На мастер-классе «Школы качественной журналистики» довелось познакомиться с главным редактором газеты «День» Ларисой Алексеевной Ившиной, и вследствие этого я прочитала все книги из «Библиотеки «Дня». Люблю, когда книга прочитана, а проблемы, поднятые в ней, мысленно не стихают, волнуют, смущают. Вот так и книга «День і вічність Джеймс Мейса». Сколько уже было сказано, в большинстве своем голословно, о Голодоморе, о геноциде украинского народа. А здесь как будто простые слова, а сколько в них чувства. И должно быть стыдно — почему человек другой национальности сумел увидеть и почувствовать эту боль, а нас это как будто и не касается? Это как Чернобыльская катастрофа, есть 26 апреля и все: телевидение, газеты, радио, политики (!) вспоминают, грустят, сочувствуют. Есть 1 декабря и все поголовно борются со СПИДом. Однако, чтобы помнить другие 364 дня о всяких трагедиях, это так же никаких нервов не напасешься...
Возможно дело в том, что мы этого не переживали, не почувствовали сердцем, не проверили на себе. Ну и что, что бабушка рассказывала? Так это когда еще было! Кстати, как они жили тогда, бедные, не только голодая, да еще и без мобилок и интернета? Несомненно, это трагедия. Недавно в библиотеке я взяла книгу о голодоморе на Полтавщине, воспоминания тех кто уцелел. Если опустить удивленные глаза библиотекаря, когда она заполняла формуляр, то на удивление сильное впечатление произвел на меня вот этот отрывок: «Помню своего дедушку, Кузьму Моисеевича. Летом 1933 года видел его больным и голодным. Он лазил под шелковицей и ел ягоду, которая падала на траву. Как-то бабушка, когда я был у них, дала мне кусочек хлеба. Дедушка взглянул на меня, когда я его ел. Сколько раз меня мучило потом раскаяние, что я не отдал ему этот хлеб. В памяти моей сохранился не так образ дедушки, как его голодные глаза. Их я вижу, как вспомню, и слезы наворачиваются на глаза...» Страшно! О подобном лучше забыть, чем ощущать. Чем понимать, что значит носить подобный груз на душе.
У меня также есть два воспоминания о Голодоморе, если можно так сказать... Меня сызмальства родители отправляли на лето к бабушке. Еще тогда я была стопроцентной совой — любила спать до обеда и, соответственно, засыпать глубокой ночью. Но бабушку такой распорядок дня не устраивал, поэтому спать мы ложились рано. И что его делать, когда спать не хочется? Разве что радио слушать, которое говорит на всю хату, пока в 12 гимн не заиграет. Новости, концерты, радиопьесы... И вот как-то слушала я передачу о Голодоморе. Тогда я впервые узнала об этом. Там женщина очень приятным голосом (наверное, народная артистка) рассказывала истории-воспоминания. В памяти запечатлелась одна. Со слов человека, у которого была сестра, а может, дочь. Имени не помню, а помню, что там описывалось ее очень красивое личико. Знаете, как гоголевская Оксана — черные брови, коралловые уста, длинные черные косы... Трудно жилось. Всем, не только этой девочке красивой. И вот как-то послала мать девочку к соседке терку в долг взять, чтобы натереть из кукурузы муки и слепить блинчики. И девочка ушла. И не вернулась. Очень долго ее не было. Родители забеспокоились. Все же, по-видимому, это дочка была. Отец побежал к соседям спросить, как давно девочка от них ушла. А в ответ услышал, что она вообще не приходила, и быстро в хату, да еще и двери на крючок закрыли. Он понял, или почувствовал, что здесь что-то не так. И выбил двери. Забежал в хату и как будто сквозь пелену на глазах увидел, что на печи стоит большой чугун, а в нем детские ручки. Выбежал он в сени с горячим чугуном в руках, и только тогда заметил там голову девочки. Невероятно красивой. И у глаз, как будто слезинка запеклась капля крови... Я не могу передать весь этот ужас, который я почувствовала, ведь не могла понять услышанное. И как же понять, когда тебе лет девять, а жизнь счастлива и прекрасна, что такое было на самом деле, что человек может быть таким жестоким? А может, доведенный до отчаяния? Но ведь человеком надо быть в любой ситуации? Как вообще человек может вынести подобные испытания?... Я очень долго подтыкала одеяло и с ужасом думала, что вот заиграет гимн, радио замолчит и наступит тишина. После такого рассказа она очень пугала...
Есть у меня мечта (и отсюда второе воспоминание) стать сценаристом. Т.е. и журналистика мне нравится, но ведь на то она и мечта. Как-то в интернете на одном из сайтов я натолкнулась на конкурс сценариев и вспомнила об этой мечте (не то, чтобы я о ней забывала, но не в этом дело). Вообще, это как будто и не конкурс был, просто каждый, кто хотел, присылал сценарий, а читатели и, что главное, профессиональное жюри его оценивали. Я решила не терять шанса и написала сценарий короткометражного фильма. Незадолго до этого я прочитала о «законе трех колосков» и решила, что это будет моя основная идея. Голодомор, женщина-вдова, которая пытается спасти двое детей от голодной смерти, и идет на преступление — крадет зерно у государства... Читателям понравилось, комментарии были одобрительные. А потом слово взял один, наверное, известный сценарист. Тогда я могла процитировать его наизусть (это было года два назад), а теперь могу только сослаться на собственную память. Так вот, смысл был такой — если бы я была его студенткой, то он бы мне даже пятерку за старательность поставил. Но ведь нужно признать, что тему я выбрала слабоватую. Зачем сытому (это слово я очень хорошо запомнила), опытному во множестве сюжетов зрителю, слезливая история о том, что кому-то лет пятьдесят назад не было чего есть? Кому это надо?.. Сначала у меня была мысль написать сценарий крутого боевика, где в самом начале человека с именем и фамилией этого сценариста переезжает поезд в трех местах. А потом я задумалась. Вообще-то словно и не меня оскорбили, а зрителей, которые жуют попкорн и им все равно — комедия или трагедия. Но ведь не все люди такие? И почему «Список Шиндлера» — это трагическая история, а рассказ об украинском Голодоморе, это неинтересно? Вполне возможно, что я не смогла раскрыть полностью тему. Но если бы подобной темы коснулся, скажем, Стивен Спилберг, фильм о событиях 1932— 1933 годов зрителя бы так же не растрогал и он ничего не почувствовал? Возможно, дело было в том, что сайт был русский, а это украинская трагедия и боль нашего народа, которую не все хотят признавать. Процитирую Левка Лукъяненко: «Необходимо, чтобы кинофильмы о Голодоморе показывали не среди ночи, а когда люди могут их смотреть». А захотим ли мы смотреть?
Мы вообще не хотим помнить. Возможно, нам представляется, что так будет легче жить. Но по отношению к тому мальчику, который помнит глаза голодного дедушки, это несправедливо. А в душах тех, кто испытал в жизни несправедливости, нет покоя.
