27 августа Украина будет отмечать 150-летие со дня рождения Ивана Франко и в этот же день наш знаменитый актер Богдан Ступка, в судьбе которого творчество Великого Каменяра сыграло огромную роль, будет праздновать свой 65-летний юбилей.
27 августа Богдан Сильвестрович приедет во Львов, чтобы поздравить с 94-м днем рождения свою маму, Марию Григорьевну, родившуюся с сыном в один день. Вот такая знаменательная дата в судьбе Б. Ступки — народного артиста Украины, лауреата Шевченковской премии, академика Академии искусств Украины, художественного руководителя главной драматической сцены страны — Национального театра им. Ивана Франко.
ПЕРВАЯ ШКОЛА — ЗАКУЛИСЬЕ ЛЬВОВСКОЙ ОПЕРЫ
— Традиционно творческий сезон театра будет открываться спектаклем — жемчужиной из наследия Ивана Франко — драмой «Украденное счастье». На многие годы образ Мыколы стал одной из любимейших ваших ролей. В спектакле, живущем десятилетиями, казалось бы, все сыграно-переиграно. Богдан Сильвестрович, неужели находите что-то новое в давно известном?
— То, что написано на века, устареть не может. К тому же с этими ролями и ты становишься старше, изменяешься, поэтому появляются новые нюансы, иная психология. А в хорошей драматургии скрыты такие неограниченные возможности, что это просто пиршество творчества для актера! Я в этой роли в театре видел еще Амвросия Бучму где-то году в 1954-м.
— Те юношеские впечатления помогали потом при создании своего Мыколы Задорожного?
— Где-то в классе десятом я посмотрел еще и фильм-спектакль, как сейчас помню, во львовском кинотеатре «Зірка», — впечатление было огромное. Мне этот «вуйко» в исполнении Бучмы так понравился, таким он был настоящим, правдивым, говорил на таком своеобразном диалекте. Я пришел домой, закрылся в своей комнате и пытался копировать его голос, манеру, походку...
Конечно, я тогда даже и представить не мог, что когда-то смогу сыграть эту роль, а из того копирования осталась сохраненная мной бучмовская мелодика речи, отношение Мыколы к Анне, его сила и слабость...
— Интересно, почему вас, тогда молодого человека, привлек образ Мыколы, скорее это должен был быть красавец-легинь Мыхайло?
— Наверно, тема любви, женской измены меня привлекла тогда. Не знаю почему, но мне всегда нравилось играть роли несчастных людей, жалеть их.
Когда Сергей Владимирович Данченко дал мне роль Мыколы в «Украденном счастье», в ту пору я только что женился, и для меня были актуальными сопутствующие чувства: ревность, измена, возможность развода... Я все переводил на образ Мыколы, ощущал его характер до мельчайших подробностей и хорошо понимал его состояние. В общем, все как в жизни... Хотя я всегда помнил уроки моего театрального учителя Бориса Тягно, говорившего: «То, что происходит на сцене, это как в жизни, но на каблук выше, это не бытовая правда, а художественная». С драматургией Ивана Франко в моей жизни многое связано, даже театроведческий диплом в Институте им. И. Карпенко-Карого назывался «Мой Мыкола Задорожный». Было очень интересно его писать, окунуться в мир этого героя полностью, не отвлекаясь ни на театр, ни на кино. Может, когда-нибудь соберусь, сяду и напишу книгу...
— И начнется она с того, как у вас впервые появились мысли о театре?
— Вначале я мечтал стать врачом, прочитал роман Кронина «Цитадель» и загорелся этой идеей. Но когда после аварии увидел у брата рану на плече с запекшейся кровью, то чуть не потерял сознание, и тогда понял: медицина — это не мое. А театр был в жизни моей с ранних лет. Помню знаменитый Львовский оперный. Именно там я начал лицедействовать, когда мне было лет 14. К нам в город приезжали на гастроли разные театры, и я принимал участие в их спектаклях, видел на сцене лучших тогдашних артистов. Например, в «Днях Турбиных» играли Лилия Гриценко, Якут, Евгений Леонов (он хотя и был молодым, но уже лысым), Евгений Урбанский тогда играл в массовке... Я помню Фаину Раневскую в спектакле «Деревья умирают стоя» и замечательную игру Георгия Вицина, видел легендарную Аллу Тарасову во МХАТовском «Идеальном муже», знаменитых Ангелину Степанову, Анатолия Папанова, Евгения Весника... Благодаря отцу, который пел в хоре оперного театра, я имел возможность проникать в зал и видеть все спектакли. Это стало лучшей сценической школой, оставило след, отложилось в подсознании и определенным образом меня образовало как артиста. Представьте, я слышать как поют Лемешев, Козловский, Лисициан. Могу гордиться, что сам Сергей Лемешев меня по голове гладил...
— Скоро будет 30 лет, как вы живете и работаете в Киеве. Уже перестали ощущать себя львовянином?
— В общем-то, да. Но что-то львовское все равно во мне осталось навсегда. Чаще это проявляется на сцене. Так «львовские» черты я внес в образ Зигмунда Фрейда в спектакле «Истерия». Например, зонтик, с которым я не расстаюсь по ходу постановки. Это напоминает о Львове, т.к. там часто падают дожди...
— Видите, даже по-львовски говорите характерно — «дождь падает»...
— Да, живя во Львове, я любил с зонтом выйти в дождь, поднять воротник плаща и прогуливаться по городу... Помню старых львовских интеллигентов, которые, приветствуя друг друга, приподнимали шляпы: «Мое поважєння! Як здоров’я? Вітаю вашу родину! Цілую ручки, пані! Прошу, перепрошую, евентуально, автентично...» Конечно, это все из прошлых времен, сегодня новое поколение львовян разговаривает по-другому. Но во мне осталось многое, заложенное мамой, отцом.
— Богдан Сильвестрович, как вы объясняете природу вдохновения? Что это, как оно появляется? Его приходится ждать, вызывать в себе или оно приходит само в соответственный момент?
— Наверно, это вещь подсознательная, его можно «поймать» или нет. Например, позапрошлым летом меня пригласили на Московский кинофестиваль, но поехать не смог, т.к. играл в спектакле «Тевье-Тевель», закрывающем сезон. Сижу, гримируюсь — и вдруг звонок по мобилке, и мне сообщают фестивальные новости: «Вы получили приз за «Лучшую мужскую роль» в фильме «Свои» Месхиева. Вышли на сцену Алан Паркер и Мэрил Стрип. Они вручают приз. Паркер сказал, что за последние семь лет это лучшее кино, которое он видел». В ту минуту я очень жалел, что сейчас не там, а тут, в театре... Но прозвучал третий звонок, и я на таком подъеме играл! Наверно, это был лучший спектакль за все время его существования (а «Тевье-Тевеля» я играю с 1989 года). Какое у меня в тот вечер было вдохновение! Откуда оно возникло? Наверно, из радости, что так высоко была оценена моя работа и у нас действительно получился хороший фильм...
«КИНОБОМБОЧКА» ОТ СТУПКИ
— В последние годы вы много и успешно снимаетесь. Какими киноработами порадуете зрителей в ближайшее время?
— Скоро приступаю к озвучиванию фильма «Юнкера» по Куприну. Эту картину на «Мосфильме» снял наш бывший киевлянин, актер и режиссер Игорь Черницкий. Закончил съемки у Киры Муратовой в фильме «Двое в одном» — вот такое название с сексуальным оттенком. Там моей партнершей была Рената Литвинова. Думаю, что это будет интересная лента — такая небольшая «кинобомбочка» для зрителей... С Ренатой очень хорошо работалось, необычно и интересно. Еще у меня была одна большая работа в Москве — это восьмисерийный телефильм «Частный заказ». В нем я играю роль олигарха. А последняя моя киноработа — фильм «Полонез Кречинского», в котором соединены три пьесы Сухово-Кобылина — «Свадьба Кречинского», «Смерть Тарелкина» и «Дело». Там я играю Варравина. В перспективе, где-то в декабре, планируется начать съемки «Тараса Бульбы». Его будет снимать известный кинорежиссер Владимир Бортко. Он закончил Киевский театральный институт им. И. Карпенко-Карого (кинорежиссуру), потом уехал работать в Санкт-Петербург. Зрителям он хорошо известен по фильмам «Собачье сердце», «Идиот», «Мастер и Маргарита» и другим. Несомненно, «Тарас Бульба» — объемная и очень сложная работа. Мне предстоит сыграть главную роль. Я предложил Бортко, чтобы художником фильма стал известный украинский художник-график Сергей Якутович. Я уже видел портрет, на котором он изобразил меня в роли Тараса Бульбы: лицо, будто высеченное, мужественное выражение, оселедец казацкий. Мне очень понравилось именно такое видение образа, думаю, от него и буду отталкиваться в роли. Режиссер сказал, что ему нужен психологический вариант этой истории. Бортко хочет уйти от ложного патриотизма, надуманной красочности, псевдонационального... Вообще в кино у меня действительно много предложений. В ближайших планах — съемки в Питере о пушкинских временах, учеба в лицее молодых Кюхельбекера, Пущина, Пушкина. Мне предложили сыграть роль директора лицея, он, оказывается, был из Украины...
— А в театре что нового собираетесь сыграть?
— У меня есть давняя мечта — сделать роль без слов... Интересно попробовать создать образ только при помощи взглядов, жестов, мимикой, пластикой, но чтобы зрителю все было понятно и без слов...
«ЖАР-ПТИЦУ ПОЙМАТЬ НЕВОЗМОЖНО»
— Вы очень много работали на украинском радио: спектакли, поэзия — на это сейчас не хватает времени?
— Да, но поэзию я по-прежнему люблю. Когда-то Сергей Данченко шутил, что я знаю только три стихотворения и только их читаю... Но у меня, действительно, есть три самых любимых стихотворения: «Поет semper tiro» («Поет завжди учень») Ивана Франко, «Крила» Ивана Драча, «Птиця» Жака Превера. Именно их я считаю важнейшими заповедями в творчестве. Вообще, обращаю внимание на поэзию, по-настоящему затронувшую душу...
— Если вспомнить о сказочных птицах, то свою жар-птицу вы еще ловите или уже за хвост держите?
— Не знаю... Думаю, что, наверное, ее поймать невозможно. Такой символ красивый, а поймаешь — и что с ней делать будешь? Может лучше за хвост держать, тогда она тебя нести будет ввысь, будешь лететь, вершины покорять...
— Богдан Сильвестрович, как вам кажется: что самое важное в жизни?
— В жизни все самое важное. Есть у И. Карпенко-Карого в «Суете» такая фраза, что самое важное — это ум, образование и талант. И я полностью с этим согласен...
НОВАЯ ИПОСТАСЬ
— У вашего сына Остапа, ныне известного актера и телеведущего, был выбор иной профессии?
— Нет, он вырос за кулисами. Когда Остап заканчивал восьмой класс, я его спросил: «Куда будешь поступать?» Он отвечает: «Туда!» — «Куда, туда?» — «Да в театральный же!» Я ему не мешал и не помогал. Я что — должен за него на экзаменах петь, стихи читать? Он сам сделал свой выбор. Поставил цель и добился ее.
— Как художественный руководитель театра, коллега и просто отец вы довольны работой Остапа Ступки как актера?
— За последние годы Остап очень вырос в профессиональном плане, набрался сценического опыта. Я считаю, что он очень достойно играет в спектаклях «Мама...», «Ревизор», «Царь Эдип», «Братья Карамазовы». А какой фантастический у него получился образ Сальвадора Дали в спектакле «Истерия»? Как актер я восхищаюсь его игрой. Иногда на сцене сижу, наблюдаю, как он работает, порой даже зависть берет, а бывает, засмотрюсь и реплику забуду... Остап подходит и шепчет, подсказывает мне...
— Вы для сына непререкаемый авторитет?
— Наверно, нет.
— Вас это огорчает?
— Да нет, так должно быть. Остап взрослый, умный человек. Зачем мне вмешиваться в его жизнь? Он много читает, покупает все книжные новинки и поэтому в курсе новостей культуры... Я могу ему что-то подсказать на репетиции или в спектакле... Кстати, я это делаю не только для Остапа, но стараюсь помогать всем нашим актерам.
— Теперь будет возможность высказывать свое мнение также новоиспеченным студентам. Почему вы решили пойти в педагоги?
— Меня уже давно приглашали преподавать в Театральный институт, но только сейчас я реально почувствовал, что смогу найти общий язык со студентами, решившими выбрать актерскую профессию, и смогу их чему-то научить.
— О чем самом главном вы планируете им говорить?
— Мне кажется, что точное знание этого возникнет в процессе учебной работы. Кстати, вспомнилась одна театральная байка: когда Романов набрал свой первый курс, он пришел на пару и вместо двух часов разговаривал со студентами четыре. Вышел из аудитории уставший, потный, но довольный: вот, я им все рассказал. А его коллеги-педагоги спрашивают: «А что же вы им будете преподавать четыре года?» — «Как? — удивился он, — так я же все рассказал им за четыре часа...» Мне кажется, что можно преподавать компактнее по времени. Впрочем, буду со своими студентами науку осваивать тщательно...
— Сколько на вашем курсе студентов?
— 24 человека. Это экспериментальный курс: студенты разного возраста, национальности. Занятия по специальности будут проходить на базе нашего театра, а общие дисциплины — в институте. Мы планируем каждый год обучения посвятить определенной теме. Первый год — фольклор любого народа, но только на языке оригинала. Если у них получится хороший спектакль, то дадим возможность играть его на франковской сцене по понедельникам. Второй год будем осваивать Шекспира. Потом Чехова и Ибсена, а заканчивать будем украинской комедией и интеллектуальной драмой, произведениями И. Карпенко-Карого и Леси Украинки. Я считаю, что студенты будут лучше подготовлены, если на практике в театре пройдут свое обучение на лучших образцах мировой и украинской драматургии.
«УЮТНАЯ КРЕПОСТЬ»
— Богдан Сильвестрович, что для вас на первом месте — семья или театр?
— А эти понятия для меня оба на первом месте. Театр и семья! Дом и театр! Вот эти два столпа, на которых стоит моя жизнь. А так как все мои родные — люди театральные, то все, что происходит — разговоры, дискуссии — только об искусстве. Мне кажется, это огромное счастье, когда родные люди понимают друг друга. Семья — мои лучшие друзья. Мама, дай ей Бог здоровья, жена Лариса, сын, внук, внучка...
— Ну, а жена Лариса Семеновна — самый верный друг?
— Мне чрезвычайно повезло, что судьба нас объединила с Ларисой. Она замечательная жена, прекрасно меня понимает, она — мой надежный тыл и знает как создать для меня самую лучшую творческую и бытовую обстановку. У Ларисы была возможность сделать карьеру, она была хорошей балериной. Когда я смотрел, как она танцует, то мне на сцене она напоминала Галину Уланову. Ларису Юрий Григорович приглашал поработать. Но когда родился наш Остапчик, то материнское чувство, забота о доме взяли верх над ее карьерой. Конечно, это было непросто, с болью приходилось отказываться, но таким был ее выбор. Лариса необычайно мудрая женщина, добрая, умеет прощать. Бывало, в молодости, когда мы поссоримся, я сижу — дуюсь. Она подойдет, погладит по голове и скажет: «Иди покушай, а потом дуйся сколько угодно». Этими простыми словами она меня просто обезоруживала. Ларисиными усилиями наш дом — «уютная крепость», и я из поездок хочу поскорее туда вернуться.
— Всем вместе часто удается собраться?
— Мы стараемся встречаться всей родней по выходным. Можем дома посидеть или пойти куда-нибудь: в ресторан, кафе. Для Ларисы — величайшее удовольствие, когда вся наша семья собирается вместе. Я вижу, что в те моменты она действительно счастлива и не скрывает своих чувств. Я, конечно, в эмоциях более сдержан, но, когда вижу лица родных и дорогих людей, то становится хорошо на душе. Вы знаете, у меня была мечта жить в одном доме, вместе обедать, ужинать за большим столом, чтобы все были на глазах...
— В жизни бывают разные периоды. Какой для вас был самым лучшим, что было сложного в самом плохом?
— Самый лучший — тот, которого еще не было. И молодость, конечно. Как-то спросили одного старика: «Когда вы были счастливы?» Он ответил: «При Сталине». — «Да как же так, при этом тиране, почему?» — «А я тогда был молодой», — сказал старик. Вроде, в последнее время с творчеством у меня все складывается хорошо... И от этого немного боязно. Ведь постоянно счастливо не могут выстраиваться планеты. Но даже в самые лучшие периоды я помню, что все может измениться. От неудач и неприятностей никто не застрахован навсегда, а плохое и хорошее идет рядом, параллельно... Творчество — это не такая уж радость, это мучение...
— Ну, мучение, наверное, — процесс освоения роли, а когда уже есть результат, а тем более успешный, то тогда это уже радость?
— Да, в процессе рождения роли обычно комплексуешь: получится — не получится... Вроде, много знаешь, за плечами есть опыт, определенное мастерство, понимание профессии, но всегда хочется найти что-то новое, нехарактерное для себя, уйти от наработанных штампов. Я всячески стараюсь избежать определения «актер одной роли». Несомненно, перевоплощение — трудная штука, нужно все в себе менять, каждый раз как на прокрустово ложе загоняешь себя, но перевоплощение для меня — это высший пилотаж актерской профессии.
— Вы согласны с утверждением, что все актеры по сути своей — скоморохи?
— Скоморохи не только актеры, а и все люди вообще. Гениальнее Шекспира не скажешь, что «весь мир — театр, а люди в нем — актеры»! Правда, я люблю продолжить это умозаключение фразой Григория Сковороды «и каждый играет ту роль, которая ему предназначена».
