абсолютную несочетаемость? Украинский народ и российский коммунизм — несовместимые антиподы. Несмотря на то, что Советская власть и коммунистические порядки имели и до сих пор имеют в Украине многих сторонников, эта власть всегда была и будет для нас чужой властью, порождением другого общества; властью, навязанной нам извне при помощи грубой силы и беспардонной лжи.
Как лучше говорить: «совєтський» или «радянський»? Не возражаю категорически против первого варианта, потому что термин довольно точно отображает суть явления и к тому же распространен во многих языках. Но это слово «режет ухо» и вызывает лишние эмоции избыточным акцентированием на «российскости» явления. (Для сравнения: слова «независимая Украина» в русском языке звучат абсолютно нормально, но когда кто-то скажет «незалежная Украина», то сразу чувствуется негативная эмоциональная окраска этих слов). Поэтому я склоняюсь к использованию «украинизированного варианта» — «радянський», не вызывающего лишних эмоций. К тому же слово «радянський» настолько крепко срослось с понятием «Радянський Союз», что при его использовании ни у кого не возникает сомнений, о чем именно идет речь. И хотя в нашей истории была «Центральная Рада», хотя высший орган законодательной власти независимой Украины имеет название «Верховная Рада Украины», а в каждой административной единице действуют свои «рады», ни у кого не повернется язык назвать их власть «радянською».
А сейчас мне бы хотелось взглянуть на обсуждаемую проблему немного с другой стороны — через анализ событий всемирной истории. Возможно, исторический опыт других стран позволит лучше понять нашу собственную историю.
Противники термина «советская оккупация» пытаются доказать свою правоту, ссылаясь на существование признаков «украинской советской государственности» со своим правительством и другими органами власти, на факт членства УССР в ООН, на то, что многие украинцы состояли на различных должностях: «У том-то и дело, что и большевистский тоталитаризм, и «бескровный» брежневский авторитаризм утверждались в Украине не только посланцами «центра», но и самими украинцами.» (Юрий Шаповал).
Это все правда, но давайте вспомним период Второй Мировой войны, когда нацистская Германия и ее союзники создавали «новый порядок» в Европе, а Япония — «сферу сопроцветания великой Восточной Азии» на Тихом океане. Страны-агрессоры, вводя на захваченных территориях собственные порядки, в то же время пытались привлечь к сотрудничеству различные слои населения оккупированных стран. С целью замаскировать действительное положение вещей, оккупанты создавали марионеточные правительства из «местных» кадров, а также разного рода «государственные» образования (в том числе «независимые»). Я не буду делать ударение на известных (хрестоматийных) примерах «независимого государства» Маньчжоу- Го во главе с последним китайским императором Пу I, «режима Виши» во Франции и правительства «фьорера» Видкуна Квислинга в Норвегии.
Остановлюсь на других фактах, вынуждающих утверждать, что существование разного рода оккупационных «правительств» было скорее правилом, нежели исключением.
Как известно, организация оккупационной власти в разных странах имела существенные отличия. Отдельные территории и даже некоторые государства (как Люксембург) были аннексированы странами-оккупантами, то есть включены в их состав. Их население получило новое гражданство и, соответственно, новые права и обязанности. Оно оказалось в таких условиях, когда нелояльность относительно новой «родины» могла быть квалифицирована как государственное преступление с соответствующими последствиями.
На других территориях были созданы разного рода административные образования, начиная с безымянного «Генерал-Губернаторства» с центром в Кракове, Рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина», которыми руководила немецкая администрация, «Протектората Богемии и Моравии» во главе с собственным «Государственным президентом» и заканчивая «независимыми» государствами «под охраной Германии» или «под протекторатом Италии». Во время войны такой статус (с некоторыми отличиями) получили Словакия, Хорватия, Сербия, Черногория, Бирма, Филиппины. Они имели свои правительства, органы власти, вооруженные силы и другие признаки государственности. Отдельные из них («Словацкая республика» и «Независимое государство Хорватия») получили дипломатическое признание и фактически рассматривались Германией, Италией и Японией в качестве «полноправных» союзников наряду с Венгрией, Румынией, Болгарией и Финляндией.
На территории оккупированных Дании, Норвегии, Нидерландов, Бельгии, Франции, Греции также действовали собственные «правительства», сформированные либо из местных сторонников нацизма, либо из лиц, готовых «сотрудничать» с оккупантами.
Случалось, что оккупантам не приходилось прилагать чрезмерных усилий, чтобы найти себе помощников. Так, последний президент Чехословакии Эмиль Гаха стал «Государственным президентом Протектората Богемии и Моравии», а министры чехословацкого правительства продолжили работать на своих должностях. В Дании вообще не пришлось нечего менять. И король Кристиан Х, и премьер-министр остались в стране. Правительство оккупированной нацистами Дании возглавлял социал-демократ (!) Торвальд Стаунинг, занимавший эту должность с 1929 года. В стране действовали политические партии и даже проводились демократические выборы. Коалиция во главе с социал-демократами руководила правительством до самого 29 августа 1943 г., когда его деятельность была прекращена немецкими оккупационными властями.
Мы привыкли называть такие «правительства» на оккупированных территориях «марионеточными», но давайте не забывать, что уровень их «марионеточности» существенно отличался. Некоторые из коллаборанских правительств выглядели настолько «солидно», что их законность признавали не только Германия и ее союзники, но и некоторые нейтральные государства, и даже противники.
В качестве примера приведу такой эпизод. 1 января 1942 года 26 государств, воевавших против стран Тройственного пакта, подписали Вашингтонскую Декларацию («Декларацию Объединенных Наций»). Среди них: СССР, Великобритания, США, Китай, их союзники, а также эмигрантские правительства оккупированных стран. Но, что интересно, среди них нет представителей Дании и Франции... Почему? Потому что не существовало на то время других признанных в мире правительств этих стран, кроме правительства А.Ф. Петена во Франции и Т. Стаунинга в Дании. (Последняя, кстати, незадолго до этих событий присоединилась к Антикоминтерновского пакта.) Несмотря на то, что Франция и Дания были оккупированными странами, их правительства были не только легитимными, но и признанными некоторыми странами, входящими в антигитлеровскую коалицию. Так, дипломатические отношения СССР с Францией, Данией и Словакией были разорваны только после нападения Германии и ее союзников в июне 1941 г., а дипломатические отношения США и Канады с «правительством Виши» были разорваны только после начала высадки войск союзников в Северной Африке в ноябре 1942 г.
Оккупационный режим в отдельных странах также имел существенные различия: от сравнительно мягкого в Дании («образцовом протекторате») и странах Западной Европы, до чрезвычайно жестокого на Востоке Европы (в Польше, Югославии, на территориях, входивших в Советский Союз). Разным был и уровень привлечения представителей оккупированных народов к работе в органах оккупационной власти: от рядовых «полисменов» до чиновников с титулами «министров».
Не будем подробно останавливаться на теме «коллаборации» (сам термин впервые употребил Анри Филип Петен, маршал Франции, глава «правительства Виши»), достаточно сказать то, что оккупанты находили себе многочисленных помощников во всех оккупированных странах и даже среди таких угнетенных нацистами народов, как поляки, сербы, украинцы, белорусы и (что уж совсем странно) евреи. Что касается последних, то достаточно вспомнить, что существовал так называемый Имперский Союз немецких евреев. Среди коллаборантов были разные люди, попадались и «не самые худшие», кое-кто из них руководствовался не только шкурными рассуждениями (выживания, обогащения, мести или карьеры), но и искренне считал, что сотрудничая с немцами или японцами, приносит пользу своим народам.
Вы, возможно, спросите, к чему я веду? Зачем весь этот экскурс в историю? А дело в том, что при всех отличиях, существовавших в положении Украины, Польши, Франции, Люксембурга или Дании во время Второй Мировой войны, сущность везде была одинакова — нацистская оккупация. Тот факт, что в Дании существовало и действовало законное, легитимное, признанное правительство, еще не является свидетельством того, что Дания была в это время независимым государством, что «не было никакой оккупации». Наоборот, несмотря на существование всех признаков независимой государственности, она была оккупированной страной, и период с 9 апреля 1940 г. по 10 мая 1945 г. необходимо рассматривать как период немецкой оккупации.
С другой стороны, тот факт, что Люксембург, Эльзас и Лотарингия, Судеты, Словения, Гданьск или Клайпеда были включены в состав Германии, что их жители получили немецкое гражданство, а мужчины призывались в немецкую армию, вовсе не является свидетельством того, что там «не было никакой оккупации». Наоборот, несмотря на свой статус, эти территории были оккупированными, немецкая власть и здесь была оккупационной, а немецкий вермахт, хоть в нем и служили представители местного населения — оккупантами.
Тот факт, что к созданию «нового порядка» в Европе и «сферы сопроцветания великой Восточной Азии» привлеклись не только немцы, итальянцы и японцы, но и представители многих других народов, не опровергает того факта, что для народов оккупированных стран новые порядки были иностранным порабощением. И то, что оккупация могла осуществляться в виде «независимого государства», не может ввести нас в заблуждение, потому что мы понимаем, что главное — не внешние формы, а суть явления.
Так, японцы, пытаясь усилить свои позиции в оккупированной части Китая, создали в 1940 году в тогдашней столице Нанкине «Центральное правительство Китая», которое возглавил Ван Цзинвей. (Кстати, не последний человек в довоенном Китае: был соратником Сунь Ятсена, какое-то время премьер-министром, заместителем Чан Кайши в Гоминдане). Это правительство имело довольно многочисленную армию в 800 тыс. человек, преимущественно из бывших солдат гоминдановской армии, которая вместе с японскими войсками воевала против других китайцев, «коммунистических». Но, зная эти факты, осмелимся ли мы утверждать, что не было никакой японской оккупации, а была «всего-навсего» гражданская война между «тремя Китаями»? Нет, потому что мы прекрасно понимаем, что, несмотря на всю трагичность событий в тогдашнем Китае, сутью этих событий была японско-китайская война и японская оккупация части страны, которая пыталась спрятаться за существованием якобы китайского «Центрального Правительства».
А теперь вернемся к истории Украины и сравним. Сущность «Советской Украины» та же самая — иностранная оккупация, иностранное порабощение. Отличия от судьбы других стран только в деталях.
Нужен ли «Музей советской оккупации»? Да, нжен. Как напоминание о прошлом зле, как красный свет, как знак предупреждения на опасных перекрестках — «Осторожно!», «Будьте бдительны!» Бесспорно, это не музей восковых фигур или «Творческий Арсенал», и я не думаю, что будут люди, которые будут ходить в такой музей многократно и получать от этого удовольствие. Любому человеку не нравится, когда ему напоминают неприятные страницы прошлого. И не стоит это делать ежедневно. Но, с другой стороны, забытое зло имеет привычку снова и снова возвращаться. История ХХ столетия — этому свидетельство. Мы делаем прививки от тяжелых болезней, а иногда нужно делать прививки нашей памяти, нашей совести. Наверное, нужно хотя бы раз в жизни побывать в таком музее, осознать всю преступность коммунистической тоталитарной системы, чтобы на всю жизнь получить иммунитет против любых форм лжи и насилия, против любых тоталитарных идеологий, независимо от того, за чем они прячутся: за звездами, свастиками или крестами.
