Он родился в Запорожье. В поселке Карантинка в семье Ивана Демьяновича и Анисьи Митрофановны росло- подрастало семеро детей. Илья Иванович Коперчук как раз и был седьмым ребенком в этой дружной работящей семье.
Любовь к авиации привела 14-летнего паренька в Запорожский аэроклуб. Правда, пришлось Илье добавить себе один год, чтобы зачислили курсантом в планерную группу. Однако вскоре самый молодой курсант аэроклуба уверенно летал на У-2. Заканчивая среднюю школу, Илья уже сам обучал летному делу двух новичков. В 1936 году курсант Запорожского аэроклуба И. Коперчук был отобран госкомиссией в 1-ю военную школу летчиков-истребителей им. Мясникова, где успешно освоил новый истребитель И-16. После окончания школы военлетов в Севастополе лейтенант И. Коперчук направляется для дальнейшего прохождения службы в Гореловскую истребительную бригаду ПВО г. Ленинграда, откуда молодого летчика берут в отряд особого назначения. Отряд этот должен был сражаться в небе Испании. Но летчики, которые под видом туристов уже в Лондоне ожидали команды продолжать свой путь через Париж и Мадрид, были отозваны назад.
В 1940-м Илью Ивановича переводят в только что сформированный 148-й истребительный авиаполк, базирующийся в Либаве. Учащаются нарушения воздушной границы со стороны фашистской Германии. Инструкции строго запрещают открывать огонь по нарушителям с первой атаки, а со второго захода догнать их практически невозможно. Они уходят вглубь Балтики, в сторону Норвегии. И наши летчики, увлекшись погоней, нередко гибнут в море из-за нехватки горючего на обратный путь. Звеньями по три самолета устраивают своеобразные засады на нарушителей ближе к границе, в Паланге. А до войны уже остаются считанные дни... Однако я несколько увлекся. Лучше, думаю, о боевом пути ветерана расскажут эти эпизоды из его мемуаров в двух общих тетрадках, которые однажды по воле случая оказались в моих руках.
НЕБО 1941-го
В ту ночь я со своим звеном был в засаде на нарушителей нашей воздушной границы. Еще не утих скандал после того как мы «забыли» существующие инструкции и, открыв огонь по нарушителям с первой атаки, завалили два гитлеровских самолета в Балтийское море. Дело едва не дошло до трибунала. Но мы стояли на своем: действовали согласно инструкций...
Светало. Близилось утро 22 июня 1941-го. Неожиданно предрассветную тишину разорвали артиллерийские залпы. Я бросил взгляд на хронометр. Было 3 часа 15 минут.
Личный состав — возле самолетов. Отдаю приказ на вылет. Взлетели.
Утро обещало быть солнечным. Сверху хорошо просматривались наши границы под артобстрелом. «Неужели война?!» Я не решался ответить на этот вопрос.
В воздухе самолетов противника не было. Да если бы мы и встретили их, вести бой все равно не смогли бы — горючего в баках едва хватало на обратный путь в Либаву.
С восходом солнца с моря поплыл легкий туман. Сквозь его пелену был виден ехавший к нам бензозаправщик. Шум его двигателя заглушил нарастающий гул...
Гитлеровских бомбардировщиков было больше сотни. Шли они под прикрытием истребителей. Разделившись на три группы, начали бомбить наш аэродром, город, крейсер «Киров», который стоял на рейде. Готовые к вылету наши экипажи пытались подняться в воздух, несмотря на то, что противник буквально висел над головой. А мое звено вынуждено было прятаться в траншее. Рядом догорал бензовоз...
Из сотни наших самолетов уцелело лишь 18. Начальник штаба отдал приказ вылететь в Ригу. Оттуда мы перебазировались под Псков, где из нашей части и личного состава соседних полков была сформирована группа особого назначения. Командиром этой группы назначили меня. Нас бросали с одного фронта на другой. От Мурманска до Кавказа...
ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА
Гитлеровцы сжимают блокадное кольцо вокруг Ленинграда. Еще вчера линия фронта проходила в восьмидесяти километрах от Новгорода, а сегодня немцы уже хозяйничают в нем. Мы прикрываем Ил-2 и Пе-2. И на этот раз взлетели по визуальному наблюдению, когда они подошли к нашему аэродрому. Раций нет. Приходится смотреть в оба. Белые ночи уже заканчиваются.
Отбомбились ночью. Когда возвращались на свой аэродром, у моего самолета забарахлил двигатель. Я убавил обороты, чтобы приглушить тряску. Почувствовав опасность, оглянулся.
В хвост моей машины уже зашел фашистский истребитель МЕ-109.
Скорее всего, сработал инстинкт самосохранения. Раздумывать некогда. Бросаю самолет в пике — мотор неисправный, боеприпасы израсходованы полностью. Гитлеровец все время ведет огонь по мне, а я все время маневрирую скольжение то левой, то правой ногой. Решаю воспользоваться темнотой, выбираю внизу лесной массив. Чувствую, немец меня потерял. А у моего самолета движок совсем заглох — кончилось горючее. Планирую, теряя высоту. Не вижу, где можно было бы посадить самолет. Под крылом — болота, мелколесье. Держу прямо на лесной островок. И вдруг справа — поляна. Открываю фонарь, отстегиваю ремни, делаю правый разворот...
Очнулся на сеновале в сарае. Через щели между досок пробиваются яркие лучи солнца. Не могу понять, где нахожусь. На мне места живого нет. «Неужели я — у немцев?!». Нет, мой «ТТ» при мне... В щель видно приближающегося к сараю автоматчика в красноармейской форме.
— Живы, товарищ старший лейтенант? — помогает он мне приподняться.
— Кажется, жив... А где я?
— Мы вас из-под обломков самолета вытащили прошедшей ночью.
Подошел капитан-танкист. Он и рассказал мне, что произошло, как они меня подобрали, как немцы часа три бомбили место моей вынужденной посадки, приняв ее за наш полевой аэродром.
Перед отъездом я осмотрел свой истребитель. Даже лонжероны из хромированной стали полопались! А человек остался жив. Хотя и с большими синяками...
ПОЕДИНОК
Этот тяжелый воздушный бой шел почти над нашим аэродромом в Горелово. Остался я один на один с ME-109. Уже не надеялся выйти победителем из этого поединка. Опытный противник достался. Все время висит у меня на хвосте.
Вот он снова оказался позади моего И-16. Чувствую, сейчас — на вираже — будет прицельный огонь по моей машине. Резко сбрасываю скорость, уменьшаю радиус виража и сразу же даю полный газ. Теперь я уже зашел в хвост «мессера», теперь уже он у меня в прицеле. Не теряя времени, нажимаю на гашетку. Очередь. Еще одна очередь. МЕ-109 задымился и вспыхнул.
Но летчик, вижу, успел выпрыгнуть. Купол его парашюта забелел внизу, прямо над нашим аэродромом.
После посадки меня пригласили на КП, где, нахохлившись, стоял гитлеровский летчик. Он был в звании подполковника, уже в возрасте. Неплохо владел русским...
— Кто меня сбил? — услышал я, прибыв на КП.
— Да вот, он и сбил...
Когда гитлеровец увидел, что я еще совсем молод, он не поверил. Пришлось мне рассказать ему о своем маневре. Подполковник попросил разрешения пожать мне руку. Он имел на своем счету полторы сотни сбитых самолетов. Еще в Абиссинии начинал этот отсчет...
Еще не остыв после поединка, я не удержался и, уходя, сорвал железный крест с гитлеровского аса.
P.S Лишь несколько эпизодов из фронтовой жизни Ильи Коперчука. А сколько их было! Несмотря на то, что Илья Иванович позже возглавлял особую группу резерва Верховного Командования (в эту группу входило более 130 самолетов различного типа), он летал не меньше подчиненных. Несколько раз забрасывал наших разведчиков в глубокий тыл противника, со своим штурманом Николаем Олейниковым уничтожил больше десятка штабных пунктов врага. Летал в самую плохую погоду, которую называют нелетной, — в дождь и снег, при сильном ветре и низкой облачности, появляясь в тылу гитлеровцев в 2—3 часа ночи, вызывая панику своими снайперскими бомбовыми ударами.Закончив после войны командно-штурманский факультет Академии ВВС, Илья Иванович работал в ХАИ. Ему уже не пришлось самому испытать новые реактивные машины — фронтовые раны давали о себе знать. Пришло время уходить на заслуженный отдых. Но разве мог этот беспокойный человек вот так просто сидеть дома?! Он привык всегда брать штурвал на себя...
...К сожалению, Ильи Ивановича уже нет среди нас. Никогда он 9 Мая не пройдет в колонне ветеранов, не сядет за праздничный стол с однополчанами, не скажет: «А помнишь...». Но я всегда слышу знакомый мне голос: «Штурвал — на себя!»
