Эту замечательную пианистку помнят меломаны со стажем, которые в 60—70-е годы посещали филармонию. Нелли Акопян-Тамарина — обладатель золотой медали Конкурса имени Шумана (1963 г.), выпускница Московской консерватории, последняя ученица знаменитого Гольденвейзера. Пианистка активно концертировала, делала записи шедевров мировой классики в Национальном доме радиозаписи Украины. Но вдруг Нелли Акопян-Тамарина исчезла с музыкального горизонта: сначала ей не давали работать тогдашние чиновники, а в 1977 году она уехала в Лондон. Там после довольно длительного перерыва пианистка продолжила свою исполнительскую карьеру, вновь стала преподавать и гастролировать по Европе. У нас о ней забыли... И вот — возвращение изгнанницы через три десятилетия. С большим успехом Акопян-Тамарина выступила в Москве и в Киеве (в рамках фестиваля «Владимир Крайнев приглашает»). Нелли приехала в нашу столицу по просьбе своего друга и соученика (В. Крайнева). Она сыграла концерт Роберта Шумана в сопровождении Национального симфонического оркестра под управлением Владимира Сиренко. А затем дала мастер-класс в Национальной музыкальной академии Украины.
Нелли Акопян-Тамарина поразила публику как изысканностью внешнего облика, проявляющуюся в прическе и в одежде, так и изысканностью и интимностью музыкального исполнения за роялем. Киевляне услышали удивительного Шумана: не только бурно восторженного, пламенно-порывистого, каким он предстает в традиционных интерпретациях, а необычайно хрупкого, ранимого, доверчивого... В игре Акопян-Тамариной сочетались мощный порыв и загадочность, классическое ощущение формы и романтическая импровизационность. Пианистка позволила публике заглянуть в самые глубины души композитора и увидеть то, что предназначалось для близких, а не для постороннего глаза: страх потерять самое дорогое. После концерта мы побеседовали с Нелли Акопян-Тамариной.
— Какие у вас воспоминания связаны с Киевом?
— Помню концерт с Филармоническим оркестром под управлением Натана Рахлина. Во время исполнения увертюры я вышла на улицу подышать воздухом, а потом охрана не хотела пускать меня назад в зал. Никто не верил, что такая молоденькая и хрупкая девушка именно та пианистка, которая должна выступать с прославленным дирижером... Впрочем, это было маленькое недоразумение. Я с большим удовольствием всегда приезжала в Киев. Среди музыкантов бытовало мнение, что если ты покорил киевскую публику, то экзамен на профессионализм успешно сдал.
— Нелли, вы были на вершине исполнительской карьеры, когда вам «перекрыли кислород»?
— Это случилось в 1974 году. Я работала солисткой Московской филармонии, куда меня взяли одновременно с Крайневым, Спиваковым, Петровым. Но моя сестра вышла замуж за еврея и подала документы на выезд в Израиль. Ее отъезд не мог остаться незамеченным, так как отец ее мужа, пианист Владимир Ямпольский, был концертмейстером легендарного Давида Ойстраха. Кстати, его родной брат, альтист Григорий Ямпольский, играл в оркестре филармонии, когда я выступала в Киеве. Короче говоря, меня стали вызывать на собрания, заставляя отречься от сестры. Я отказалась, и в наказание меня перестали выпускать за границу на гастроли. Доходило до абсурда — тогдашние власти не разрешили поехать в Цвиккау на вручение специального приза за лучшее исполнение музыки Шумана, который я получила в 1974 году (до меня обладателем этого почетного приза был знаменитый Эмиль Гилельс). Мне позволяли выступать только в Сибири. Причем гастроли проходили зимой: на дворе мороз минус 46 градусов, в залах сидело от силы десять человек. Перед выступлением рояль приходилось гладить утюгом, чтоб он оттаял. И такая ситуация происходила практически на каждом концерте, но я не роптала. Я была из тех артистов, кто не хотел уезжать из СССР, но меня фактически загнали в угол. Чтобы выпутаться из этой ситуации, я подала заявление о воссоединении с семьей сестры, которая в ту пору уже жила в США. Как только бумага на выезд пошла по тогдашним инстанциям, меня тут же выгнали из филармонии, а многие коллеги и «друзья» от меня отвернулись.
— Чем же вы занимались в отсутствие работы?
— Стала писать картины. Четыре из них выставлялись в 1975 году в Доме архитектора вместе с работами художников- профессионалов.
— А как вы оказались в Англии?
— На гастроли в Москву приехал оркестр Лондонской филармонии, где мой будущий муж работал скрипачом. Наша встреча была отнюдь не романтической: он случайно столкнул меня с лестницы, а потом помог подняться — так мы познакомились. Кстати, забегая вперед, скажу, что оформить брак мы не могли три года. Дело в том, что в Великобритании существует правило: если бракосочетание английского подданного происходит за границей, то после подачи заявления должен пройти 21 день, в течение которого любой человек может сообщить причину, если она существует, по которой данная пара не может быть расписана. А мужу в советском посольстве давали визу только на двадцать дней...
— Но в результате все завершилось хорошо?
— Несмотря на чиновничьи препоны, мы поженились. Через некоторое время мне удалось забрать маму. А отец, лауреат Государственной премии, был крупным специалистом в области военного моторостроения (еще Сталин посылал его в США работать на заводах Форда и наша семья жила в Америке), имел подписку о невыезде на 30 лет. Его, конечно, не выпустили из СССР и он тяжело умирал в одиночестве... Очутившись в Англии, мне как пианистке пришлось начинать почти все сначала. Не скрою, было очень трудно. Мне пришлось пересмотреть все музыкальное мировоззрение, но я не сломалась и работала по специальности.
— В одном из интервью вы признались, что ваши любимые композиторы Брамс и Шуман...
— Да. У меня в репертуаре почти вся фортепианная музыка этих двух гениев. Кстати, у композиторов даже была одна Муза: они любили одну и ту же женщину — Клару Вик (блестящую пианистку и супругу Шумана)... Для меня Шуман — хрупкий, робкий. Его музыка открывает дверь в сказку, где тебя ждет волшебство. Когда я играю произведения Шумана, то мне кажется, что публики в зале нет, а есть только я и музыка, которую играю, как для самого дорогого друга.
— Ваше черное концертное платье как будто пришло из времен Шумана и Клары Вик!
— Эту одежду я унаследовала от мамы. Я считаю, что концертное платье не должно отвлекать от музыки. Я очень тщательно подготовилась к игре в Колонном зале им. Лысенко: мы с настройщиком «почистили» рояль, т.к. модерновые инструменты я не люблю. Мне нужен рояль с душой. С электриком мы обговорили, какое должно быть освещение. Я считаю, что на концерте нет мелочей и все должно быть в гармонии...
